- Не люблю камины, - это пошло еще с начала карьеры. Руфус терпеть не мог камины. Нет, они универсальны и даже полезны, но ему больше нравится гулять пешком. Было в этой маггловской привычке что-то своеобразно романтическое, приятное, расслабляющее даже. А вот расслабиться и не забивать свою и без того переполненную голову перед визитом к Ариадне - это было необходимо. Руфус понял, что слишком напряжен. Столько сваливалось на его долю, но ведь не директору жаловаться на собственную судьбу, так?
Он и не жаловался, попросту не знал, что с этим делать. Собственная голова представлялась ему потеряй-комнату, в которой захламлено и спутано практически всё и это становится хуже. Уже завтра поставленные им барьеры и блоки слетят по велению чужой волшебной палочки, а походы к Ариадне больше походили на явку в больницу святого Мунго. Неприятно, даже не хочется, а что делать, если надо.
Это так же необходимо и не только потому, что Руфус хотел что-то скрыть. Причин и поводов для того, чтобы привести в порядок свои мысли и мироощущение было предостаточно. Если это не сделать сейчас, потом может быть поздно. Это Руфус усвоил почти сразу же в своей карьере. Некоторые вещи нельзя задвигать в дальний ящик, а вообще лучше ничего не откладывать на когда-нибудь потом. Любая мелочь может аукнуться в будущим, любая упущенная из виду деталь может стать ключевой, любое брошенное кем-то слово - важным. А голова... люди не представляют, что такое свое собственное сознание. Понимать это начинаешь, когда приходишь на сеансы ментальной магии и чувствуешь себя чуждым самому себе. И четко понимаешь - твоя душа живет отдельно от тебя. Хорошо ли это?
Он бережливо складывал в Омут воспоминания, те, которые считал нужными. Все-таки специфика его работы и подозрительность к самым разным вещам заставляла Руфуса оставлять не скрытыми некоторые вещи. И пока из головы на ниточке вылезали осязаемые, плотные, душные мысли, Скримджер рассматривал узоры на стенах, идеально ровный потолок, понимая, что несколько лет назад здесь жил его коллега.
Странное чувство. Почему он за него ухватился, Руфус пока еще понятия не имел, но, как обычно, предпочел оставить его в своей памяти. Не опускать на дно бесконечно загадочного Омута.
Нужно было как-то морально подготовиться, но Скримджер, конечно же, упустил на это время. Ариадна даже шанса подумать о чем-то отвлеченном не давала, сразу же втянув в рабочий процесс. То, что он здесь - не случайность, закономерность совокупности очень многих причин. Если бы он затянул это еще на неделю, кто знает, что за нее случилось бы. Для аврора не бывает "завтра", завтра для него попросту может не наступить.
Теперь она была его начальством. Они не в Министерстве, пора выключить этот комплекс человека, который рожден, чтоб управлять другими людьми и ни в чем не уступающий руководство собой самим. Ариадна знала свою работу намного лучше, чем он знал о ней даже поверхностно.
И стыдно признаться в том, что он вряд ли поддержал бы какой-нибудь глубокий разговор об окклюменции. Он глубоко вобрал в себя воздух и задержал дыхание на пару секунд. Это трудно. С одной стороны ты понимаешь, что можешь контролировать свои воспоминания для самого себя, но когда в разум проникает кто-то чужой, ты с трудом вообще себя осознаешь. Этого требуют долгие тренировки и не Руфусу сейчас от чего-либо отказываться.
Если перед ним поставлена задача, он в любом случае ее выполнит. А в ответ он только неуверенно кивнул, пряча машинально взгляд куда-нибудь вниз. Ариадна твердила - не смотри в глаза, но специфика его работы говорила о другом. Глаза твоего противника - это зеркало, в котором можно усмотреть, что угодно.
Она настолько быстро увлекла его в свой разум, что он даже не успел это осознать. Проникать в чужое сознание проще и намного удобнее, чем принимать там кого-то. На какое-то мгновение Руфус стал Ариадной Готье, это никак не передать по-другому словами. Он курил за нее, думал за нее, он ощущал как вибрируют ее голосовые связки при разговоре, как медленно и уверенно двигается ее взгляд. А себя он вовсе не узнавал. Руфус ли Скримджер это был перед ним?
Тонкая струйка дыма змеей проникла через ноздри куда-то в самый центр мозга и все погасло. Руфус сильно качнул головой, оказываясь на своем месте. Он даже немного подвигал челюстью, вдохнул побольше воздуха, чтобы убедиться, что в комнате никто в самом деле не курит.
Как просто обмануть мозг человека. Как много может эта магия...
Насколько многим может овладеть человек, умеющий правильно произносить не самое сложное на свете заклинание.
Он чуть нахмурился, выдавая собственное размышление. Он слишком много успел понять за эти несколько секунд (или минут?) контакта с чужим разумом. Он был успешным аврором, возможно, лучшим на своем веку, но окклюменция никогда не была сферой его профессиональной деятельности, его работа не обязывала его постоянно проникать в чужие умы. Для этого были другие люди...
И теперь он чувствовал себя пустышкой, не знающим, как правильно описать свои ощущения.
- Ты поставила блок на воспоминание о нашей встрече, - это было чистое предположение. Он мог ошибаться двести раз - к нему ведет дым от сигареты. И он до сих пор щиплет слизистую носа.
Но ведь дело состояло в другом.
Руфус как-то иронично усмехнулся.
- Мне стоило уделять этому больше внимания, - и теперь он почувствовал горчинку обиды - научи меня. Четко, холодно продиктовал Руфус и протянул Ариадне руки.

Даже позже Руфус ни за что не скажет, что это было просто. Вовсе нет. Как и к любому ограниченному волшебству, здесь нужен определенный талант, набор навыком, склад ума и характера, но лишь для того, чтобы заниматься этим профессионально или стать лучшим в своем деле. Ни того, ни другого Скримджер для себя не хотел. Он четко понимал, что ему нужно  делать и чего он хочет достичь после этих занятий - чтобы волшебник, который посмел залезть к нему в голову просто так не получил того, чего решил добиться. Любой волшебник. Любой, значит даже один из сильнейших.
Если придется трижды разочароваться в себе, пересмотреть свои взгляды и сделать нехорошие выводы, он все равно будет пытаться. Даже если это заведомо провально, Руфус все равно будет пытаться, прекрасно зная, что ничего в этом мире не бывает невозможного. Если он смог колдовать сильнейшие боевые заклинания, когда-нибудь и приёмы Ариадны станут для него привычной вещью. Нужно приложить лишь определенные старания, усердие и чего там еще прикладывают (святой подорожник).
Он даже не сомневался, что ошибается в своих выводах, посему ее вердикт не был для Руфуса открытием. Но, что приятнее было осознавать - ведь он где-то там в глубине своего сознания, это все понимал. Не рассказал вслух по причине... по типичной школьной причине - сказал то, что первое пришло в голову, вот и всё. Он чувствовал себя студентом, которого вызвали к доске, а он ничего не понимает и говорит все, что на уме. Нужно было немного подумать, проанализировать, только времени не было, а правильный ответ уже получен.
- Я понял тебя, - кивнул Руфус, выкинув эту фразу себе как камень под ноги. Нужно было собраться, потому, что он в самом деле понял, чего от него требуют и попытаться дать Ариадне плюс-минус толковый результат. Он не школьник. Не студент. Он взрослый человек, у которого имелась некоторая магическая подготовка. В конце концов, то, что он делает все это ради себя еще не означает, что у него есть право на оплошность.
- Попытаюсь - добавил Скримджер снова. У него попросту не было выбора. Единственное что - он не уточнил, какими механизмами можно и нужно переключать детали воспоминания и сопротивляться чужому продвижению по сознанию. Но если он снова что-то будет делать не так, Готье обязательно  ему скажет.
Удивительно было одно - почему она в этом заинтересована. По какому старому долгу он помогает ему вообще.
Но это Руфус задвинул на задний план. В очередной раз она провалилась в его сознание, а аврор уже успел позабыть, как это бывает неприятно. Словно твой разум - это круглая сфера, а ее разбивают неосторожным толстым кулаком на тысячу мелких осколков и все летит в пропасть. Как раз в этот момент партнер хватает воспоминание, интересующее его и утекающее и дергает сильно на себя, как смятую простынь - разворачивает и встряхивает.
И вот оно - воспоминание. Руфус не знал, почему именно это, для чего. Но в данный момент того захотела Ариадна, показывая ему на примере, насколько упорно может действовать противник.
Он увидел знакомые стены кремового цвета и распускающуюся орхидею на полке в розоватом горшке. Это было за несколько недель до того, как Миллисент стала Министром магии. Руфус торопливо попытался стереть детали обстановки, выбросить из сознания детали, но у него ничего не получилось и тут он совершенно случайно ухватился за серебряный браслет на запястье Бэгнольд. Тонкое алманизированное серебро, переливалось, сверкало. Она что-то говорила ему, а он попытался вспомнить, сколько простучали часы в зале. Раз-два-три... В следующее же мгновение воспоминание вдруг встало на свое место, перестало быть размытым - его попытки сопротивляться резко пресекли.
Он почувствовал, как мотает головой. Здесь, в реальности.
"Кое-что хочу сказать тебе", слышит он сквозь дымку свой собственный голос, с браслета поднимает глаза и точно видит лицо Миллисент перед собой, она широко улыбнулась своей самой простой, человеческой улыбкой. И это был тот самый косяк, об который запнулся Руфус, чувствуя, как его с головой накрывает воспоминание. Он думал о том, что слишком редко она так улыбается - как простой человек, в Министерстве - никогда.
Ее речь терялась, оставалась где-то под водой, а он попытался переключить внимание Готье на этикетку на бутылке вина. Мелкий шрифт, он пытается приглядеться, распознать, что это за марка и какого года урожай. Миллисент что-то говорит, а он до сих пор смотрит на вино и пытается акцентировать внимание на сливовом послевкусии.
"Конечно, нет", вдруг выпадает он из собственных потуг и снова слышит свой раздраженный голос, громко ставит бокал с вином на каминную полку и добавляет: "Я ничего ни от кого не требую", он медленно прикасается к своему виску, словно болезненно, а Миллисент просит сказать его что-то и этот взгляд, полный отстраненного холода и безразличия врезается в память.
Скримджер, что было силы, запротестовал, чувствуя, как вздрагивает само нутро. Раздражение растет. Не желая дальше пускать Ариадну в воспоминание, он что есть возможностей и насколько он вообще мог, растягивает изменчивость в ее лице, на котором медленно, но верное растет морщинка сомнения и недовольства. Скримджер глубоко, отчаянно медленно вздыхает и отводит внимание Ариадны на окно - за ним слышен хлопок трангрессии, неумело, но упрямо он пытается вернуть акцент на цифры на бутылке вина.