Свет словно бы обжигал его, готовясь растерзать на куски. Он смотрел на него словно бы кротко, опасаясь ступить и шагу. А Эрин лишь игриво наклоняла голову вбок, готовясь прямо сейчас схватить этого молодого человека за кисть, выдернув его всеми силами на то самое место, где она стояла сейчас. В искрящемся платье, прямо в эпицентре света, разрезающего тьму будто бы ножом, она была словно бы одета в платье из голубого огня. Она приняла печать огня, что легла на бледную кожу без боли да шипению А незнакомец выглядел так, будто бы он прожил уже не одну жизнь. Словно бы он уже годами ходил по коридорам этого огромного поместья, наверняка принадлежавшего тому человеку, которому нужно было больше всего признания. Как будто они не знают о том, что человеку нужна любовь, а не признание." Она улыбнулась собственным мыслям, сделав задумчивый глоток. Вино оставляло бардовые следы на её губах, которые Эрин не хотела даже замечать.

- Если вам интересна астрономия, то лучше смотреть на звезды поближе к Шотландии. - Бёрнс неуверенно кивнула. Если честно, она уже мало его слушала. Утонувший в тенях, он раскрывался перед нею, но не так, как раскрывается цветок. Он раскрывался прохладой покрова ночи, он рассыпался по скользкому полу россыпью жемчуга. Вот он уже не был молодым юношей, что хотел скрыться от людей. Он был принцем, опоздавшим к башне своей прекрасной принцессы. Преодолев долгий путь, перевалив через хребты и переплыв все моря, он дошёл до развалин старого замка, только чтобы понять, что нет там уже давно ни дракона, ни прекрасной принцессы. Что принцесса не хотела умирать в постели из роз, дожидаясь того, что может никогда и не прийти. Принцесса хотела танцевать и смеяться, смотря на то, что никому узреть не дано. Она скучала по шуму голосов, и она хотела уйти. И он просто ждал её, Полночный Царь. Да, Полночный Царь. она не будет спрашивать у него имени только чтобы не разрушить эту сказку. И Эрин улыбалась изгибом перепачканных вином губ тому, что Рабастан не мог слышать.

- "Удовлетворительно" по мнению комиссии ЖАБА, - отвечала она, качнув плечами. И даже Мерлину не было известно, было ли это подтверждением интереса, или же возражением догадке. Вопросы всегда были интереснее ответов, это Эрин знала прекрасно, и не сомневалась. Она оторвала взгляд от юноши, которого больше не хотелось вытаскивать на свет, и обратила его на звёзды. Кем же она могла быть в его сказке? Драконом, вернувшимся во дворец? Феей, то укажет путь, как вон та вот бледная путеводная звезда, или же ярчайший Сириус? А может быть, она была рассказчиком? - Надо же, Шотландия. Неужели за всеми этими тучами они хоть иногда видят небо? - Многое в Хогвартсе было прекрасно, но вот погода никогда не давала спуску любопытным ученикам. - Проживала бы я там чуть дольше, чем семь лет, я бы, несомненно, научилась видеть небо даже смотря под собственные ноги. - И только сейчас, посмотрев вниз, она поняла, что вполне могла увидеть звёзды и на отполированном полу. Но только в тех местах, куда не падал свет. "Неужели он не выходит из-за этого?"

- Но знаете, у Вас есть шанс меня заинтересовать, - Эрин не примечала отсутствия интереса в его голосе. Наверное, несчастному Рабастану придётся спасаться бегством. Или же принять её приглашение всё-таки поднять взгляд от носков собственных отполированных ботинок. - Не думаю, что Вы приняли бы моё приглашение переместиться в Шотландию прямо сейчас, - она не всегда понимала, почему соглашается так мало людей, - поэтому нам придётся довольствоваться тем, что открывает нам этот балкон. Надеюсь, что вы провели на нём не слишком много времени, и не успели всё-таки увидеть их все. Иначе мне придётся вести Вас на другой балкон, где мы увидим совершенно иные созвездия. - Или же придумывать те звёзды, которых на небе никогда и не существовало. Рассказывать о их смертях и рождениях, представляя их салютом над собственной гордо вздёрнутой головой.

- Ох, дорогая, почему ты просто не уйдешь от него?
- Всмысле?
- Извини?
- Ну, всмысле… что значит "не уйдешь от него"? С каких пор такие вещи стали вообще понятием "просто"? Разве это отношения подростков лет семнадцати, когда ты хлопаешь картинно дверью, после того как твой бойфрэнд переспал на выпускной вечеринке по пьяни с твоей лучшей подругой? Когда ты звонила ему двадцать семь раз в течении трех минут, и затаила смертельную обиду, придумав в своей блондинистой голове, что он тебе изменяет? После десятого года совместной жизни некоторые вещи ты уже просто глотаешь. И да, в пошлом смысле тоже – женщина улыбается, и продолжает,  – вы ссоритесь каждый день, будь то магазин, когда ты не разрешаешь ему взять третью коробку пива, или вместо мраморной говядины он кладет копченые ребрышки. Вы ссоритесь выбирая зубную пасту, рубашку для ужина, заправку по дороге, место для отдыха. Его бесят твои духи, тебя – его друзья. Он кричит, что ты тратишь его деньги, ты – что с карточки оплатили номер в придорожном отеле. Но… понимаешь ли, Жанет… ложась на свой бок кровати, обиженно сопя, едва ли не глотая слезы от боли и обиды,  смотря в стенку, и ощущая рядом его… Просто как он лежит на своем боку кровати, смотрит в потолок, от него пахнет выпитым виски, зубной пастой и лосьоном после бритья. Молчит, тяжело дыша. А потом такой: "Детка…"- и обнимает тебя сзади… Не говорит больше не слова, ни извинений, ни объяснения, просто прижимает тебя к своей груди…
И ты понимаешь, нет вернее… ты всегда знала, что… что все еще любишь его. Все эти десять лет, не смотря ни на что – ты не прекращала его любить. И уверена, что не прекратишь. Теперь ты понимаешь, почему вопрос "не уйдешь" – абсурдный?

***

" Это потому что она может родить тебе детей? Скажи мне правду Ниган! Я… ты знаешь, я… Господи, я перепробовала все! Я была у десятка врачей, сдали пинт двадцать крови за все это время, сотни анализов! Я обошла гадалок, целителей, шарлатанов. Я была в трех церквях, протестанты, баптисты, секты, вуду… А один священник вообще предложил попробовать сделать детей от него! Но… при всем абсурде, он выдал одну умную вещь… может Бог просто не хочет, что бы у нас были дети? Может…"
- О чем задумалась, детка?
- А? Хм, нет нет, просто думаю… Когда ты возьмешь отпуск?

***

- Люсиль, может ты прочитаешь нам самый любимый отрывок из этой книги?
- Конечно, одну минуту, это было где-то … - тонкие пальцы листают страницы, находя любимый отрывок. Глава пятнадцатая, страница…
- "…Дикарь все глядел: "О дивный... "- женщина замолкает, несколько секунд просто смотря в книгу. Моргает. Что-то не так, что-то… она не может, не может узнать, словно почему-то не может прочитать слово дальше. Лю виновато улыбается, поднимая взгляд на собравшихся.
- Прошу простить меня. Мне на секунду показалось, что я забыла, как читается эта буква.  Я… наверное, мало спала. Я продолжу:

" ...Дикарь все глядел. "О дивный мир! О дивный новый мир..." Поющие слова зазвучали уже по-иному. Уже не насмешкой над ним, горюющим и кающимся, не злорадной и наглой издевкой. Не дьявольским смехом, усугубляющим гнусное убожество, тошное уродство кошмара. Теперь они вдруг зазвучали трубным призывом к обновлению, к борьбе. "О дивный новый мир!" Миранда возвещает, что мир красоты возможен, что даже этот кошмар можно преобразить в нечто прекрасное и высокое. "О дивный новый мир!" Это призыв, приказ."

***

Она улыбается. Пускай болезненно, пускай через слезы, стараясь казаться сильной, показать, что ей не страшно. Страшно. Еще как страшно.
- Я знаю, милый, знаю. Просто… полежи со мной рядом. Так мне будет казаться, что ты… что мы просто засыпаем рядом. Что я проснусь утром, а ты будешь собираться на работу, в спальне, где дурацкие обои.
Она двигается на край койки, улыбаясь прикосновениям мужа, и его словам. Самое чудное, что за столько лет Ниган не научился врать даже в мелочах. Конечно, он считал, что мастерски продумывает все варианты, учитывает все переменные, алиби, логика, уверенность, тон… но для Люсиль его всегда выдавали глаза. Она читала в них все, все, что он хотел от нее скрыть и был уверен, что скрыл. А она просто не показывала, что знает все.
Возможно, ей нужно было умирать, что бы сейчас видеть искренность, и впервые в жизни желать, что он ей соврал. Что бы притворялся, что ему больно, пусть бы радовался, что избавится от обузы, пусть бы все это время…
- Скажи, что не забудешь меня. Я… Ниган, я не прошу всю жизнь жить в трауре, не прошу не заводить новых отношений, возможно… я была бы счастлива, если бы к тебя были бы дети, и… и новая жена. Может даже не одна. Она бы умела готовить, и была бы чуть глупее меня… Но, - она тянет руки, что бы обнять единственного мужчину в своей жизни, -не забудь меня. И поменяй обои в спальне. И...

***

- Я не ревную к твоим новым женам. Мне даже нравится та, рыжая. А вот блондинка сбежит от тебя при первой же возможности. В конце концов – они все сбегут. Если… если не побояться. – Она маячит за его спиной, осторожно сжимая пальцы на его руке, которая держит раскаленный утюг.
- Про твой страх знаю только я, любимый. Он умер вместе со мной. Ты умер вместе со мной. Ты не смог убить меня, вместо этого убивая себя самого. Мы стали чудовищами,  я - лишь тенью, что была раньше. И ты – лишь бездушным монстром. Но… - она ведет рукой, вместе с его, когда раскаленная поверхность металла соприкасается с чужой плотью.
- Но ты лишь мой монстр. Я лишь голос внутри тебя. Твой голос. Я люблю тебя, Ниган. Я всегда буду с тобой.

***
- Я люблю тебя, Ниган. Я всегда буду с тобой.

«В этот раз не получится, дорогая. Матери долго нездоровилось и пришлось отложить поездку. Но не переживай. Впереди у нас ещё лето...». Настойчиво лезли в голову именно эти в спешке написанные строчки. Ничего нового, ничего необычного. Сколько раз планы на поездки срывались, менялись или оставались неизменными, хоть и множество раз подвергались сомнению? Не хватит пальцев тысячи человек, чтобы пересчитать все эти случаи. Будет ли Юфимия скучать? В череде предпраздничных писем каждый год так ярко и весело описывались бабушкины приёмы, из которых посетить нашему семейству удалось единицы. Тяжело скучать по родным в обществе весёлого французского бомонда, но отправляя эти письма, я всегда надеюсь, что сестрёнка хоть немного скучает.
Дома тоже Рождество. Разумеется, нельзя отказаться от этого светлого праздника. Но на этот раз размах невероятен.  Засыпанное мягким снежком, снаружи наше поместье выглядит как рисунок прекрасной рождественской открытки. Внутреннее убранство не отставало: богато украшенная ель в гостиной, резво потрескивающий дровами камин. Каждая поверхность в комнате блестела почти невыносимо ярко и даже в самой старинной столешнице, казалось, можно разглядеть собственное отражение. Снующие туда-сюда эльфы разносили гостям в роскошных одеждах впечатляющего вида угощения. Приятно было осознавать, что так быстро расходящиеся вкусности с одного из подносов - дело рук вовсе не поваров-домовиков. Пусть мы не поехали к сестре, но в этот день она улыбается, я знаю. Потому и сама улыбаюсь. Новое, тёмно-зелёное платье с золотистой россыпью, позволяет моментально слиться с пушистой красавицей, достающей до потолка. Утренний подарок, найденный на тумбочке,  мешает затеряться среди мягких иголок. Серьги, браслет, кулон - причудливые украшения в виде остролиста. Такие красивые, каждая ярко-красная ягодка отливала на свету тысячами крошечных бликов.  Несложно узнать этого щедрого джентльмена - его чуть хитрый взгляд с прищуром скользит по мне всякий раз, стоит оказаться поблизости. Папа никогда не признается, что он это делает. Но он делает. Мамочка рядом бледна и печальна, меня давно не обманывает её улыбка. Упрямо не хочет подниматься наверх. Сколько бы раз я не оказывалась поблизости, жестами или взглядом стараясь намекнуть, в ответ одни и те же отрицательные покачивания головой. Почти не смотрит на отца, они даже за руки не держатся. Всё по-прежнему.
Заиграла музыка. Некоторые пары достаточно лениво отставляют бокалы, берутся за руки и шагают танцевать. Их движения элегантны и легки, однако отчего-то кажутся отрепетированными и наигранными. Не у всех, конечно. Такая судьба ждёт замужние пары? Отрепетированные спектакли для публики, которая никогда не узнает происходящего за опущенным занавесом. Отказываюсь в это верить, совершенно отказываюсь. Но не перестаю наблюдать за этим танцем. Среди кружащихся пар неожиданно возникает новый элемент, вызывающий одновременно удивление, грусть и малую толику умиления. Торфинн почти неуместен среди этой публики, несмотря на красноту лица, так прекрасно сочетающуюся с официально рождественскими цветами. Капризный, совершенно не старающийся привыкнуть в подобным мероприятиям, он способен в любой момент устроить крик, от которого гости точно будут не в восторге. Приблизившись к братику и слегка наклонившись, я смотрю в его заплаканные глаза и стараюсь улыбаться как можно ласковее, поскольку более ранимого ребёнка на свете не сыскать.
- Хочешь, я с тобой потанцую? - немедля надув губы, он смотрит на меня снизу вверх, а ощущение складывается противоположное.
- Не хочу танцевать с тобой. Я хочу к маме, - заявляет он и даже топает ногой, видимо, возмущённый столь вопиющим предложением. Смешок вырывается невольно, пока я наблюдаю как братец спешит к маме. Пусть хоть жалуется, главное, чтобы заставил её подняться наверх. Хоть какая-то польза. Глупо было оставаться посреди кружащихся пар в одиночестве. Скользя взглядом по гостям, победная улыбка расцветает, стоит только заметить знакомую спину и те самые смоляные пряди. Шагаю навстречу, а ощущение, словно плыву по озёрной глади. Становится легче, когда ты перестаёшь ощущать себя одинокой в кругу людей, которые как раз собрались здесь, дабы наполнить эти стены звуками и шумами, настойчиво доказывающими одну простую истину - обитатели этого дома живут полной, порой даже счастливой жизнью. Счастливой ровно настолько, чтобы в этих стенах иной раз звучал смех. Искренний смех.

Питер обожал квиддич. Его сердце принадлежало этой прекрасной игре ровно с тех пор, как отец сводил маленького Питера на матч. Игроки со свистом пролетали мимо трибун, за движением нескольких мячей невозможно было уследить, что уж говорить о неуловимом золотом снитче. Питеру удалось увидеть его всего раз за ту игру, и то, когда ловец разжал свою руку и трибуны взревели. Но все равно мальчик весь день ходил  гордый, с навязчивой идеей когда-то сесть на метлу.
В одиннадцать Питер уже уверенно летал и представлял, как трибуны будут выкрикивать его имя, в воздухе взорвется фейерверк с его изображением, а известные команды будут устраивать целые дуэли на палочках, чтобы заполучить такого игрока, как Питер Шеналл Селвин! Обычно его фантазии обрывались писклявым голоском их домашнего эльфа, который звал мечтательного парня обедать.
На четвертом курсе юного гриффиндорца приняли в команду, это был лучший день в жизни парня после развода родителей. В честь этого он даже написал им письма, но, как и всегда, получил лишь вежливый ответ их помощников.
Питеру уже семнадцать. И пусть цели в его жизни немного сместились в сторону примирения враждующих родителей, когда парень задумывается о работе, то в голове раз за разом всплывают воспоминания о его первой игре: адреналин, бурлящий в крови, свист ветра, ласкающего лицо, крики возбужденных фанатов, решительные взгляды противников и  его команда, играющая, как один механизм, как часы, которые вечно спешили у его матушки.
Да, определенно, задумываясь о будущей профессии, Питер выбирал квиддич.
Когда думаешь, что же может принести блестящую победу твоей команде, в голову приходят самые разные мысли: дружеские отношения между ее членами, долгие тренировки до посинения или отточенные навыки? Да, все это важно, но одним из залогов успеха была скорость. Метла. Даже если твоя команда тебе как семья, если ты полностью забываешь об учебе, пропадая на тренировках, даже если ты бог тактики и стратегии, тот, кто быстрее, тот кто говорит со скоростью на ты, тот, у кого самая быстрая метла, принесет своему факультету победу.
Питер был из богатой семьи, он мог себе позволить любую, хоть новую модель, хоть ручную работу с края света, да что там, у него и так была невероятно быстрая Тайфун. Однако он все равно любил порой заходить в уютный магазин принадлежностей для квиддича и смотреть, рассматривать, изучать новинки, сравнивать и спорить с продавцом о том, какая лучше.
Вот и на этот раз парень бесцельно блуждал по Косому переулку и решил заглянуть в любимый магазин. Кажется, он даже слышал усталый вздох продавца, который, будь его воля, спрятался бы от парня под прилавком.
Тут тебе и пятый Чистомёт, и забавная Хвостатая комета, и о чудо! Самый настоящий эксклюзив, гостья из страны восходящего солнца — Яджируши! Питер нетерпеливо взял метлу в руки, представляя толстый ствол сакуры, из которой сделана метла.
— Откуда тут такая красавица?
"

Это все похоже на сон. И Софи даже разобраться не может, плохой это сон или все-таки хороший. На мгновение ей мерещится, что каждый из волшебников в очереди смотрит на неё с укором и подозрением, но Барти закрывает их собой, а через мгновение и вовсе подает ей руку, спеша  увести девушку подальше от чужих глаз. А она даже не может вспомнить, говорила ли этому парню, откуда все эти бутылочки с зельями. Впрочем, когда они оказываются в помещении, и Софи сталкивается взглядом с Северусом, ей уже не хочется задавать вопросов. Тот смотрит на неё таким взглядом, что хочется провалиться сквозь землю, а Барти кажется этого совсем не замечает, продолжая о чем-то говорить. Оказывается, он знаком с Северусом. Оказывается, даже со своим не то другом, не то знакомым, зельевар так же молчалив и угрюм, как и с ней. Оказывается, чувствовать себя неловко Софи может не только в те моменты, когда сама виновата в своих бедах. Так что девушка мнется у входа, не выпуская из рук пустые пузырьки, и единственной мыслью в её голове остается желание сбежать отсюда поскорее и как можно дольше не возвращаться. На счастье, у Северуса находится новый набор зелий, так что молодые люди поспешно ретируются из аптеки на улицу, и Софи, наконец, расслабленно выдыхает.
- Спасибо. - тихо шепчет она, рассматривая бутылочки с цветными жидкостями, и укладывает их поглубже в сумку, надеясь, что очередное происшествие заставит себя ждать немного подольше, чтобы она-таки успела отдать заказ его хозяину. Барти ещё раз просит её показать адрес, и пока он изучает завитки на бумаге, Софи, стараясь не пялиться слишком уж открыто, всё же изучает этого странного парня. Другой ведь прошел бы мимо или, что хуже, ещё и накричал бы на неё за то, что Софи так нерасторопна, а Барти почему-то бросился ей помогать. Софи на мгновение задерживается взглядом на чужих ресницах, ловя себя на глупом желании заглянуть в чужие глаза, и тут же отводит взгляд, когда Барти разворачивается к ней.
- Софи, держитесь крепче, - не сразу поняв о чем идет речь, Софи вопросительно склоняет голову вбок, но всё же с благодарностью сжимает предложенную ей руку. Судя по легкой панике, отразившейся на лице парня, ему не часто приходилось доставлять юных дев куда-либо при помощи трансгрессии, но, по непонятным причинам, София совсем не боится, что по пути кого-то из них может расщепить.
Трансгрессировать с кем-то не самое приятное ощущение, но Софи стойко держится на дрожащих ногах, когда они оказываются посреди небольшой улочки с чудесным магазинчиком выпечки на углу. Сладковатый аромат тут же будит в ней воспоминание о пропущенном завтраке,так что Софи обреченно вздыхает, глядя на закрытые ставни.
- Здорово, вы знаете, впервые путешествую с кем-то. Вы целы, руки ноги на месте?
Не улыбнуться в ответ на чужую солнечную улыбку не выходит, так что Софи лишь отрицательно мотает головой, чувствуя как сердце сбивается с ритма. Второй удар сердце пропускает, когда Софи видит, как парень еле не падает, сделав первый шаг, так что девушка перехватывает свободную руку и тянет парня в сторону скамейки.
- Вам нужно отдохнуть. - где-то на дне её сумки валяются несколько кусочков шоколада, что всегда помогали ей справиться со слабостью после использования заклинаний, так что Софи тут же протягивает пару конфет Барти, надеясь, что тот не станет отказываться. - Сладкое поможет восстановить силы. Думаю, вам нужно несколько минут передохнуть, я как раз успею отдать заказ и вернуться обратно.
На мгновение, оказавшись вне поля зрения парня, Софи думает, что всё это ужасно глупая затея, что ей нужно вернуться в аптеку и работать, что идти с незнакомым парнем куда-либо опасно, но все эти мысли перекрывает воспоминание чужой солнечной улыбки и Софи, поскорее избавившись от ненавистных пузырьков, практически бегом возвращается к тому самому переулку, где на скамейке похожий на нахохлившегося воробья сидит Барти.
- Ну вот и всё. Теперь у меня точно есть пара часов свободного времени. - Сои падает на скамейку рядом с парнем и улыбается, щуря глаза от выползшего из-за туч солнца. - Кажется, даже погода подсказывает нам, что прогулка - то, что нужно. Предлагаю преодолеть расстояние в обратную сторону без использования магии. К тому же, сегодня я бы не рекомендовала вам трансгрессировать ещё куда-то. Мне кажется, я оказалась слишком тяжелой для путешествия вдвоем впервые. - смешинка срывается с губ прежде, чем Софи заканчивает собственное высказывание, так что смех колокольчиком разносится по округе, вырывая чопорный аристократический мир из тишины на несколько мгновений. - Идем?

Северус

"Ползает тоска по углам квартиры...
Не хватает зла, не хватает мира..."

Он хотел просто поговорить с ней. Надеялся, что она выслушает его и вся эта ситуация, которая разрушала абсолютно всё, что ему так дорого исчезнет. Всё снова вернётся на круги своя, а время поможет затянуться тем ранам, которые смогла нанести неосторожно брошенная фраза. Жаль, что не всегда наше "хочу" совпадает с тем, что происходит на самом деле. Еще перед встречей Северус думал, что если всё же мирная дружеская беседа будет перерастать в ссору, то парень сможет остановить это и повернуть разговор в нужное русло. Наивный мальчишка. Они еще слишком молоды и глупы. Эмоции еще пока не подвластны им целиком и могут брать верх в самые неподходящие моменты. В такой как этот.
Магла. Всего одно слово и столько последствий. Улыбка, но не радостная и теплая, а вялая и грустная. Совсем не то, что хотел увидеть Снейп и тем более услышать. Нет, Северус, ты всегда будешь выше таких, как я... Иногда словами можно сильно ранить и оставить глубокий след гораздо лучше чем это сделает магия или какой-нибудь предмет. Почему она так считает? Почему она не хочет понять? Ведь это так просто.
Парень шумно вдыхает прохладный сентябрьский воздух.
- Кажется всё-таки ты не поняла в чём же на самом деле наша проблема- в голосе слышится небольшое раздражение с примесью разочарования - Не переворачивай мои слова, Лили. Я говорил совершенно про другое
Сейчас мир медленно, но верно начал переворачиваться, но где-то в глубине души еще теплилась надежда, что эта беседа не может закончиться еще большей ссорой. Северус обязательно найдёт нужные слова, а Лили непременно его выслушает, уставшую и вялую улыбку сменит тёплая и добрая привычная улыбка, а в этих ярко-зеленых глазах снова запляшет озорной огонек. Пускай теперь возможно всё не будет так как прежде, но у них получится сохранить дружбу. Однако в этом мире нет ничего вечного. Ни вечной любви, ни вечной дружбы.
- Сначала ты сделаешь это, потом ты сделаешь вот то и в итоге придешь к вот этому... - парень не любил когда ему начинали читать нотации и поучения. У него есть своя голова на плечах, есть своё мнение. - Я сам решу, что буду делать потом. Мне не нужно давать поучительные советы “Что такое хорошо и что такое плохо”. И тем более я не нуждаюсь в чьей-либо заботе. Спасибо.
Возможно тон был слишком резкий и этого совсем не стоило говорить, возможно было более разумнее пропустить это мимо ушей, но Северус терпеть не мог когда лезли в его жизнь. Пусть даже это и была девушка, которую он любил и не хотел терять.
— В том и дело, что ты не понимаешь — я не сравниваю людей и не говорю, что кто-то лучше, а кто-то хуже - взгляд устремлен прямо на слизеринца и не сулит ничего хорошего. Снейп посмотрел по сторонам и криво усмехнулся. Да. Она не сравнивает. Меньше слов и больше дела. Зачем что-то говорить когда можно просто делать? Эванс была старостой школы как и лучший друг этого выскочки Поттера Люпин.
- О да, ты не сравниваешь - протянул черноволосый парень - Ты просто закрываешь глаза на весь тот беспредел что вытворяет этот коронованный Олень со своим верным “псом” Блэком. За все эти проделки его бы давно уже вытурили бы из школы, но на его счастье у него есть там где нужно друзья и поклонники.
На Снейпа фамилия “Поттер” действовала как тряпка на красного быка. Этот тип делал его жизнь невыносимой и наверное в душе дико был этому рад. Абсолютно разные характеры, социальный статусы и ещё ко всему враждующие факультеты очень хорошо подливали масло в огонь их отношений, но настоящий пожар наверное начался когда звезда львиного факультета решил начать ухаживать за рыжеволосой подругой Северуса. Слизеринецу были даже противны мысли, что Лили примет ухаживания Поттера и они будут вместе. Нет, она умный человек и не станет воспринимать этого олуха всерьёз. Однако гриффиндорка если и отшивала сокурсника, то на его шалости всё-равно закрывала глаза и это дико бесило Снейпа.

Лили

ты будешь кричать эти песни до хрипа, одержимый каждым словом
ведь кто-то играет на нас, как на скрипках — виртуозно и до крови

Слова льются, слетают с губ, рассыпаясь бессвязными и ничего не значащими конфетти. Не достигая сути, теряя смысл по дороге бумажными самолетами. Не теперь, не сейчас, когда так ссаднит внутри, сковывая льдом, который не растопишь ни одним костром. Когда надежда попадает в капкан из витиеватых интонаций от объяснений до нового нападения, до еще одного укола — в самое сердце.
Это дребезжащее, отрицание, как горячо он хватается за ее слова, как силится убедить, объяснить... Натыкаясь на стену, ощупывая ее пальцами. Она почти чувствует эту безразличную прямоту и холод вокзального кирпича.
— Магла, - повторяет, поднимая на него взгляд, — так вот в чем дело, — на миг ей становится даже жаль Северуса, живущего со своей болью. Но Эванс не хочет слышать, не хочет понимать, не сейчас, когда ее мир расходится по швам. Когда Северус за долгие годы дружбы вонзает кинжал за кинжалом, а мнимые обиды душат, заплетаясь шелковым шнуром на шее. — Мне всегда будут пенять на то, кем я родилась. Нет, Северус, ты всегда будешь выше таких, как я, — усмешка выходит болезненной и тут же гаснет. Им  не преминут напомнить о месте в жизни, самой Лили — больше, но она уже почти смирилась с этим, факта не изменишь, а значит — нужно научиться жить с ним; Снейпу будет проще, чем  Эванс, но и это не гарантирует ему того уважения и статуса, которым с рождения пользуются чистокровные.

— Прежним? Ты вот это называешь прежним? - срывается само, практически неконтролируемо. Темная магия — лишь первый шаг, крошечная ступенька, меняющая человека, крушащая изнутри его душу, что стоит на сваях родительских ценностей. — Сначала ты случайно оговоришься, потом — задумаешься, а дальше? Что дальше? — Лили пытается не выказывать раздражения, что стоящий перед ней человек, только что рассыпавшийся в извинениях не понимает такой простой, на раз-два, связи между этими фактами. Нельзя увлекаться чем-то, возносящим чистоту крови в абсолют, не поддерживая этот базис. Дальнейшее видится лишь самообманом.
Она могла понять желание друга стереть из своей памяти наследие отца, но понимание того, что момент упущен и Северус никогда не станет тем, прежним, ее Северусом, сковывало в тиски.
Волшебники не олицетворяют магию, хотя делят на темную и светлую. Условно темная снимает барьеры и ограничения не только с магического потока, но и психологические блоки и зажимы. Правда, вместе с последними часто искривляются ценности и с детства заложенные догматы: человека кренит, как карточный домик, вмиг схлопывая и оставляя ни с чем, с пространственным вакуумом внутри.
Величие снаружи часто означает пустоту внутри — Лили поняла это когда-то давно, когда рассматривала конструкции итальянских архитекторов, втайне взяв у матери какой-то из журналов. Ее Северус никогда не был пустым, но разве не пресловутый самообман и отказ от основ приводят к этому?
И если все это было обманом, если каждое слово было самообманом двух людей, вращающихся исключительно вокруг своей оси, то что остается, и остается ли вообще шанс на то, чтоб он понял, а она — услышала?
Они по крайней мере не слизеринцы? Или что должна сказать Эванс, застывающая перед начинающим выходить из себя другом. Нет, она никогда не поддерживала эту травлю и не считала хорошей идеей потакать Поттеровской компании.
— Неслучайных, значит, - если Снейп хотел обвинить Лили, что она сама виновата в том, что четверка мародеров доставала его, то он добился своей цели. Если он хотел вывести Эванс из себя, то и это у него неплохо получилось.
— В том и дело, что ты не понимаешь — я не сравниваю людей и не говорю, что кто-то лучше, а кто-то хуже, — ее колкий взгляд не сулил ничего хорошего, а они вновь и вновь вращались вокруг одного и того же, и Эванс, до глубины души задетая этим предательством, собиралась стоять на своем до последнего. Она не скажет, что последние двое пугают ее, не скажет, что вещи, о которых начал часто говорить Северус, заставляют опасливо ежится. Не скажет, что ощущает, как по крупице, по взгляду, теряет его, и кажется, на этот раз — навсегда. Оттуда не возвращаются.  Будет зажимать себе рот обеими ладонями, но давить в себе это. Потому что от ее Северуса осталось только горячее "говорил" на губах, в голове и в прошлом времени. А стоящий перед ней сейчас человек, кажется, был дальше от нее, чем от них обоих.

ВСЁ, КРОМЕ ЛЮБВИ, ВСЯ НАША ЖИЗНЬ ТАК ДАЛЕКО. Я, Я - НЕ ОДИН, НО БЕЗ ТЕБЯ ПРОСТО НИКТО.
Jude Law  (менябельно, но только гляньте, как он её целует!)		Мистер Броган супруг, вырезанный из памяти
ВОЗРАСТ: от 40 до 43 лет.	СТОРОНА: Министерство Магии (является заместителем министра).	ЧИСТОТА КРОВИ: Полукровен.	СПОСОБ СВЯЗИ: гостевая, лс

КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Мистер Броган - уверенный в себе, амбициозный Мужчина (обязательно с большой буквы);  карьерист, вкладывающий в работу в Министерстве не только бесконечный труд, но и всего себя. Он профессионал своего дела, и в работе ему феноменально везёт. Ворвавшись в Министерство по окончании Хогвартса, он стремительно вскарабкался вверх по карьерной лестнице, найдя не только идеологических друзей, но и нажив немало врагов.   Он не любит говорить без дела, а слово, данное другому, ставит превыше всего. Никогда не берёт в долг и принципиально не просит о помощи. Чрезвычайно гордый и упрямый. Он умеет говорить "нет", не привыкши приносить в жертву собственные интересы. Он прекрасный отец и верный муж. Семья для него - наибольшая ценность, хотя его политические игры привели к трагическим последствиям, коснувшихся самых близких. Его семья, в которой прежде царила идиллия, разрушена: родители давно мертвы, любимая жена не верит в их былую близость, а дочь и вовсе уверена, что потеряла обоих родителей. Да он и сам балансирует на тонкой грани отчаяния.   Это самые общие черты; те, которые Рейчел полюбила двадцать лет назад и которыми восхищалась вплоть до рокового дня, изменившего всё. Броган может быть диким огнём, обретающим спокойствие в объятиях Рейчел, или льдом, тающим в её нежных руках, но одно неизменно: одно лишь её присутствие делает его лучше, с ней обретает безмятежное счастье, позволяя ей касаться самого сердца и, пожалуй, никому более. Так остальные черты я оставлю на Ваше усмотрение: мне интересно, каким Вы его слепите.

ОТНОШЕНИЯ С ПЕРСОНАЖЕМ

Рейчел познакомилась со своим будущим мужем через год после окончания Хогвартса. Их отношения развивались так стремительно, что через год состоялась свадьба, а ещё через год на свет появилась их единственная дочь. Вместе с тем в гору шла и их карьера. Они молоды и бесконечно счастливы: перед ними был весь мир и вершины, которые им только предстояло покорить. С годами их привязанность только укреплялась. Зрели и чувства. Вместе они переживали все падения и подъёмы, боролись с трудностями, поддерживали друг друга и растили прекрасную дочь, дитя их любви. Для кого-то они были воплощением идеальной семьи, да и сами всерьёз верили в это. И когда уже казалось, что разлад никогда не коснётся семейного гнёздышка, Броган допустил самую серьёзную в своей жизни ошибку, не поверив угрозам оппонентов. Внезапно пропавшую Рейчел Броган, поиски которой продолжались не более суток, нашли без сознания на улице и срочно доставили в госпиталь. Она очнулась в белоснежной палате, а её руку крепко сжимал незнакомец, взгляд которого красноречивее всяких слов рассказывал о его чувствах.

ЧТО ОЖИДАЕТСЯ

Прежде всего, хочу отметить, что на форуме уже был игрок на этой роли, однако игра так и не была начата, и потому это не должно доставить никаких неудобств. Я с радостью приму полностью изменённого персонажа и приложу все усилия к тому, чтобы продумать эту историю заново. Вам не придётся играть одну лишь романтику: при желании мы опустим все моменты прошлого, добавим трагедии в настоящее и будем развивать игру в этом направлении. Лично меня больше всего интересует именно драма. Однако на форуме есть достаточно игроков, которые с радостью предложат Вам что-то ещё (например, политику, экшн и иже  с ними). Развитие совместной истории также будет зависеть от Ваших желаний: обретут ли супруги вновь счастье или семья окончательно распадётся. Однако, что мне точно хотелось видеть - попытки Брогана вновь добиться любви Рейчел, ведь это будет сложно и драматично, особенно принимая во внимание тот факт, что Рейчел вступила в отношения с молодым аврором.

пример игры

Это было далеко не самое приятное утро. Косые капли дождя смывали всё на своём пути, не оставляя сухим даже малейший клочок земли; он уносил опавшие листья с растущих вдоль дороги деревьев, пыль и всякую надежду на солнечное продолжение дня, который, вероятно, был проклят каждым, кому довелось оказаться на улице. Ещё большей неприятностью был порывистый ветер, обдающий промозглым холодом и водой прохожих, продувающий уши и пробирающийся под одежду. Но молодой выпускнице, окрылённой мечтами о грядущей свободной жизни, переполненной возможностями, было плевать на непогоду. Её одежда, слишком лёгкая по показателям термометра, промокла насквозь, липким холодом обволакивая тело и причиняя тем самым сильный дискомфорт. Однако сейчас Рейчел со всех ног спешила в издательство, ведомая лишь мыслью о том, что руководство газеты уже практически согласилось взять её на должность штатного журналиста, и теперь никак нельзя было расстроить их ожидания, опоздав в один из первых же дней долгожданной стажировки. Роясь в поисках волшебной палочки, которая могла бы спасти от проливного дождя, в громоздкой сумке, переброшенной через плечо, девушка совсем не заметила молодого человека, идущего в её сторону: в итоге она практически влетела в незнакомца и громко ойкнула от неожиданности.
  - Извините, сэр, - подняв голову на участника ДТП, Рейчел с удивлением отметила, что его костюм был совершенно сухим, будто он возник из другого измерения, где вовсе не было вездесущего дождя. Впрочем, всё было гораздо проще: в его руке был зонт - и то было не удивительно, ведь все нормальные люди, выглянув в окно, позаботились бы о том, как добраться до места назначения в опрятном виде и без промокших ног. Но Гилберт, будильник которой предал свою владелицу (не зря ведь время от времени она призвалась ему в искренней ненависти), собиралась в спешке и даже не подумала ознакомиться с прогнозом погоды или хотя бы бросить мимолётный взгляд в окно, и теперь все прохожие смотрели со смесью удивления и жалости на миниатюрную фигурку, пытающуюся закутаться в тонкий плащ.
Не заострив на случившемся внимания и поторопившись продолжить путь, Гилберт подумала о том, что лицо мужчины кажется смутно знакомым, но также не придала этому никакого значения. А зря.

  Несколькими часами позже, уже посетив издательство и ознакомившись со всеми необходимыми материалами, Рейчел прибыла в Министерство Магии. Ей предстояло провести одно из первых в жизни интервью, но, даже оказавшись на месте в сырой одежде и с опозданием на 10 минут, она не утратила ни позитивного настроя, ни боевого духа, ни уверенности в себе. Сообщив о цели своего прибытия секретарю и дождавшись приглашения в кабинет, девушка с готовностью шагнула в небольшую комнату, обставленную строго и по-деловому.
  Каково же было её изумление, когда она обнаружила, что за столом восседает тот самый мужчина, с которым она столкнулась ранним утром! Немного смутившись, отвела взгляд, но тут же опомнилась: трудно добиться расположения человека, не глядя ему в глаза - и смело посмотрела прямо на человека напротив:
  -  Добрый день, мистер Броган. Меня зовут Рейчел Гилберт. Мой босс из "Ежедневного пророка" назначал Вам встречу. Надеюсь, Вы готовы ответить на кое-какие вопросы?
Рейчел растянула губы в одной из своих самых лучезарных улыбок, искренне пытаясь сгладить неприятное впечатление из-за своего опоздания и утреннего столкновения, если, конечно, Броган её запомнил (само собой, девушка мысленно умоляла Мерлина о том, чтобы оно не отложилось в памяти мужчины). Не самое лучшее начало знакомства, но отчаяние было ей чуждо.
   Стоя в дверях в ожидании приглашения войти и присесть, Гилберт отметила про себя, что молодой человек весьма привлекателен: более того, его внешний вид  полностью соответствовал информации, которую предоставили начинающей журналистке в преддверии интервью. Итан Броган, по словам босса, был одним из самых амбициозных молодых  работников Министерства Магии, стремительно ворвавшийся в политику и уверенно карабкающийся по карьерной лестнице. На вид он был аккуратен, собран и строг, а на лице в тот момент, когда Рейчел появилась на пороге кабинета, замерло сосредоточенно суровое выражение. В голове пронеслась мысль о том, что он, должно быть, неразговорчив, и получить ценную информацию от него будет сложно.
  Что ж, посмотрим, каков ты, Итан Броган.

Это был самый счастливый день за все одиннадцать лет жизни Сириуса. Самый-самый-самый счастливый. Ведь он наконец вырвался из рук своей матушки хотя бы на один семестр, хотя бы до зимы, что уже совсем неплохо, ведь до этого рекордным сроком была неделя, да и то всё равно проведённая в доме. В доме, который Сириус не любил так же сильно, как собственную мать. Но ещё не очень сильно. Если не присматриваться, зажигать везде свет и представлять, что ты отважный герой приключенческого романа в поисках сокровищ, то даже вполне сносно. «Сносно» — история всей предшествующей красному поезду жизни Сириуса. Красный поезд, блестящий, как будто новый, словно только что, за пять секунд до их прихода, вытащенный из огромной игрушечной коробки, таким нереальным он казался маленькому мальчику, привыкшему, что в мире есть только два цвета — серый и чёрный, а остальное их оттенки.
Сириус запрыгнул в поезд не прощаясь, не тратя время на то, чтобы чмокнуть мать или обнять отца, в их семье такие нежности были не приняты, а играть на публику, изображать привязанность он не хотел. Регулус провожать его не стал и Сириус грустил лишь о том, что родители не последовали его примеру.
Когда поезд начинает движение, Сириус уже сидит в купе с другим мальчиком — взъерошенным, словно воробей, и смешливым, как он сам. Они оба прижимаются лицом к стеклу, пытаясь разглядеть что-нибудь впереди и впервые Блэк не слышит замечаний, что его смех слишком громкий. Мальчик смеётся вместе с ним. Его зовут Джеймс Поттер.
Во время поездки они много разговаривают. Сириус узнаёт, что они дальние-дальние родственники, когда расспрашивает о семье Джеймса, и узнаёт, что тот хочет попасть в Гриффиндор. «Было бы здорово оказаться на одном факультете» — думает Сириус, а ещё пытается вспомнить хоть одного волшебника с фамильного древа Блэков, кто закончил бы не Слизерин. За всю поездку ему это не удаётся, но в душе нежным червяком корчится надежда стать первым. 
Уже почти в самом конце поездки дверь купе открывается, и рыжеволосая девочка в приказном тоне просит вести себя тише, хотя Сириус никогда не назвал бы это просьбой. За её спиной Блэк разглядывает чёрные волосы незнакомого мальчишки и сразу инстинктивно испытывает неприязнь. Вот так просто, с первого взгляда. Позже они с Джеймсом согласятся, что девочка зануда, а мальчик слишком странный. «Серый» — подумает про себя Сириус, вспоминая старую половую тряпку.
Чем дальше, тем лучше. До Хогвартса мальчишки плыли в одной лодке, стояли вместе перед дверьми большого зала, вместе поражались происходящему, громко комментируя и получая недовольное шипение со всех сторон, вместе, затаив дыхание, ждали своей очереди, не отрывая взгляда от говорящей шляпы. Они были вместе совсем недолго, но Сириус уже успел представить, почувствовать, как это здорово, когда есть друг. У него не было возможности завести ни одного дома, ведь там были только книги, младший братец и кузины, которые, кажется, презирали само понятие дружбы. Между собой-то они, конечно, ладили, но Сириусу удавалось ладить только с одной, с которой они, как ни странно, реже всех виделись.
Сириусу не терпелось уже надеть на себя шляпу. Как всегда, когда другие нервничали и переминались с ноги на ногу, ему больших усилий стоило не растолкать всех вокруг и не воссесть на стул самовольно, сделав из него собственный трон. Матушка бы, возможно, оценила, но остальные точно нет, поэтому его имя, названое в первой десятке, пришлось очень кстати. Получив дружеский тычок в плечо от Джеймса, Сириус маленьким вихрем взобрался на стул. За несколько секунд, пока шляпа не прикрыла обзор, Блэк успел оглядеть толпу. Он искренне верил, что все задержали дыхание вместе с ним, когда шляпа опустилась на глаза.
Он был первым из тех, кого успел знать. Он знал, на каком факультете хотят его видеть родственники, но не знал, чего хочет он сам. Это должно было решить его судьбу, возможно, дать ответы на вопросы, которые он задавал себе предыдущие 11 лет или с момента как начал осознавать себя. Ещё он хотел быть с Джеймсом, вот только шляпа ещё не знала маленького Поттера, как не знал маленький Сириус, что желания учитываются, и Джеймс попадёт именно на тот факультет, на который хочет попасть. Сириус не знал этого и желание попасть в Гриффиндор не испытывал, потому что всё равно где, если с другом и на своём месте. Больше всего маленький Блэк хотел понять, где же его место, получить ответ на вопрос такой же он, как его родственники, или всё же есть другой путь.
Другого пути не было.
Он осознал это, когда в голове раздалось звонкое «Слизерин!» и темнота сменилась лицами. Где-то сбоку шумел теперь уже его стол, и он чувствовал, как чужая ладонь мягко толкает его в спину, побуждая занять своё место за ним. За столом, за которым сидело не одно поколение его предков. Таких, как его матушка, теперь уже как он сам. Это было впервые, когда Сириус узнал, что такое дрожь в руках, впервые, когда в его взгляде можно было рассмотреть ужас — несколько долгих секунд, пока он шёл к столу. «Я как она» — задыхающейся птицей, бьющейся в предсмертных конвульсиях, билась в голове мысль. «Я как она» — звучал в голове собственный приговор.
Но худшим было сесть за стол и найти взгляд Джеймса, красноречивый взгляд. «Мы не сможем быть друзьями» — говорил он, только не теперь, потому что «я никогда не соглашусь на Слизерин» — говорил Джеймс в купе поезда и Сириус не понимает, как мог забыть это, когда сидел там, как шляпа могла так жестоко поступить с ним и, наконец, почему он сам согласился. Но всё просто. Потому что ему нужны были ответы и потому что шляпа никогда не ошибается, потому что ей потребовалась секунда, чтобы так просто решить его судьбу.
Сириус опускает голову на стол и закрывает глаза. Ему не весело, сердце, что билось раньше так, словно пыталось вырваться из его бренного тела, сейчас словно замерло совсем, отказываясь гонять кровь по его теперь уже слизеринским венам. Блэк открывает глаза и слегка поворачивает голову в сторону лишь когда кто-то задевает его, совсем немного, садясь рядом.
Странный парень. Серая половая тряпка.
-Привет, - улыбается Сириус, но в улыбке ни тепла, ни веселья, ничего. Вязкая горечь от которой немеет язык, словно он переел мяты.
Так Сириус Блэк впервые познаёт смирение.

Тонкие у проклятия нити, невесомые, легче и прозрачнее газового шелка, но кокон их крепок, хотя и кажется податливым и ласковым, как вода; переливается в полумраке, в рассеянном свете свечей едва уловимо — на темной встревоженной поверхности капли лунного света, бледные и безмолвные.
Вдоль спины вереницей стекают мурашки: каждое мгновение, проведенное в палате, Джоан чувствует подспудную жизнь волшебства — чужого, недоброго, темного и в то же время настолько искусного, что становится страшно: что за разум мог такую ловушку создать? На поверхности легкая зыбь, но что там, внутри? Она изучает, вглядывается, будто может разглядеть хотя бы слабое отражение подводных камней — это помогло бы понять, чего им ждать дальше и что делать, чтобы Джастин вернуть.
Магия сплетается вокруг своей пленницы — помешать этому Джоан не может и наблюдает за пациенткой настороженно и напряженно, готовая действовать, если что-то пойдет не так. Еще одна попытка нащупать ниточку к самой себе, найти дорогу в пустоте, которую проклятие оставило, нелегкое, бессловесное противостояние с тем, что происходит внутри — Джоан хочет помочь, но не вмешивается. В этом лабиринте ей не по силам стать Ариадной, по крайней мере, сейчас. Что оказалось бы нужной нитью, подсказало бы Джастин Мэннинг верный путь, она пока что не знает и потому старается хотя бы просто не помешать, не разбить неосторожным движением ее мыслей.
Победа в сражении — не выигранная война. Совсем немного Мэннинг удается вырвать у пустоты и заплатить за это придется дорого. Джоан крепко сжимает протянутую к ней руку, подается вперед, чтобы поддержать Джастин за плечи и успокоить, но доля мгновения — будто неведомой силой их отталкивает друг от друга: Джастин забивается в угол, Джоан, резко поднявшись, против воли отступает на шаг.
— Что?.. — выдыхает она так тихо, что только по губам разобрать и можно.
Не происходящее — магия заставляет ее отпрянуть. Былой мягкости в проклятии не осталось — сеть темных трещин расползается быстро, и шепот Джастин — неразборчивый, торопливый, болезненный — просачивается сквозь кракелюры словно дым.
На ее испуганный, затравленный взгляд Джоан отвечает удивленным, и в тоже время ее брови с досадой сходятся к переносице: что за дрянь ты подцепила, Джастин? Чему вас только учат в этом вашем Министерстве? Никогда не прикасаться к неизвестным предметам голыми руками — в Мунго ее учили в первую очередь не этому. Но пусть бы даже не сказали ни разу, если не к третьей, так к десятой жертве артефактов вывод напросился бы сам собой: даже чайные ложечки и детские погремушки могут быть смертельно опасны.
Слова обезболивающего заклинания срываются быстрее, чем Джоан успевает обдумать то, что видит. Может быть, в ужасе, который заставляет Мэннинг жаться к спинке больничной кровати, нет даже намека на боль, но хуже от этих чар ей не будет. Не должно стать.
И снова недоумение. Джоан возвращается на свое место и чуть подается вперед, инстинктивно желая, чтобы их взгляды оказались на одном уровне, но приближаться больше, чем уже есть, не рискует. Хотя невольно думает о том, что нужно это проверить: случится ли подобное, если они прикоснутся друг к другу вновь, или же это только лишь неприятное совпадение? А если Мэннинг прикоснется к кому-то другому? Руки опускаются на колени — пальцы левой твердо сжимают волшебную палочку. Несколько мгновений до этого сердце выстукивало свой ритм где-то в висках — быстро, не тяжело, — но теперь, вместе с глубоким вдохом, замедляет свой бег.
— О ком ты, Джастин? — тихо спрашивает женщина, принимая слова пациентки за продолжение спровоцированного проклятием бреда. — Посмотри на меня. Я не причиню тебе вреда, — ее голос вплетается в полусвет палаты бархатной лентой. Правая рука аккуратным движением скользит вдоль рукава собственного халата — сжимает предплечье другой руки. — Ты назвала мое имя. Ты помнишь, кто я?

дерзкое, злое дыханье столицы, больно делиться этим прозрачным возрастом. скрыться, уйти и попасть в переулках, злая наука - делать из крыльев руки.
Rose Williams		Филлис Броган самая прекрасная, самая нежная на свете дочь, вырезанная из памяти
ВОЗРАСТ: 17-18 лет	СТОРОНА: -	ЧИСТОТА КРОВИ: полукровна	СПОСОБ СВЯЗИ: гостевая, лс

КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

J:МОРС – Невидима и Свободна Я не хочу ограничивать Вас в характере, поскольку мне необычайно важно, чтобы персонаж получился живым и ярким. Но всё же хочется поделиться  образом, рождённым в моей голове. Не строго описанной личностью, а впечатлением, которое эта девочка производит на окружающих, и, в первую очередь, то, какой её видит сама Рейчел. Филлис - поразительное воплощение несовместимых качеств, невероятная гамма характера и переменчивость настроений. Женственность и кокетство в ней уживается с мальчишечьим озорством, хитрость и любознательность - с ветреным легкомыслием, а уважение к семье и покорность её правилам - с упрямством молодого бычка и строптивостью. Тысячи эмоций, миллионы оттенков. Она может визжать от радости и хлопать в ладоши, а может спрятать в кулачке и, унеся в свою комнату, тихонько упиваться счастьем. Она может плакать навзрыд, а может ни единым жестом не выдать своей печали. Нет, не актриса. Филлис на самом деле чувствует всё именно так, по-разному, улавливая, порой, те ноты чувств, что другим неподвластны.

ОТНОШЕНИЯ С ПЕРСОНАЖЕМ

Как больно смотреть в глаза юной девушки, взирающей на тебя с безответной любовью, в чьём сердце теплится надежда на что-то, тебе не подвластное...   Я никогда не вспомню, как заплетала косу из золотого шёлка твоих волос перед тем, как впервые проводить на платформу девять и три четверти, а ты взволнованной пташкой щебетала и терпеливо ждала, боясь пошевелиться. Я гордилась своей дочерью задолго до того, как ты поделилась своей первой отличной оценкой. В моих глазах не было никого талантливее и прекраснее, чем моя Филлис.   Я никогда не вспомню, как мы всей семьёй отдыхали в загородном доме. Устраивали пикник, играли в настольные игры, валялись в душистой траве. А потом, отправляя отца в дом за забытым термосом, ты, лукаво сверкая глазами, рассказывала, как впервые поцеловалась с мальчиком. Улыбаясь заговорщически, я с нежной печалью в душе понимала, что моя девочка с каждым днём всё взрослее и взрослее.   Я никогда не вспомню, как жарким летом ты умоляла меня отпустить тебя на вечеринку с ночёвкой к новым друзьям, а я была непреклонна. Тогда ты громко хлопнула дверью и заперлась в своей комнате, выкрикнув на ходу что-то о том, что я ужасная мать. Я даже не надеялась, что ты поймёшь меня, принимая на себя твою злость, но, по крайней мере, я знала, что ты в безопасности.   Я никогда не вспомню, как после громкой ссоры мы сидели, обнявшись. Я вытирала твои слёзы ладонью и изо всех сил держалась, чтобы тоже не расплакаться у тебя на глазах, вторя твоим рыданиям. Мне было больно от того, что моей девочке что-то терзает душу. Но я должна была быть примером внутренней силы и стойкости, и потому держалась.   И теперь, лишь заметив в толпе золотую макушку, я готова провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этого взгляда. Я просто наотрез отказываюсь верить в то, что можно ничего не испытывать к родному дитя, но вот только в твоих чертах слишком много меня самой...

ЧТО ОЖИДАЕТСЯ

Опишу их историю вкратце. Сперва это была счастливая семья. Любовь и уют в их доме были постоянными обитателями. Конечно, порой всё было не так гладко, как хотелось бы: в особенности в период взросления Филлис, которая в то время "дала прикурить" обоим родителям, поскольку девочкой-пай никогда не была. Но всё же она всегда относилась к семье с трепетной лаской и уважением, а Рейчел и Итан отвечали ей тем же. Август 79 года всё изменил, когда в сторону отца, занявшего пост заместителя министра, посыпались угрозы. Этому никто не придал значения, и только в душе Рейчел поселилось предчувствие чего-то страшного, неминуемо надвигающегося на их семью. И интуиция её не подвела. Рейчел нашли без сознания после нескольких часов подозрительного отсутствия. Когда та очнулась, то не узнала своей семьи: из её памяти были стёрты все воспоминания, связанные с Итаном и Филлис, а то, что осталось, было с ювелирной точностью восстановлено в стройную картину жизни в одиночестве. С того момента Филлис будто бы оказалась рыбой, выброшенный на берег в чересчур сложную для её возраста жизнь. Мать не признавала её. Отец замкнулся, с головой уйдя в работу, стал чересчур строг в попытках уберечь то единственное сокровище, что у него осталось.

пример игры

Пожалуй, то было самое простое, можно даже сказать, заурядное утро, события которого повторялись раз за разом и столь приелись, что время от времени возникали мысли о бесконечном дне сурка. Ранний подъём в съёмной квартире, всё в которой шептало о щемящей сердце пустоте на месте чего-то неуловимо важного. Ударная утренняя доза кофеина за чтением книги из вновь сооружённой личной библиотеки, которая пока ещё включает в себя не более пары десятков книг: ради этого спокойствия на рассвете перевести будильник на полчаса раньше - сущий пустяк. Торопливые сборы, начинающиеся в момент, когда понимаешь, что минутная стрелка не щадит никого и не желает вступать в утренний сговор с неисправимыми трудоголиками. Дальше - подобно разгоняющемуся с горы велосипеду всё происходящее набирает обороты, заводится механизм и работает по инерции: дорога в издательство, обсуждение безотлагательных вопросов с коллегами, короткий визит к редактору. Потом - как пойдёт, но всё, что бы ни предстояло сделать, было начисто лишено привкуса новизны. Только постоянно ноющая амнезия. Она не была похожа на зияющую дыру в сердце. Скорее неаккуратная, вкривь и вкось пришитая заплатка как отравляющее инородное тело. И чувство, что всё летит под откос.
   Впрочем, Рейчел не впадала в уныние, оставляя при себе эти эмоции как глубинные переживания, запечатанные за семью замками. Принимая каждое утро с радушной улыбкой, она с необузданным оптимизмом искала чудо даже в самых обыденных мелочах, будто бы не было за плечами нескольких десятков лет, и эти дни проживала не умудрённая опытом, видавшая жизнь женщина, а юная девушка, полная надежд и веры в светлое будущее, какой она и была в свои сладкие восемнадцать. Убедив себя в том, что это дикое неоправданное одиночество - осознанный выбор, журналистка прилагала все усилия к тому, чтобы доказать всем (и в первую очередь, конечно, себе), что состояние свободы упоительно. И сегодня было решено потешить себя походом в уютное заведение через дорогу от издательства среди рабочего дня.

   Стоило лишь выйти из здания, как буквально из ниоткуда возникла напряжённая фигура мужчины, о котором совсем недавно была опубликована совсем нелестная статья не без участия Рейчел, и шипящим вихрем налетела на женщину, кутающуюся в длинные полы вязаного кардигана. Признаться, она и в самом деле устроила подлянку. Писать статьи с негативным подтекстом  было не в стиле Броган, однако браконьерский бизнес чересчур обаятельного иностранца просто не мог оставить её равнодушной - или ей было необходимо направлять свои переживания в рабочее русло? - и в последнем выпуске Ежедневного Пророка засветилось название весьма прибыльной компании в крайне щекотливом контексте. И потому, услышав рокочущий бас пострадавшего бизнесмена, журналистка не была удивлена, но всё же вздрогнула от неожиданности и не нашлась со словами, вынужденная выслушивать бесконечный поток брани.
   Мысленно Рейчел перебирала все варианты развития событий, чтобы выбрать наиболее удачную линию поведения, но она отчётливо понимала, что выйти сухой из воды может оказаться сложнее, чем представляется. И её появление отважного молодого человека показалось заветным спасательным кругом.
   Стивен Бэгнольд обычно вызывал у Рейчел сложные чувства, представляющие собой смесь нежной радости, которую испытывают юные девушки к влюблённым в них хулиганам, и ощущения опасности, запретности столь легкомысленного флирта. Побуждаемая прочно укоренившимися мотивами, взращенными, казалось бы, на пустом месте, Броган делала всё возможное, чтобы не совершить опрометчивого поступка и старалась соблюдать дистанцию с пылким юношей. Но сегодня, увидев его, женщина почувствовала странное чувство облегчения, словно этому парню, такому зелёному и неопытному, под силу не только спасти её от нежеланного конфликта, но и вдохнуть столь долгожданную лёгкость.
   Столкнувшись со Стивеном, мужчина несколько опешил. Это было видно по тому, как забегали его маленькие тёмные глазки, и на какой-то миг будто пропал голос. Вероятно, боялся привлечь дополнительное внимание к этой истории, всё ещё надеясь, что статья будет опровергнута, что позволит реабилитировать его статус перед общественностью.  Рейчел посчитала наилучшим решением молчать, не вмешиваясь: Бэгнольд говорил уверенно и эффектно, и было очевидно, что в этом споре он выйдет победителем.
  - А ты-то откуда взялся? Не лезь не в своё дело, - с новыми силами рычит иностранец, но уверенность стремительно утекала из его голоса, как бы он ни пытался казаться внушительнее.  Однако занервничала и Рейчел, почувствовав себя виноватой за то, что втягивает в неприятности ни в чём не повинного парня.

Это был самый счастливый день за все одиннадцать лет жизни Сириуса. Самый-самый-самый счастливый. Ведь он наконец вырвался из рук своей матушки хотя бы на один семестр, хотя бы до зимы, что уже совсем неплохо, ведь до этого рекордным сроком была неделя, да и то всё равно проведённая в доме. В доме, который Сириус не любил так же сильно, как собственную мать. Но ещё не очень сильно. Если не присматриваться, зажигать везде свет и представлять, что ты отважный герой приключенческого романа в поисках сокровищ, то даже вполне сносно. «Сносно» — история всей предшествующей красному поезду жизни Сириуса. Красный поезд, блестящий, как будто новый, словно только что, за пять секунд до их прихода, вытащенный из огромной игрушечной коробки, таким нереальным он казался маленькому мальчику, привыкшему, что в мире есть только два цвета — серый и чёрный, а остальное их оттенки.
Сириус запрыгнул в поезд не прощаясь, не тратя время на то, чтобы чмокнуть мать или обнять отца, в их семье такие нежности были не приняты, а играть на публику, изображать привязанность он не хотел. Регулус провожать его не стал и Сириус грустил лишь о том, что родители не последовали его примеру.
Когда поезд начинает движение, Сириус уже сидит в купе с другим мальчиком — взъерошенным, словно воробей, и смешливым, как он сам. Они оба прижимаются лицом к стеклу, пытаясь разглядеть что-нибудь впереди и впервые Блэк не слышит замечаний, что его смех слишком громкий. Мальчик смеётся вместе с ним. Его зовут Джеймс Поттер.
Во время поездки они много разговаривают. Сириус узнаёт, что они дальние-дальние родственники, когда расспрашивает о семье Джеймса, и узнаёт, что тот хочет попасть в Гриффиндор. «Было бы здорово оказаться на одном факультете» — думает Сириус, а ещё пытается вспомнить хоть одного волшебника с фамильного древа Блэков, кто закончил бы не Слизерин. За всю поездку ему это не удаётся, но в душе нежным червяком корчится надежда стать первым. 
Уже почти в самом конце поездки дверь купе открывается, и рыжеволосая девочка в приказном тоне просит вести себя тише, хотя Сириус никогда не назвал бы это просьбой. За её спиной Блэк разглядывает чёрные волосы незнакомого мальчишки и сразу инстинктивно испытывает неприязнь. Вот так просто, с первого взгляда. Позже они с Джеймсом согласятся, что девочка зануда, а мальчик слишком странный. «Серый» — подумает про себя Сириус, вспоминая старую половую тряпку.
Чем дальше, тем лучше. До Хогвартса мальчишки плыли в одной лодке, стояли вместе перед дверьми большого зала, вместе поражались происходящему, громко комментируя и получая недовольное шипение со всех сторон, вместе, затаив дыхание, ждали своей очереди, не отрывая взгляда от говорящей шляпы. Они были вместе совсем недолго, но Сириус уже успел представить, почувствовать, как это здорово, когда есть друг. У него не было возможности завести ни одного дома, ведь там были только книги, младший братец и кузины, которые, кажется, презирали само понятие дружбы. Между собой-то они, конечно, ладили, но Сириусу удавалось ладить только с одной, с которой они, как ни странно, реже всех виделись.
Сириусу не терпелось уже надеть на себя шляпу. Как всегда, когда другие нервничали и переминались с ноги на ногу, ему больших усилий стоило не растолкать всех вокруг и не воссесть на стул самовольно, сделав из него собственный трон. Матушка бы, возможно, оценила, но остальные точно нет, поэтому его имя, названое в первой десятке, пришлось очень кстати. Получив дружеский тычок в плечо от Джеймса, Сириус маленьким вихрем взобрался на стул. За несколько секунд, пока шляпа не прикрыла обзор, Блэк успел оглядеть толпу. Он искренне верил, что все задержали дыхание вместе с ним, когда шляпа опустилась на глаза.
Он был первым из тех, кого успел знать. Он знал, на каком факультете хотят его видеть родственники, но не знал, чего хочет он сам. Это должно было решить его судьбу, возможно, дать ответы на вопросы, которые он задавал себе предыдущие 11 лет или с момента как начал осознавать себя. Ещё он хотел быть с Джеймсом, вот только шляпа ещё не знала маленького Поттера, как не знал маленький Сириус, что желания учитываются, и Джеймс попадёт именно на тот факультет, на который хочет попасть. Сириус не знал этого и желание попасть в Гриффиндор не испытывал, потому что всё равно где, если с другом и на своём месте. Больше всего маленький Блэк хотел понять, где же его место, получить ответ на вопрос такой же он, как его родственники, или всё же есть другой путь.
Другого пути не было.
Он осознал это, когда в голове раздалось звонкое «Слизерин!» и темнота сменилась лицами. Где-то сбоку шумел теперь уже его стол, и он чувствовал, как чужая ладонь мягко толкает его в спину, побуждая занять своё место за ним. За столом, за которым сидело не одно поколение его предков. Таких, как его матушка, теперь уже как он сам. Это было впервые, когда Сириус узнал, что такое дрожь в руках, впервые, когда в его взгляде можно было рассмотреть ужас — несколько долгих секунд, пока он шёл к столу. «Я как она» — задыхающейся птицей, бьющейся в предсмертных конвульсиях, билась в голове мысль. «Я как она» — звучал в голове собственный приговор.
Но худшим было сесть за стол и найти взгляд Джеймса, красноречивый взгляд. «Мы не сможем быть друзьями» — говорил он, только не теперь, потому что «я никогда не соглашусь на Слизерин» — говорил Джеймс в купе поезда и Сириус не понимает, как мог забыть это, когда сидел там, как шляпа могла так жестоко поступить с ним и, наконец, почему он сам согласился. Но всё просто. Потому что ему нужны были ответы и потому что шляпа никогда не ошибается, потому что ей потребовалась секунда, чтобы так просто решить его судьбу.
Сириус опускает голову на стол и закрывает глаза. Ему не весело, сердце, что билось раньше так, словно пыталось вырваться из его бренного тела, сейчас словно замерло совсем, отказываясь гонять кровь по его теперь уже слизеринским венам. Блэк открывает глаза и слегка поворачивает голову в сторону лишь когда кто-то задевает его, совсем немного, садясь рядом.
Странный парень. Серая половая тряпка.
-Привет, — улыбается Сириус, но в улыбке ни тепла, ни веселья, ничего. Вязкая горечь от которой немеет язык, словно он переел мяты.
Так Сириус Блэк впервые познаёт смирение.

Что заставляет людей выбирать настолько опасную работу, как аврорат? Нет, наверное, каждый профессионал считает свою работу в меру опасной и в меру рискованной, но с этими профессионалами зачастую спорят другие профессионалы. Когда аврор считает свою работу опасной, с ним не спорит никто.
В этом и заключалась суть. Романтизм этой профессии развеивается уже во время стажировки, с первыми серьезными ранениями, вовсе не травмами, которые может подлатать знахарь-терапевт на дому. Когда собственная кровь пугает больше, чем возможность умереть и не увидеть ее вообще. И вот ты лежишь на накрахмаленном, чистом белье и смотришь пустым взглядом в пепельный потолок лазарета. В минуты, когда сестры оставляют тебя одного, задаешь себе кучу вопросов. Готов ли ты дальше идти этим путем и что от тебя за это потребуется. Чего лишившись, ты можешь обрести что-либо? Никакого романтизма, чистый прагматизм. Реализм же приходит еще позже.
Когда ты лежишь в Мунго не потому, что потрепан парой вражеских молний, у тебя сломаны рёбра и перебиты лёгкие, а потому что еще минуту назад ты так близко был к смерти, что не можешь поверить в подлинность собственной жизни. Вот тогда ты по-настоящему ощущаешь себя аврором, прошедшим свои первые испытания. В этот момент главное заново задать себе те же вопросы и дать те же ответы.
Аврор со стажем держит в своей голове не только воспоминания о битвах, он хорошо запоминает своих врагов. Скольким они перешли дорогу — немерено. На одного темного волшебника приходится достаточно еще живых мракоборцев, которым он с удовольствием пробил бы палочкой сонную артерию. Зло умеет мстить и помнить обиды, что еще более важно. Оно умеет проникать в дом с уличным песком, сочиться через дверные проёмы, проникать в жизнь и отравлять ее медленно, верно. С теми, кого не берут молнии, огонь, вода и Авада Кедавра, есть более действенный метод — сначала зло убивает душу.
Высасывает, как дементор, всё хорошее. И это, пожалуй, Руфус хотел бы скрыть поболе остального. Он был свидетелем многих вещей, помнил многие разговоры, знал кучу вещей, которые попади не в те руки, могли бы стать мощным оружием не просто против их отдела, против всего Министерства. Он водил дружбу с влиятельными людьми, знал многие чужие секреты, но Руфус Скримджер — не круглый идиот, чтобы держать всё под носом у своих врагов.
Он должен был убедиться в том, что важная информация не попадет не туда в случае чего.
Но его выживание обеспечивали совсем не эти мелкие рабочие моменты. Вовсе не они.
Он давал слабину совсем в других вещах.
— У магглов есть удивительный, но действенный метод, — потирая болезненно подбородок сказал Скримджер (пожалуй, не здороваться с людьми — привилегия высших) — если разведчик выдает себя, он выпивает яд. Действенно, ничего не скажешь, но в их реалиях это сложнее, чем могло показаться. Зло не даст тебе даже шанса умереть просто так. Сначала оно достаточно соскоблит с тебя, только потом, возможно, снизойдет до убийства.
— Вчера в Мунго доставили Кевина Ллойда, аврор с большим стажем, даже подумать не мог, что он так просто даст себя поймать. На него давно точили зубы, он говорил мне об этом, — и все знали, что однажды на него нападут. Они дежурили у дверей коллеги, едва ли ни спали с ним в одной постели, а месть настигла его внезапно и глупо — в маггловском магазине детских игрушек.
— Он жив, если это можно назвать жизнью — и Руфусу было важно сейчас сделать на этом акцент. Он никогда не говорит ничего просто ради разговора, особенно со своими коллегами. А Ариадна была его коллегой, более близкой, чем могло показаться сначала. — Сошел безвозвратно с ума о того, что не хотел показывать то, что его враги все равно получили. И со скорбью директор отдела понимал, что его смерть дала бы им всем больше, чем вот это состояние глупенького овоща.
Его родители магглы. Что усложняет задачу в миллион раз.
Наконец Руфус выдохнул и ровно на мгновение отвел взгляд. Все эти щепетильные ковыряния в голове напоминали ему о иглоукалывании на втором году стажировки. Было не больно, но ощущение, словно тысячи маленький червяков шныряют прямо под кожей — вот на что это было похоже. И каждый раз, когда он что-то проделывал с воспоминаниями, это было до ужаса схоже.
— Не работа может сломать меня, кое-что личное — за работу он может быть спокоен, за личные вещи — нет. — Каждый паршивый снуфлер будет давить на это, а я не собираюсь становиться жертвой полуживых дементоров. Так он называл подобных врагов. Тех, кто пытают ради информации понять можно. Тех, кто делает это ради собственной жестокости — нет.
— Обет не нужен — хотя решение не было окончательным. Сейчас Руфусу кажется, что у него нет ничего, чего он хотел бы закрыть и применить обет. Потом... кто знает, что будет потом. — Все, что должно быть в Омуте своевременно оказывается там. Я хочу закрыть яркие воспоминания... седьмой курс Хогвартса. И последние два года...
Самые важные, пожалуй, в его жизни. Те самые, где фигурируют внезапно обретшие важность люди. Ариадна о них тоже знать не должна, но верит ли Руфус этой женщине? И ее профессионализму?
— Последний год — и тяжело втянул накуренный мадам Готье воздух. Он долго, с минуту примерно, смотрел на свою собеседницу и все-таки подытожил: — Есть вещи, которые ты не должна видеть, но увидишь. Я предпочту, чтобы ты их не комментировала.
Хотел ли Руфус, чтобы кто-нибудь знал о грехах, которые он брал на себя? О вещах, которые не написал в рапортах и не доложил Министру? О том, как к этому самому Министру относится и что не дает ему спать по ночам?
— Я готов, — вот так просто, даже устало подвел Скримджер и как-то траурно прикрыл глаза.

не пугайтесь, обычно я менее многострочна
«Мы работаем до последнего клиента!». Первое правило салона мантий мадам Марш. Вон оно, переливается затейливым узором на стекле. Прямо под вывеской. Буквы вычурные и возвышенные, хоть на надгробии высекай. Руби Марш уже битый час изучала отзеркаленные завитки гласных и обещала себе – в следующий раз она сотрет эту проклятую надпись. Брат придёт, как водится, под утро. Будет размахивать руками и ругаться на смеси гоблинского и испанского. Наколдует ведро серебристой краски и выгонит на улицу – восстанавливать красоту. И Руби вновь начертит десяток завитков. И снова будет изучать их свободными от тренировок вечерами, сидя по ту сторону витрины.

- Нет, мне всё-таки кажется, к глазам не подходит, - вдруг выдает припозднившаяся ведьма. А муж её неопределённо пожимает плечами. Руби переводит мрачный взгляд на парочку – «а я-то тут при чём?». Женщина смотрит на неё вопросительно, мужчина – любуется потолком. «Опуская тот факт, что мне до мантикоровых пяток твои глаза, ты уже час не можешь выбрать шмотку для работы в саду. В саду! Целый час!».

- У ваших мандрагор настолько тонкий вкус? – ведьма не понимает шутки. Хмурится. Делает еще пару поворотов перед зеркалом. Спрашивает, можно ли подшить рукава. А то ведь испачкаются в земле. Руби воодушевляется – конечно, можно. Подумать только, какая дельная мысль после двух десятков сомнений!  Вот только тут работы – часа на три, не меньше. Врёт, конечно. Но выглядит необычайно дружелюбно. А в голове только и звенит, что «без пяти одиннадцать, без пяти, мать его, свобода». Ведьма пишет адрес на клочке бумаги и просит доставить мантию не позднее полудня. Вечером ей нужно будет пересадить прыгучие луковицы. «Пересаживайтесь сами на улицу, ну», и в ход уже идёт самое мощное заклинание выдворения из её арсенала вежливости: Хорошего вам вечера, спасибо за покупку.

Стоит двери салона закрыться на парочкой, как Руби вспоминает о втором правиле – «всегда улыбаться!». Что-то напевает себе под нос, крепит записку с адресом на доску за стойкой – в ту половину, которая является зоной забот Робина Марша. Звенят в руке ключи, тикают мысли, отсчитывая секунды до закрытия. «Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь…»

Звенит дверной колокольчик.

- Миссис То-о-омпсон, - растягивается Руби в той страдальческой улыбке, что бывает у каждого, когда судьба использует любую возможность испортить человеку жизнь, - Встреча стари… тьфу, выпускников, да? Вы же завтра должны были… - но у старушки такой виноватый вид, что Руби не может закончить мысль, «ай, ладно, всем нам иногда не спится». К тому же, у миссис Томпсон, помимо старческого артрита и бессонницы, было всё-таки одно замечательное качество. Старушка никогда не приходила в салон без гостинцев. И, к сожалению, без охапки удивительных (на её, присыпанный песком, взгляд) историй. Стены салона, если бы могли говорить, с лёгкостью бы воспроизвели всю жизнь этой древней ведьмы, которая приходит сюда каждую неделю, с тех самых пор, когда матушка Марш впервые распахнула двери для посетителей.

Руби, в отличие от стен, говорить могла. Но была скована третьим правилом Робина Марша («не хамить клиентам») и своей личной привязанностью к этой чудной ведьме («когда-то она приносила мне конфеты, а не выпивку»). А посему была вынуждена пропустить старушку внутрь, предложить кофе и с неподдельным интересом выслушать, как поживает её родня и выводок низзлов. Натуральности интереса особенно способствовал принесённый миссис Томпсон бренди, который она сначала чинно капала в ложечку, мешала кофе, а потом, подмигивая Руби, подливала ещё. «Глоточек», как она выражалась. Всё у миссис Томпсон начиналось с безобидных слов. Глоточек, разочек, минутка.

- Руби, дорогуша, давай повременим минутку, – и вот Руби уже вздыхает, садится в кресло напротив и наливает полный фарфор бренди. Разговор строится легко. Как по нотам. Дела нормально. Кости целы. Замуж не скоро. Дети – посланники дьявола на земле нашей грешной, - Ах, что ты такое говоришь, Руби! – а юная Марш говорит ровно то, что нужно, чтобы ещё с десяток минут молчать, не утруждаясь даже своевременными вздохами, - Вот у меня Бонни – ты же помнишь мою внучку Бонни? – так вот, Бонни бросил кавалер. Вот буквально намедни! Она прибежала ко мне, вся в слезах… - и Руби, залпом допив содержимое своей чашки, с хитрым прищуром отправляется к стойкам с переливающимся атласом и шуршащим батистом. Старушка говорит, говорит, говорит. Руби вытягивает одну мантию, другую, издалека примеряет их к миссис Томпсон – так, что над тканью видно лишь говорящую голову.

- Ой, Руби, ты что, зачем же такой пурпур, это же слишком нахально, - и тонкие морщинистые пальцы уже смущенно прикрывают раскрасневшееся от кофе с «глоточком» лицо. Руби вновь наполняет свою чашку, напрочь забыв про содержимое кофейника, и хмыкает, втыкая булавки в подол:
- Миссис Томпсон, вы красивая, хоть и старая, как борода Мерлина, женщина. Красивые женщины не должны приходить на встречу выпускников как на похороны. А то вдруг и правда кто помрёт, - старушка качает головой и блестит глазами. Комплименты Руби всё ещё ходили где-то по границе благопристойной старческой морали, - Да сидите вы, я ваши мерки наизусть помню, ну, - закатывает Руби глаза, когда ведьма порывается вскочить для примерки, - Как поживает Трутень? Вы выяснили, что с его лапкой? – и ведьма заходит на новый вираж историй. Руби почти не смотрит на часы, отмеряя время стежками. Раз, два, три, четверть двенадцатого. Восемь, девять, сто, без десяти полночь. Стрелки завершают круг. Разговор вновь приходит к внучке миссис Томпсон. Руби убирает наскоро заполненный листочек в карман и обещает подобрать для Бонни самый подбадривающий наряд на свете.

Вручив старушке свёрток с новенькой мантией, Руби помогает ей одеться и уже сама тянется за шарфом, бесцеремонно пресекая сопротивление на полувздохе: Миссис Томпсон, полночь – не время для кокетства. Или я вас провожаю, или вы ночуете здесь, - закуток на пересечении Косой и Лютного, в котором располагался салон, и днем выглядел не особенно дружелюбно. Грош Руби цена, если она отпустит ведьму одну в ночь. Старушка поджимает губы, но покорно ждёт, пока Руби зашторит окна и с самой счастливой улыбкой перевернёт табличку на входной двери.

Ночь выдалась морозная. Глядя на мигом покрасневший нос старушки, Руби решительно объявляет – сегодня миссис Томпсон возвращается домой через камин «Белой виверны». До нее ближе, чем до Котла. Никаких возражений. Преступникам можно накостылять, а вот от воспалению лёгких – едва ли. И, конечно, по этому поводу у старушки тоже была припасена история. Самодовольно усмехнувшись, Руби закидывает биту на плечо и шагает рядом с бормочущей ведьмой.

Когда до паба остаётся какой-то десяток шагов, Руби расслабляется. Перестаёт внимательно вглядываться в темноту переулков. Смущённо морщит нос, слушая подтрунивания старушки, которую несколько мгновений назад ужасно перепугала, шарахнувшись от пролетевшего над ними ворона. Размышляет, что прихватить на ужин в Виверне.

- Леди, - раздаётся за спиной неприятно тянущий гласные голос. «Чё?», озадаченно покосившись на биту, Руби отмечает, что та всё ещё мало походит на кружевной зонтик. Губы вновь тянет кислая улыбка. Руби разворачивается, надеясь, что просто перебрала бренди. Однако тянущее чувство приближающихся неприятностей слишком хорошо знакомо мисс Марш. «Хэллоуин ведь закончился, верно?», хмурится, оглядывая три фигуры в пластиковых магловских масках поросят.

- Палочки или жизнь? – насмешливо протянул тот же голос.
- На кой чёрт вам неработающий кусок деревяшки? – с наигранным равнодушием интересуется Руби, надеясь отделаться от трио малой кровью. Меньше всего ей сейчас хотелось затевать драку в присутствии миссис Томпсон. Однако та разом ставит под сомнение все свои истории о работе в разведке во время войны. Говорит, что у неё палочка вполне рабочая, а вот тебе, душечка, как же так не повезло-то! Руби едва успевает среагировать, вытянув руку вперёд и уперев биту в живот самому тощему из трио, шагнувшему было к старушке.

- Шли бы вы отсюда, - цедит она сквозь зубы, уверенная в том, что комендантский час играет ей на руку. Соперников без магии она не боялась принципиально. Однако, одной уверенности оказалось мало для убеждения воров в том, что не их сегодня ночь. Вероятно, виной тому был нож, который тощий с готовностью извлёк из своего кармана. Напарники незамедлительно последовали его примеру. «Умно», но не время отвлекаться на снятие шляпы:
- Миссис Томпсон, трансгрессируйте.
- Но ведь…
- Немедленно!
Хлопок. Руби, застывшая с вытянутой за спину рукой, удивлённо оборачивается. Смотрит на гаснущий вихрь трансгрессии и не верит своим глазам. «Вот же старая кошёлка!», и тут же мотает головой. В конце концов, стоило уточнить, что неплохо бы захватить её с собой. В конце концов, это она отговорила её от длинной, но в разы более безопасной дороги до Котла. Резкая боль между лопаток оборвала муки совести. Она не успевает даже сгруппироваться, так и падает плашмя на землю, пересчитывая все выступающие кости.

- Ах ты ж ведьмин сын! – рычит Руби в камни мостовой, хотя отлично понимает, что сама сплоховала. Ворам, определённо, не свойственно, мирно ждать, пока излишне боевая девица стряхнет с себя временное замешательство. Палочки у неё, может, и нет, но деньги-то наверняка имеются. И, будто в насмешку, голосом тощего раздается в ушах четвертое правило Робина Марша – «будь хорошей девочкой». Мигом собравшись, Руби резко пинает горе-советчика в коленку, опирается на саднящую ладонь и тянется за выпавшей из рук битой. «Прости, Робби. Не сегодня». Излишне боевым девицам тоже не свойственно упускать шанс надрать чьи-то самоуверенные задницы.

Черный пушистый филин сидел по левую руку от директора. Огромные птичьи глаза с неустанным интересом наблюдали за тем, как двигается человеческая рука и скребет по желтому пергаменту. Руфус в последнее время написал столько всего, что от звука этого скрежета у него начинала болеть голова. Приступами, не постоянно. Словно домовичок подошел сзади и забивает нарочно гвоздь куда-то в область затылка, а потом эта боль перетекает в лобовую часть и делает и без того не легкую ношу еще тяжелее в виде каменной головы. Руфус почувствовал, как эта боль возвращается. Во время не оторвав пера от пергамента, он оставил на министерском бланке огромное чернильное пятно. Несмотря на то, что директор прекрасно владел письменными чарами, некоторые письма внутри самого Министерства он предпочитал писать самостоятельно, от руки. Так ему казалось, что он больше пронизывается тем, что пишет. И точно не забудет, чего наскрябал тут.
По-другому эти письма и не назвать. Руфус отличался поэтическим мышлением, но в свободное время. Рабочие моменты трудно описать поэтически, поэтому письма главы Аврората были сухие, где-то даже уныло скучные, всегда только по делу и без лишнего юморка между строк. Он отвечал на недавнюю жалобу руководителя группы ликвидации случайного волшебства. Расследование закончилось только вчера, а вчера Руфус просто никак не мог дойди до таких мелочей, как бюрократия и бумажки на столе.
— Можешь лететь, — тихо сказал Скримджер и заколдованная птица вспорхнула легко к низковатому для Министерства потолку.
Он скомкал испорченный пергамент и щелчком пальцев уничтожил его, смахнув блестящий пепел на край стола. Из старого, как Мерлин, серванта на край порхнул длинный, похожий на новомодную вазу, бокал, из графина, который где-то там стоял, но Скримджер никогда не замечал где, вода стекала по прозрачным стенкам так тихо, что Руфус даже если бы не был занят, не услышал бы шебуршания графинной воды.
В дверь постучали. Практически движениями пальцев, даже не руки, не говоря уже о палочке, Скримджер снял заклинания и в кабинете директора показалась сначала шляпа земляного цвета и только потом голова одного из штатских авроров. Только когда мужчина зашел, Руфус заметил непригодность его внешнего вида: порванное пальто, полусгоревшая шляпа, едва ли не спаленное лицо и общая потрепанность, даже вымотанность заставила Руфуса тут же подняться на ноги.
"Как часто эти стены не дают мне знать, что происходит за ними?" У секретности всегда была вторая сторона. Та самая, где глава, директор, обычно выключен из повседневности своих людей. И будь за окном пожар, он об этом не узнает, пока  сам не почувствует дым. 
— Сэр, мы обезвредили восемь человек на Бренчли Гарденс, — выдохнув, уведомил его аврор — еще двое сбежали.
— Кто отправился за ними? — Он вышел из-за своего стола, почти нависая над аврором. Вчера еще этот мальчик проходил стажировку, а уже сегодня носит форму мракоборца. Впрочем то, что он оказался в этом кабинете говорило кое о чем, в том числе.
— Шелбон — выпалил юноша.
— Один? — По лицу главы Аврората пробежала морщинка. Как-то всё мутно. — Почему ты не патрулируешь улицу? Не выпад вовсе, всего лишь рабочая претензия, заставившая аврора растеряться и чуть отойти назад. По лицу его сразу было заметно — он начал сомневаться.
— М..мой... старший по группе приказал мне явиться в Министерство. Интересная какая получается раскладка. Старший по группе принимает такие решения? Кто у них там старший? У Руфуса слишком много имён крутилось в голове. Грей. Кажется, это был один из опытнейший авроров, старый Купер Грей, лишившийся шести пальцев. Над ним постоянно шутили, что скоро он будет держать палочку в зубах, но продолжит сражаться.
— Сэр? — Подчиненный попытался вытянул начальство из размышлений. — Сэр, что нам делать?
Руфус еще сильнее нахмурился и почти потрясенный посмотрел на юношу: — А Вы не знаете, что делать, мистер Корлаг?
Мистер Корлаг, зеленый и обугленный, конечно же знал, что делать. Руфус Скримджер, увы, не знал в тот момент всего.
Если его аврор не врал, всё оказалось серьезнее, чем обещало быть вчера. Скримджер накинул длинный черный жакет, он терпеть не мог форменку мракоборцев, и решительным шагом пересек штаю-квартиру авроров. В распоряжении у него было не так много людей. Почти на пальцах пересчитать. В отдел явились те, кто патрулировал улицы, но они уже уходили обратно, дел было настолько много, что даже будь у них сейчас весь штаб на улицах города, они бы не могли держать всю ситуацию под контролем.
Почему при всём этом не затесались Пожиратели? Обычно ими веет за десять миль, а теперь они все головы в землю зарыли, как будто и не они вовсе стояли за столь кипящей работой в Министерстве.
В этом месте всегда был переполох и так с ходу не каждый определит, где Министерство работает в обычном своем режиме, а где стоит на ушах и прочих конечностях. Сейчас у Скримджера была вполне логичная при его статусе задача — отозвать как можно больше опытных авроров обратно в Министерство и перераспределить ресурсы. Если всё станет очень плохо, придётся защищаться...
Впрочем, они уже защищались. Руфус, как обычно, сохранял спокойствие и готовился к худшему. Так авроров учат — всегда ожидать, что все обернется катастрофой. Это всегда дает им возможность быть более адаптивными, более мобильными. В любой момент отдел может ввести чрезвычайное положение и каждый сотрудник поднимется, как по велению волшебной палочки. Сейчас же Скримджер не был уверен в скорости даже своих лучших авроров. Они люди, не гиппогрифы.
Он глазами искал низенькую Лонгботтом, своего старшего аврора. Меньше всего Руфусу сейчас хотелось даже на секунду потерять контроль над ситуацией. Хотя бы в том, что касалось его отдела. За остальное Министерство он был совсем не уверен (да и не в ответе, если опираться на уставы). Тем не менее, кое-что было для него задачей первой важности. Есть ли что-нибудь для главы отдела Аврората важнее, чем Аврорат?
Министр Магии.
Отдел остался позади. В суете Министерства можно было раствориться, пропасть, как в живой, бурлящей реке. Но теперь по этой воде шел смертоносный ток. Бомба замедленного действия.
— Эта случайность, а не магия против магглов. Не надо объяснять мне различие, директор, — Руфус Скмриджер очень редко повышал голос, но он ненавидел напоминать своим людям то, что они должны были зарубить себе на видных местах еще во время стажировки. Впрочем, было уже поздно. Пока Руфус пытался убедить себя в обратном на Бромли Коммон прошлым вечером разразилась битва между преследующим Пожирателя аврором и, собственно, самим Пожирателем. В результате — очередная катастрофа, разрушенный мост, в общей сложности восемь поваленных стен у жилых домов и ошалевшие магглы.
Чем ниже уровень, тем тяжелее говорить с местным руководством. Но с руководителем группы аннулирования случайного волшебства Руфуса связывало кое-что большее, чем взаимная неприязнь — необходимость работать вместе. И если на случайников аврору свалить свою работу трудно, то вот волшебники, устраняющие случайное волшебство обожали ворчать и бесконечно писать служебные записки. По крайней мере руководитель.
— Пожалуйста, — ледяным тоном добавил Скримджер — у меня достаточно помимо вашего бесконечного недовольства забот. Мои люди не несут ответственность за случайное волшебство. Давайте сделаем необходимую работу, потом выясним, кто из нас неправ. Или создадим комиссию и бла-бла-бла. В общем, правды не дознаемся, а отношения испортим — это самое любимое.
— Я серьезно не собираюсь контролировать работу вашей группы, но если этого не сделаете вы, кирпичи там будут валяться, пока сам Министр не ликвидирует последствия... более важного для общей безопасности события?
Руфус Скримджер редко контролировал подобные словесные выпады, но в этот раз что-то заставило его замолчать и прислушаться.
Стены у Министерства толстые. Но, видимо, не настолько. Он надеялся, что Элис Лонгботтом уже находится в оставленном Скримджером отделе.