В такие моменты Эйприл забывала о том, что она - ученик школы магии и волшебства. Что положено пользоваться палочкой, что гнев, боль и обиду можно выразить изящным способом, заключенной в прикосновении к гладкому дереву силой. Что пользоваться магией вне класса запрещено. Что... Да на самом деле, в такие моменты Эйприл забывала практически обо всем. Ей только и хотелось, что бушевать. Кидаться вещами, вон тот бокал, наполненный тыквенным соком, отлично подойдет для того, чтобы разбить его о стену, и осколки с каплями так красиво брызнули во все стороны. Чтобы толкнуть, ударить, забыть все гневные родительские письма, все восклицания о том, что она девочка, и что не положено, и что драться не хорошо. Если драться не хорошо, так почему люди, порой, так упорно напрашиваются на то, чтобы им врезали?
Но этого - не достаточно. Всё еще недостаточно ярко, всё еще недостаточно, чтобы стало хоть немного легче на душе. Чтобы погасить пламя, лижущее грудную клетку так болезненно, отравляющее кровь, делая её такой горячей, что можно почувствовать, как она движется по сосудам.
Эйприл кажется, что она полыхает изнутри, вот-вот начнет выдыхать горький дым вперемешку с пеплом, но она только стоит, не шелохнувшись, и смотрит. Как Джим обнимает светловолосую девочку, имени которой она не знает. Как его руки лежат на талии, прижимают ближе, и главное, как он целует её, лица почти не видно вьющимися светлыми локонами. Эйприл не может шелохнуться, и ощущает себя самой главной идиоткой во всем Хогвартсе. Такому не научат на занятиях в классных комнатах. Не расскажут как справляться с этим ощущением преданности, обманутости. Разочарования, и впервые, кажется, разбитого сердца. Ну, по-крайней мере, прямо сейчас Эйприл кажется, что её сердце разбито. Как же по-другому? Почему может иначе быть так больно?

Самое главное - не расплакаться. Миссия как будто невыполнима, но Эйприл старается изо всех сил, разворачивается, и бредет в сторону Большого зала, задирая голову и быстро моргая. Отчаянные попытки прогнать непрошеные слезы, такие горячие, словно вызваны тем самым пожаром, который продолжает полыхать в груди. Злость и обида - такая неприятная смесь, и естественная реакция на них - это слезы. Но Эйприл пока лишь ощущает себя идиоткой, и совсем не хочет еще и выглядеть ею. Ох уж эти детские драмы, скажут старшекурсники, взглянув на плачущую четверокурсницу, да? Танцы в честь дня святого Валентина, и кто-то кого-то не пригласил, а так отчаянно хотелось. Огромная трагедия, в самый раз, чтобы лить слезы и строить из себя страдалицу. Эйприл кусает губы и уговаривает себя не плакать. Плотнее кутается в мантию, скромное черное платье уже не кажется таким красивым, вот глупая, зачем вырядилась, зачем вообще пошла. Надо было остаться в гостиной, зачем вообще праздновать этот дурацкий праздник?
Эйприл возвращается в Большой зал, но слышать музыку, видеть танцующие парочки ей больше неприятно. Какой-то час назад она была самым счастливым человеком: Джим пригласил её на танец. Тот самый Джим, с которого она вот уже месяц не сводит глаз, и каждый раз при виде него непроизвольно, как последняя дурочка (по собственной же версии) заливается нелепым хихиканьем. Честно? Она на танцы-то пошла лишь в надежде на то, что Джим пригласит её потанцевать. Они разговорятся, познакомятся, начнут общаться, может быть... Нет. Эйприл морщится и не желает больше думать об этом. Чувствует себя преданной, обманутой, зачем он вообще пригласил её на танец, если теперь зажимается с другой девочкой? Прил делает глубокий вдох, всё еще безуспешно пытается проглотить ком в горле, не расплакаться, однако уже практически ничего не видит: глаза застилает пелена слез. Нет, черт, только не при всех, не выставить себя идиоткой, которая рыдает из-за мальчишки на день всех влюбленных. Не выставить! Эйприл чертыхается, и чудом не срываясь на бег, выходит из Большого зала. Двери главного входа пока еще открыты, за ними разбит кустистый сад, в котором можно погулять парочками под луной. Эйприл не раздумывая направляется к двери, а затем ныряет в один из проходов живой изгороди.

Как ни странно, тут кругом тоже влюбленные парочки, но достаточно темно, чтобы не видеть их лиц, а самое главное, что эти парочки не видели лица Эйприл. Потому что оно залито слезами, и Прил так обидно за себя, за эти слезы. Что обидчику сейчас так хорошо, он наверняка счастлив, а она вынуждена прятаться в саду, блуждать по проходам из живой изгороди в поисках хотя бы одной пустой скамейки, куда можно присесть, и утирать слезы со щек. Снег в саду убран, но всё равно хрустит под ногами, Прил чувствует, что начинает замерзать, мокрые дорожки на щеках покалывают. Она не обращает на это внимание.
О, кажется вон там свободная скамейка, можно даже сесть на неё, она совсем не холодная. Прорыдаться как следует, потому что уже скоро возвращаться в гостиную, и делать вид, что ничего не произошло, всё хорошо, всё просто отлично. Девушка не знает, на кого злиться сильнее. На Джима? На себя, за то, что такая глупая, и за эти слезы?