Что заставляет людей выбирать настолько опасную работу, как аврорат? Нет, наверное, каждый профессионал считает свою работу в меру опасной и в меру рискованной, но с этими профессионалами зачастую спорят другие профессионалы. Когда аврор считает свою работу опасной, с ним не спорит никто.
В этом и заключалась суть. Романтизм этой профессии развеивается уже во время стажировки, с первыми серьезными ранениями, вовсе не травмами, которые может подлатать знахарь-терапевт на дому. Когда собственная кровь пугает больше, чем возможность умереть и не увидеть ее вообще. И вот ты лежишь на накрахмаленном, чистом белье и смотришь пустым взглядом в пепельный потолок лазарета. В минуты, когда сестры оставляют тебя одного, задаешь себе кучу вопросов. Готов ли ты дальше идти этим путем и что от тебя за это потребуется. Чего лишившись, ты можешь обрести что-либо? Никакого романтизма, чистый прагматизм. Реализм же приходит еще позже.
Когда ты лежишь в Мунго не потому, что потрепан парой вражеских молний, у тебя сломаны рёбра и перебиты лёгкие, а потому что еще минуту назад ты так близко был к смерти, что не можешь поверить в подлинность собственной жизни. Вот тогда ты по-настоящему ощущаешь себя аврором, прошедшим свои первые испытания. В этот момент главное заново задать себе те же вопросы и дать те же ответы.
Аврор со стажем держит в своей голове не только воспоминания о битвах, он хорошо запоминает своих врагов. Скольким они перешли дорогу - немерено. На одного темного волшебника приходится достаточно еще живых мракоборцев, которым он с удовольствием пробил бы палочкой сонную артерию. Зло умеет мстить и помнить обиды, что еще более важно. Оно умеет проникать в дом с уличным песком, сочиться через дверные проёмы, проникать в жизнь и отравлять ее медленно, верно. С теми, кого не берут молнии, огонь, вода и Авада Кедавра, есть более действенный метод - сначала зло убивает душу.
Высасывает, как дементор, всё хорошее. И это, пожалуй, Руфус хотел бы скрыть поболе остального. Он был свидетелем многих вещей, помнил многие разговоры, знал кучу вещей, которые попади не в те руки, могли бы стать мощным оружием не просто против их отдела, против всего Министерства. Он водил дружбу с влиятельными людьми, знал многие чужие секреты, но Руфус Скримджер - не круглый идиот, чтобы держать всё под носом у своих врагов.
Он должен был убедиться в том, что важная информация не попадет не туда в случае чего.
Но его выживание обеспечивали совсем не эти мелкие рабочие моменты. Вовсе не они.
Он давал слабину совсем в других вещах.
- У магглов есть удивительный, но действенный метод, - потирая болезненно подбородок сказал Скримджер (пожалуй, не здороваться с людьми - привилегия высших) - если разведчик выдает себя, он выпивает яд. Действенно, ничего не скажешь, но в их реалиях это сложнее, чем могло показаться. Зло не даст тебе даже шанса умереть просто так. Сначала оно достаточно соскоблит с тебя, только потом, возможно, снизойдет до убийства.
- Вчера в Мунго доставили Кевина Ллойда, аврор с большим стажем, даже подумать не мог, что он так просто даст себя поймать. На него давно точили зубы, он говорил мне об этом, - и все знали, что однажды на него нападут. Они дежурили у дверей коллеги, едва ли ни спали с ним в одной постели, а месть настигла его внезапно и глупо - в маггловском магазине детских игрушек.
- Он жив, если это можно назвать жизнью - и Руфусу было важно сейчас сделать на этом акцент. Он никогда не говорит ничего просто ради разговора, особенно со своими коллегами. А Ариадна была его коллегой, более близкой, чем могло показаться сначала. - Сошел безвозвратно с ума о того, что не хотел показывать то, что его враги все равно получили. И со скорбью директор отдела понимал, что его смерть дала бы им всем больше, чем вот это состояние глупенького овоща.
Его родители магглы. Что усложняет задачу в миллион раз.
Наконец Руфус выдохнул и ровно на мгновение отвел взгляд. Все эти щепетильные ковыряния в голове напоминали ему о иглоукалывании на втором году стажировки. Было не больно, но ощущение, словно тысячи маленький червяков шныряют прямо под кожей - вот на что это было похоже. И каждый раз, когда он что-то проделывал с воспоминаниями, это было до ужаса схоже.
- Не работа может сломать меня, кое-что личное - за работу он может быть спокоен, за личные вещи - нет. - Каждый паршивый снуфлер будет давить на это, а я не собираюсь становиться жертвой полуживых дементоров. Так он называл подобных врагов. Тех, кто пытают ради информации понять можно. Тех, кто делает это ради собственной жестокости - нет.
- Обет не нужен - хотя решение не было окончательным. Сейчас Руфусу кажется, что у него нет ничего, чего он хотел бы закрыть и применить обет. Потом... кто знает, что будет потом. - Все, что должно быть в Омуте своевременно оказывается там. Я хочу закрыть яркие воспоминания... седьмой курс Хогвартса. И последние два года...
Самые важные, пожалуй, в его жизни. Те самые, где фигурируют внезапно обретшие важность люди. Ариадна о них тоже знать не должна, но верит ли Руфус этой женщине? И ее профессионализму?
- Последний год - и тяжело втянул накуренный мадам Готье воздух. Он долго, с минуту примерно, смотрел на свою собеседницу и все-таки подытожил: - Есть вещи, которые ты не должна видеть, но увидишь. Я предпочту, чтобы ты их не комментировала.
Хотел ли Руфус, чтобы кто-нибудь знал о грехах, которые он брал на себя? О вещах, которые не написал в рапортах и не доложил Министру? О том, как к этому самому Министру относится и что не дает ему спать по ночам?
- Я готов, - вот так просто, даже устало подвел Скримджер и как-то траурно прикрыл глаза.

- Я даже не ставлю подобных вопросов, - к слову о Волдеморте. В таланте и пугающей мощи некоторых волшебников попросту не приходится сомневаться. Есть ряд врагов, с которыми просто не хочешь столкнуться и даже не прогнозируешь исход событий. Не потому, что боишься. Страх - это то, что ощущает любое существо, но отрицает работник Аврората. Лишь потому, что искренне не знаешь, как поведешь себя в определенной ситуации.
- Как бы я не пытался, некоторые вещи мне не скрыть, а некоторую магию не победить. Речь совсем не о человеке. Не о волшебнике и мановениях его рук. Дело в магии, которую он практикует. Так уж повелось в природе, что зло всегда будет чуточку сильнее добра за счет отсутствия каких-либо моральных правил.
Единственное, чего не чтит даже зло - предательство. И именно это заставляет сильного и уверенного в себе Руфуса Скримджера странно вздрагивать и набирать полную грудь воздуха.
Есть вещи, за которые не стоит прощать. Даже самого себя, даже если ты уже никак не изменишь эту ситуацию. Некоторые говорят - забудь и отпусти. Это случилось уже. Но Руфус так не мог. За идеальным лицом успешного человека скрывается личность с костями в шкафу. И это так же неизбежно, как погибшие цветы в вазе идеального Министра Магии.
Ариадна даже не пыталась быть мягкой, резко и профессионально, уверенно проникая в чужой разум, словно распахивая не слишком закрытые двери. Естественно, кое-что Руфус и сам мог сделать со своим разумом, но это нисколько не помешает Готье делать свою работу. Не зря она занимает свое место, не зря она знает об этом тонком, опасном (иногда более опасном, чем непростительные заклинания) волшебстве всё и немного больше. Вот, что Министерство должно было запретить много веков назад в придачу к списку заклинаний, уничтожающих всякое право живого существа на нормальное, собственно, существование. Нельзя просто так влезать в чужую голову на правах хозяина, как и распоряжаться чужой жизнью парой заклинательских слов. Это неблагодарно, некрасиво, но...
Необходимо. Об этом успел подумать Руфус прежде, чем почувствовал чужое присутствие в его мыслях. Теперь уже не он был главный, он не выбирал, что вспоминать и о чем размышлять. Это чувство скованности в собственном разуме рождало неизбежное самосохранение. Его нутро резко воспротивилось такому вмешательству, но женщина уже крепко держала его в своих стальных запястьях. Ради своего блага и блага того, кто об этом обо всем добровольно попросил.
Весь седьмой курс пролетел мимо, словно серая плёнка ни о чем. Так смотрят кино на экранах или же размышляют, читая книгу. Собственные воспоминания показались Руфусу чужими. Он ощущал себя со стороны и всё видел, не как участник событий, а всего лишь зритель. Вот бледные лица его сокурстников, идеально выглаженная рубашка Долана Митчелла. Он всегда раглаживал любые складочки, мамочка его, престарелая держательница личной библиотеки, знаменитая нездоровым чувством юмора, научила сына совершенно разной бытовой магии. Он разглаживал любую складочку на своей одежде прямо на уроках, если замечал изъян.
И в тот раз его одежда была так идеально выглажена, словно не он это всё делал. Тошнота подступает к горлу, как в первый раз. Руфус ловит себя на какой-то мысли, которая тут же уползает, а потом картинка сменяется серым вечером, некрасивое солнце заходит за шпили Темного Леса. Через мгновение - труп чужой совы под ногами у входа в Большой Зал и заливной женский смех - совсем другое воспоминание, но почему-то все замешено в отборное оливье. Руфус сам теряет связь, когда Готье выныривает из его головы.
Немного кружилась голова. Руфус понял, что очень хочет курить. И выпить чего-нибудь не помешало бы, но нет. Он смиренно одергивает костюм, цепляя себя на неприятной мысли.
Те чары, которыми выглаживают одежду. Как они назывались? Он никак не может вспомнить. Никак не может вспомнить лицо Митчелла, хотя оно точно вот-вот на портрете, но слишком мелком, чтоб разглядеть.
- Предательство - выговорил Руфус Скримджер. Он чуть потер нос тыльной стороной ладони, словно в ноздри забилась пыль.
- Апельсиновые корки, - аврор хмурится. Это ассоциации, но в голове тут же выстраивается ход событий. Утром они ели варенье из апельсиновых корок и пытались превратить его обратно в апельсины, а потом он нашел выпотрошенную птицу у входа в большой зал. Это была его серая сова Кегля.
Через восемь часов в школьном коридоре нашли повешенным юношу седьмого курса. И Руфус Скримджер всё видел своими глазами.

Руфусу единственно хотелось зажмурить глаза. Он не ожидал, что эффект от сеанса будет таким сильным. На какое-то мгновение он и правда забыл о том, что находится в воспоминании, это было в живую. Это было здесь и сейчас, а от чувств, которые снимало будто бы легкой рукой с помощью мадам Готье, захлестывало ощущение опасности там. Кто, как ни аврор умеет справляться с этим самым чувством опасности? Иначе им просто не выжить, но тут другое. Окунувшись в то время, он будто бы растерял все приобретенные за долгие годы навыки самообладания и выучки. Он больше не был дисциплинированным и, наверное, это почувствовала женщина. Она пыталась связать его с реальностью, а Скримджер чувствовал себя на привязи. Воспоминания и пережитые чувства были порывом ветра, который не просто срывает шляпу, больше - уносит, если крепко не ухватиться. Руфус не успел и рисковать унестись, если бы Ариадна его крепко не привязала к этой самой реальности, где увиденное им - всего лишь прошлое. Он пригласил ее для того, чтобы разобраться, чтобы не дать в случае чего заполучить эти воспоминания просто так.
Они были важными. Они были мостом между прошлым и будущим, в котором он сидит все так же на своем месте, где-то мирно у ног Министра. Возможно, это было преувеличением, люди горазды говорить и распускать разные слухи, но отчасти в любом слухе есть правда. Нет дыма без огня. Он запомнил это на всю жизнь.
Нет, не тот случай вовсе подтолкнул его стать аврором, это случилось много раньше, но тогда Руфус впервые увидел смерть. Это оставило огромную рану на сердце, которая болит до сих пор. Некоторые шрамы зарастают, но некоторые, те, которые постоянно приходится ворошить сейчас, они не зарастают. И чтобы хоть как-то спастись, он вынужден лезть в свою голову. Отчасти и поэтому в том числе.
Мадам Готье срывала пелену, меняла акценты и когда Руфус таки открыл глаза, вернувшись в свой кабинет из прошлого, ему в самом деле казалось, что так и должно быть в его голове. Хаос приобретает форму порядка, хотя неурядицы мешают, будто бы мелкие камни в ботинках.
Это было только начало, а его уже захлестывали чувства, которые он ощущал, сидя на своем месте. Этот день, должно быть, не кончится никогда? И эта мука с его разумом тоже.
Авроров учили повторять себе: "все проходит и это пройдет", но в данном случае почему-то ничего не работало. Кроме стального самообладания, наработанного годами сложностей. Руфус говорил себе, что и не из таких ситуаций выползал, а все это вокруг собственной головы он спланировал сам.
Руфус сглотнул горький ком поперек горла. Говорить о себе и о своем прошлом - точно не его сильная сторона, но если профессионал просит, кто он такой, чтобы сопротивляться или что-то утаивать? Она всем своим видом показывала, что это не ее личный интерес, это нужно для работы. Пока она чистит его голову и пока не закончила свою работу, это ощущение дискомфорта в собственных воспоминаниях его точно не покинет. Отступать было некуда.
Но слова. Слов громогласны, они отражаются от стен. Волшебники умеют подслушать тысячами способов, а никакой аврор в здравом уме не лишен здравого чувства паранойи.
- Виноватый мальчик был моим другом - Руфус не сказал, чье это было предательство. Его или же его так называемого "друга". Они дружили с первого курса и были во многом не-разлей-вода. Руфус расценивал это все как предательство, но это понятие больше относилось к нему. Он предатель доверия. Доверия тех, кто желал возмездия за гибель совершенно невиновного ни в чем человека, мальчика, ребенка.  Предатель доверия своих людей, потому что он совершил совершенно непростительную для человека своего статуса ошибку. Предателя доверия Министра Магии, потому что есть вещи, за которые ему нечем будет ответить перед ней.
Слишком много всего намешано. Из одного события.
- Расследование зашло в тупик. Я знал, что он использовал темные чары, - Руфусу захотелось подняться, но он все равно удерживал себя на своем месте - он показывал их мне. Но это не то воспоминание, которое стоит чистить. Скримджер был убежден, что оно не ведет ни к чему.
А потом он сам протянул руки. Лимит его слов исчерпан. Какой смысл, если он просто может выговориться, правда? Готье должна все увидеть сама. Того мальчика, который стирает следы своего преступления и то, как он подписывает заявление, сидя за этим столом. Но кто перед ним?
Руфус Скримджер, точно знающий, что перед ним убийца.
Человек, достойный самой вонючей клетки Азкабана. Уверенным росчерком незнакомец ставит размашистую подпись. Его имя элегантно и просто, в подписи угадывается фамилия "Принц". Это нужно стереть.
Это обязательно нужно стереть.
А после его память перескакивает на эпизод иного рода. Красное вино в блестящих бокалах и широкая улыбка Миллисент, огоньки играют в пойманной призме идеально начищенного стекла. Тонкая иголочка в сердце директора Аврората. Он понимает, что ему нравится эта улыбка, но отпивая ловит себя на мысли: у Министра Магии тонкие запястья; пять человек заживо сгорели в спальном переулке пригорода Лондона.

А ведь выбор уже был сделан. Руфусу стоило сделать вид, как обычно, что он попросту не понимает, о чем речь, но в данном случае подобные фокусы бессмысленны. Перед Готье открылись не просто воспоминания, а ощущения, чувства, сама душа, если хотите. С тем, что сидело в его подсознании он ничего не мог сделать и вряд ли это мог сделать кто-то другой. С природой не поспоришь, так или иначе мужчину тянет к женщине, а женщину к мужчине. Так заложено природой, так должно быть на свете. Независимо от выдуманных кем-то гениальным чар, независимо от тех, кто мог бы обратить это "во против". И с тем, что Скримджер чувствовал к Министру Магии ничего не сделает по сути.
Есть вещи, которые восстанавливаются, как бы тщательно ты их раз за разом ни уничтожал. И Руфус был бы рад избавиться от всего, что так или иначе приколачивает его к земле, заставляет опасаться или даже бояться. Но он - простой человек, пусть и не на простом посту находится. Во много он должен был забить о своей человечности, чтобы стать по-настоящему большим профессионалом, только сможет ли?
Для многих Руфус Скримджер был стальным человеком, строгим начальником, влиятельной личностью, талантливым и опасным врагом. А для кого-то ему самому хотелось оставаться кем-то простым.
Разум говорил ему, что выбор сделан. Нивелировать - не всегда означает уничтожить. Сгладить всего лишь, сделать ровным. И здравый смысл говорил, что это лучший из вариантов. Безопасный. Еще один слегка вырванный гвоздь в гробу, который он медленно заколачивает сам себе. Но сердце говорило о другом. Точнее, оно просило о другом.
Ситуация сложная, а еще сложнее нормально и правильно ориентироваться в ней. Руфус хотел спрятать то, что гнетет его, не дает спать, то, что не должно стать его слабым местом и попасть в руки врагов. Но через минуту он вовсе забыл о том, что, пожалуй, во всей это истории ключевой игрок совсем не тот, за кем Руфус каждый день и без выходных безустанно наблюдает, а личность иного характера. Много ли в его жизни еще будет авроров, за которыми он станет устанавливать слежку и сомневаться в их лояльности? Бесконечно много. Но все ли из них станут прямой угрозой Министру, жизнь которого Руфус был готов оберегать всеми доступными ему способами?
Он сам не заметил, как ушел в глубокие размышления. Выбор прост, но почему-то высказать его сложнее некуда. И глядя на мадам Готье Руфусу казалось, будто бы она уже знает его ответ. Зачем же тогда спросила и дала выбор?
- Если Министр будет фигурировать в этом воспоминании, это повлечет за собой последствия, попади это не в те руки - констатирован он больше для себя, чем для собеседницы. Она и без него знала об этом факте. Но некоторые вещи необходимо озвучить, чтобы точно определить их цену и вес.
- Я поклялся, что выйду на их шайку, рано или поздно - кивнул Скримджер. Но знал ли он, что это может занять больше времени и повлечет за собой неосторожные жертвы? Знал. И намеренно шел на это. - Кем бы не были его союзники, я узнаю это. Уверенно заявил директор отдела.
Это не просто его работа, это уже его личный долг. Темные волшебники угрожают всем вокруг и многие-многие случаи, описанные в Пророке тому прямое доказательство.
- Дело в другом, - он позволил себе встать с места, повертел шеей, глухо хрустнув затекшим хрящиком. В старомодном серванте, который стоял тут за сотни лет до появления Руфуса Скримджера на свет белый,  шоколадным блеском светился дорогой болгарский коньяк. Директор позволил себе открыть ранее вскрытую крышку и налить себе в широкий стакан. Ариадне не предложил. Нечего пить на работе.
- Так или иначе мои враги изучают меня  точно так же, как я изучаю их. Большинство из них знает или догадывается о некоторых... фактах моей биографии - просто потому, что если мысли и воспоминания можно подретушировать или уничтожить, то с временной историей это никак не прокатит.
- Делай то, что действительно доставит моим врагам неудобства. О сложностях он уже не говорит. Те враги, что смогут добраться до его сознания уже по определению достаточно сильны, чтобы сорвать любой блок.
Министр Магии все равно ничего не узнает до поры, до времени. А если же все-таки до нее дойдут какие-то сведения, Руфус Скримджер уже сделает всё, чтобы ее жизни ничего не угрожало.
В конце концов, итог неизбежен. Виноватые сядут в Азкабан. Или будут ликвидированы.

Руфус даже странно улыбнулся, чисто уголками губ от этого откровенного "у тебя нет выбора". Кто бы сомневался, что у него нет выбора... он может все опустить и жить так, как жил, надеясь, что никто никогда не станет отпирать дверцу его воспоминаний, но с каждым днем ему все чаще казалось, что это необходимо в его жизни. Если он хочет хотя бы оставаться за этим столом и в этом отделе.
Речь Ариадны лилась, он её слушал и смотрел куда-то дальше этих стен. Каков риск того, что всё может быть сломано из-за одного воспоминания? Кровавого, сумбурного, нелогичного. Почему он тогда не свидетельствовал против своего товарища, зная, что тот убил человека? Потому, что оправдывал его. Это не увидел Готье или же попросту не дошла. Это чувство пришло позже, уже к тому моменту, когда Скримджер был готов пойти к директору. Не страх им владел, а какое-то иное чувство, за которое уже взрослый мужчина корит себя до сих пор. Оно того стоило?
Стоило ли играть в те игры, где гибнут люди? Нет, отвечает рассудок. Но это не игры. Это работа, которую они выполняют каждый мерлин день. А работа медленно превращается в жизнь. Во-сколько они уходят со своих постов и во-сколько готовы вскочить по любому даже малейшему поводу? Они не живут той самой полноценной жизнью, мирной, всюду замечая врагов, всегда думая о делах. На столе лежали толстенные папки, в каждой из них - лишний повод не уснуть сегодня ночью, но Руфус привык перегружаться и выключать режим "директора Аврората". Его же человеческая жизнь была наполнена свистящим одиночеством, в конце концов, которое стало впервые наполняться призрачным смыслом.
Таким смыслом, о котором он и подумать не мог. Безопасность Министра - не только его работа, как аврора, но и как человека, который пусть и не считается с собственными чувствами, хотя бы минимум воспринимает ее, как старого друга.
- Этот отдел с трудом переживает смену начальства - немного шире заулыбался Скримджер - нельзя обрушивать на них смену характера этого самого начальства. Без шуток, он понимал, о чем говорит Готье. Разум человека - слишком нежная область, слишком сложный механизм и работать там нужно только спокойными руками и самыми тонкими инструментами.
Руфус вряд ли был готов заниматься самокопанием постоянно, но видимо без этого, и правда, не обойдется. У него нет выхода, как и пути к отступлению. Это не наполнит его дни смыслом, только мукой, но что же... все лучше, чем ничего, да?
Он снова потянулся к бокалу, не дожидаясь конца разговора. Они ведь больше не полезут в его голову? Значит, можно спокойно выпить. После такого нужно еще как-то собраться и продолжать работать, хотя до конца рабочего дня оставалось не так много времени. А до конца рабочей смены... рабочая смена у Руфуса Скримджера не заканчивается никогда. На приглашение он удивленно поднял брови. не столь выразительно, как это делают обычные люди, но Руфус привык сдерживать себя во всем. В том числе и эмоциях.
- Так и запишу в твоем досье, - слегка отпил он, чувствуя, как горькая, ядреная жидкость проникает в глотку и растворяется. Это не поможет ему. Ни сегодня, ни завтра, но человек всегда ищет опору или в алкоголе, или в сигаретах, когда ничего и никого другого не остается. - практикует черную менталику дома. Допив, он излишне громко поставил пустой стакан на стол. - Я приду.
"И продержусь". Разве есть альтернатива? Руфус не сдается, даже в таких мелких, казалось бы, незначительных вещах. Просто размышлять об этом, как о процедуре массажа или походе к дантисту. Неприятно, больно, но не столь часто, чтобы это стало пыткой, ну а результат обязательно последует, в этом Скримджер даже не сомневался. Как и в том, что Андриане можно доверять.
Он просил ее не комментировать и она не комментировал. Тем не менее, никогда не можешь быть уверен в том, каким человек выйдет из этого кабинета и какими глазами будет смотреть на окружающих. Каждый секрет - это камень на дно чужой души.
Он снова внимательно посмотрел на женщину. Иногда ему хотелось верить в людей не меньше, чем они того заслуживают.
- У нас тут не работает правило "если", Ариадна - директор сказал это жестче, чем хотел, но это лишь на автомате. Он в этом месте эту фразу разным людям произносит по сто раз на дню - мы или выдерживаем, или нет. Так что спасибо. Спасибо за помощь, - Скримджер кивнул. Последние штрихи - запудрить слегка воспоминания и дожить этот день, как бы он ни закончился.