Ровена никогда не боялась собеседований.
Строго говоря, никакого собеседования и не ожидалось - ее назначение было дело решенным вот уже неделю как, только встреча с новым начальником все откладывалась по причинам его перманентного отсутствия в Лондоне, но про себя ей все равно привычнее было думать о первом рабочем дне на посту секретаря, как о некой проверке. Просто потому что у нее был особый дар проходить любые проверки с блеском, чего бы это не касалось. Ценой ли упрямства или отходчивости, резкости или кроткости, знаний или способности убедительно говорить неправду, даже ценой ненавистного дара, будь он проклят - все пускалось в  ход, когда Ровена всерьез ставила перед собой цель, и цель всегда достигалась, как бы ни сопротивлялась этому. Даже в страшном своем кошмаре она не могла измыслить иного исхода.
Ей никогда и не снились кошмары.
Прошедшая ночь не стала исключением, и никаких тревожащих сновидений, как и волнительной бессонницы, ее не испортили. Быть может отвратительная ноябрьская морось, взбитая  с хлопьями серого клочковатого тумана, как молочный коктейль из несвежего молока, могла подпортить боевое настроение Ровены, будь она хоть грамм склонна реагировать на подобные погодные фортели, да только этот коктейль подавался Лондоном своим жителям каждое третье утро ноября и успел порядком приесться даже записным меланхоликам.
Ничего не могло поколебать ее уверенности в своих силах.
И все же, трансгрессируя на безлюдную по причине относительно раннего утра улицу перед магическим посольством ФРГ, она испытывала волнение, которое, словно шутя, отзывалось колкими иголочками в кончиках пальцев. Не волнение даже. Предвкушение.
Что бы вы чувствовали, когда бы вас приговорили на съедение дракону? Не венгерской  хвостороге, конечно, для таких, с тех пор, как вымерли последние драконоборцы, с успехом существуют драконологи, но такой хитрой твари, которая облачилась в человеческую шкуру, устроила себе лежбище повыше в вертикали власти, чтобы безнаказанно в качестве дани требовать себе человеческие судьбы, так, забавы ради и потехи для? Гнев, быть может?  Страх? Проклинали бы вы свою судьбу? Проклинали бы дракона или тех, кто отправил вас на съедение?
Испытывали бы вы симпатию к дракону, черт подери? Практически каждый, кто узнавал о том, что она назначена секретарем к послу Крёкеру - в Министерстве с тайнами дело обстоит еще хуже, чем в Хогвартсе, а тут и тайны-то никто не делал -  менялся в лице и с готовностью, тоном то тоскливого ужаса, то сочувственного предостережения вещал, подобно гадалке, углядевшей Грима в кофейной гуще, о  том, сколь осторожной ей следует быть. «Дрожь просто берет от него», « как глянет на тебя - и как будто всю душу вынул и под свое немецкое пиво сжевал, еще улыбочка эта»,  « поговаривают, секретари у него не задерживаются, только за прошлый год сменилось полдюжины,а последний до сих пор тянет лямку в Мунго», « не знаешь даже, за что схватиться хочется при встрече- за палочку или за распятие»- не лучшая ли характеристика, описывающая записного подлеца и прекрасной души человека? А слабые предложения «отказаться, пока не поздно»- не лучшая ли мотивация сделать ровно наоборот? И эти сочувственные взгляды, как у постели смертельно больного горячо любимого родственника?  О, эти взгляды, как много в них, и больше всего, конечно, облегчения - « хвала Мерину, что это не я».
Переступая порог посольства, сметая с плеч обрывки лондонских туч вместе с последними сомнениями, она лелеяла единственную надежду - пусть людская молва  будет в отношении начальника хотя бы вполовину более достоверна, чем в отношении нее. Тогда они, несомненно, поладят. Дверь самостоятельно и практически бесшумно захлопнулась за ее спиной, что-то неразборчиво буркнув по-немецки ей вслед.
Этим сумрачным утром посольство выглядело сонно и неприбранно, как светская дама спросони после ночного кутежа - формально все также ослепительна, только с кругами под глазами и вороньим гнездом вместо прически. Стук каблуков по паркету вспугнул разве что хмурого охранника, немедленно поднявшегося со своего места, чтобы уточнить цель ее визита, но почти сразу потерявшего всякий интерес, лишь махнувшего рукой куда-то в сторону одного из темных коридоров.
«Люмос». Ей никогда не нравились темные коридоры, навевающие прочные ассоциации с подземельями.
Ее будущий кабинет оказался куда более приятным местом, хотя бы потому, что здесь доставало дневного света, хотя ощущался легкий флер заброшенности. На столешнице еще лежали какие-то бумаги, оставшиеся от ее предшественника, перья, крышка чернильницы была откинута, а подойдя ближе, Ровена разглядела на верхнем листе выведенные нервным бисерным почерком строчки, обрывающиеся в середине предложения. Что там, поговаривали, стряслось с последним секретарем? Ей больше всего нравилась та версия, где его за провинность обратили в лягушку и скормили цаплям в Гайд-парке. Хотя легкий аромат жженой бумаги, исходящий от деревянной фляжки, обнаруженной ею в незапертом верхнем ящике стола, намекал все же на то, что секретарь отбыл налаживать свою личную жизнь, да так и не вернулся. Храни его Мерлин, где бы он ни был.   
Но на месте ли уже герр Крёкер?  Она не добралась еще и  до нижних ящиков стола, когда получила исчерпывающий ответ на этот вопрос: за дверью красного дерева, лаконичная табличка на которой указывала, что это рабочий кабинет посла и оставь надежду, всяк сюда входящий, раздался оглушительный треск и грохот, сопровождающийся немецкими проклятиями. Быстро преодолев расстояние от стола  до двери и вооружившись ,по привычке, палочкой, Ровена толкнула дверь и шагнула  в кабинет.
-Герр Крёкер? С вами все в порядке? 
Только оказавшись внутри и задав вопрос, она поняла, что забыла постучать. Мало ли, чем таким громким, но конфиденциальным может заниматься джентльмен в своем кабинете. С другой стороны, плох тот секретарь, что будет спрашивать разрешения войти, когда потолок обрушится вам на голову.

Отредактировано Rowena Ravensworth (06.04.2017 00:43:46)