Эстер заметно вздрагивает, услышав заявление девочки, и боится даже повернуть голову к ней и сидящему на ее кровати целителю, ведь если она будет пристально смотреть на дверь, то ничего плохого ни с кем из них не случится, слова пациентки больницы Святого Мунго не станут пророческими, ее жизнь не оборвется в этой палате сегодня. Розье отчаянно хочет в это верить, но то ли отчетливо распознаваемый запах крови, то ли тонкий голос девочки, то ли попытка мужчина уверить свою пациентку в обратном не позволяют темноволосой поверить в то, что они обе переживут близящуюся ночь. Она на несколько секунд прикрывает глаза и пытается отгородиться от происходящего в помещении, но ответ на ее вопрос касательно полнолуния напоминает Эстер о том, что сколько бы она ни старалась скрыться от реальности, ей все равно не удастся спрятаться.
Четыре дня.
У нее есть четыре дня, что в сущности всего ничего, но Эстер уже знает, что это будут самые длинные дни в ее жизни — она изведется в четырех стенах в ожидании того, когда же наконец решится ее судьба, когда решится останется ли ее жизнь прежней или она уже не будет той Эстер Розье, которой она была еще сегодня утром. Впрочем, едва ли после нападения на нее оборотней девушка сможет остаться такой же, какой и была, ведь подобные события меняют людей. Не могут не менять.
Она втягивает в себя воздух и невольно сжимает одеяло руками, на несколько мгновений забывая о том, чему ее учили чуть ли не с младенчества, а именно тому, что мир ни в коем случае не должен увидеть, что она может давать слабину, что она может испытывать страх, но как ей держать себя в руках, если Эстер кажется, что вся ее жизнь висит на тонком волоске, и она не может ничего предпринять, чтобы изменить свою судьбу, а может лишь безропотно сидеть в этой палате и наблюдать за тем, как девочка на соседней койке мучается в предсмертной агонии, и считать, сколько еще часов осталось до того момента, как решится ее судьба.
— Хорошо. — она смотрит на целителя, но словно не видит его — воображение Розье уже рисует ей красочные сцены того, как пройдет для нее ночь полнолуния. — Это помещение.. — она сбивается и не договаривает, уже ощущая себя животным, которое вынуждены запирать в клетке, чтобы оно не навредило ни себе, ни окружающим. Ей нужно сосредоточиться на проблеме, нужно продумать план действий, нужно собраться с мыслями в конце концов, а не осмысливать каждую услышанную фразу по несколько минут. — Оно достаточно устойчиво? — что произойдет, если она все же станет оборотнем и в первую же ночь вырвется из-под контроля? Она укусит кого-нибудь, и этот человек окажется на том месте, на котором сейчас находится она? Эстер едва сдерживает себя от того, чтобы не задрожать от страха, который у нее вызывали собственные перспективы.
— Специально? — переспрашивает темноволосая и с нескрываемым удивлением смотрит на мужчину, словно вовсе не понимает значение этого слова, впрочем, в некоторой мере она и правда не понимала, поскольку в голове Розье не укладывалось то, как кому-то могло прийти в голову выпустить зверя и наблюдать за тем, как он калечит людей, детей наконец.
Зачем он ей все это рассказывает? Зачем вызывает своими словами у нее сочувствие к девочке, имени которой она и не знает (и не хочет знать, словно оно сделает ее еще более реальной)?
До Эстер удивительно быстро доходит то, что ее соседка является магглой, что означает, что она должна ее по меньшей мере презирать ее и устроить истерику на тему того, как персонал больницы посмел поместить ее в одну палату с недостойным ее общества человеком, но у темноволосой, признаться, на это совершенно нет сил, к тому же она уже почувствовала к незнакомке сочувствие. Впоследствии Розье непременно скажет себе, что была слишком растеряна и вымотана в этот момент, чтобы предпринимать попытки добиться для себя отдельной палаты, а то и выселения магглы из больницы (ее старший брат непременно потребовал бы именно этого), но пока она надеется на то, что страдания девочки закончатся.
— У нее кто-нибудь есть? Семья я имею в виду. Ее будет кому-нибудь не хватать? — да что с ней не так? Она должна беспокоиться о своем собственном будущем, а никак не волноваться, что вновь впавшую в забытье девочку кому-то будет не хватать. Интересно, за нее, Эстер, кто-нибудь будет беспокоиться? Разумеется, у нее существовал старший брат, но иногда темноволосой казалось, что Эван даже себя не любит, впрочем, она предпочитала гнать подобные мысли прочь от себя, как и мысли о том, почему она сейчас говорит не то, что она должна, не то, что должна особа ее статуса. Эстер судорожно начинает раздумывать над тем, что же ей спросить, дабы перестать чувствовать себя так словно подводит и семейство Розье, и всех чистокровных волшебников Британии. — У меня останется шрам? — наконец выдает девушка, лишь потом понимая, что ее вопрос скорее всего звучит, как вопрос особы, волнующейся лишь о своем внешнем облике. Что же, это уж лучше, чем чистокровная волшебница, беспокоящаяся за какую-то магглу.
— И моему брату сообщили о случившемся? — Эстер могла предположить реакцию Эвана и была уверена в том, что он ближайшие несколько месяцев будет твердить ей, что ей не стоит пачкать руки столь неблагодарной работой, которая к тому же обеспечила ей внеплановый отпуск в Мунго. Она понимала волнение своего брата и даже могла понять его желание защитить ее, но зачастую темноволосой казалось, что Эван старается не сколько защитить ее, сколько отрезать пути выхода и сделать неспособной позаботиться о самой себе.
Темноволосая цепляется за слова целителя о том, что ее шансы максимальны, что должно вызвать у нее облегчение, но Розье по-прежнему чувствует напряжение и страх, в конце концов и с максимальными шансами люди нередко не выживают, возможно, Эван прав в том, что ей не стоило после смерти родителей браться за работу, а стоило пойти по стопами матери и коротать время на светских раутах.
Она молчит, но очередные слова мужчины заставляют ее все же открыть рот и нарушить тишину. Розье думает, что лучше бы ей молчать, но в то же самое время ее страшит то, что ее собеседник решит ретироваться, оставив ее наедине с умирающей девочкой и ее собственными страхами. Возможно стоит попросить у целителей зелье для сна, желательно то, которое позволит забыться на ближайшие четыре дня мертвым сном, иначе темноволосая саму себя сведет с ума.
— Но ведь все может повернуться иначе — она может выжить, а я стать оборотнем, ведь так? — Эстер на самом деле хочет, чтобы и у нее, и у девочки все было хорошо, чтобы они обе не были вынуждены переживать страшные последствия нападения, но с тем же она понимает, что цепляется за глупую надежду и отказывается принимать правду такой, какая она есть. Розье нередко замечала в себе эту склонность отгораживать себя от переживаний ложью самой себе или вернее созданием иллюзий, но сегодня она едва ли может себе позволить, особенно если верить целителю, утверждающему, что скоро все закончится.