«В этот раз не получится, дорогая. Матери долго нездоровилось и пришлось отложить поездку. Но не переживай. Впереди у нас ещё лето...». Настойчиво лезли в голову именно эти в спешке написанные строчки. Ничего нового, ничего необычного. Сколько раз планы на поездки срывались, менялись или оставались неизменными, хоть и множество раз подвергались сомнению? Не хватит пальцев тысячи человек, чтобы пересчитать все эти случаи. Будет ли Юфимия скучать? В череде предпраздничных писем каждый год так ярко и весело описывались бабушкины приёмы, из которых посетить нашему семейству удалось единицы. Тяжело скучать по родным в обществе весёлого французского бомонда, но отправляя эти письма, я всегда надеюсь, что сестрёнка хоть немного скучает.
Дома тоже Рождество. Разумеется, нельзя отказаться от этого светлого праздника. Но на этот раз размах невероятен.  Засыпанное мягким снежком, снаружи наше поместье выглядит как рисунок прекрасной рождественской открытки. Внутреннее убранство не отставало: богато украшенная ель в гостиной, резво потрескивающий дровами камин. Каждая поверхность в комнате блестела почти невыносимо ярко и даже в самой старинной столешнице, казалось, можно разглядеть собственное отражение. Снующие туда-сюда эльфы разносили гостям в роскошных одеждах впечатляющего вида угощения. Приятно было осознавать, что так быстро расходящиеся вкусности с одного из подносов - дело рук вовсе не поваров-домовиков. Пусть мы не поехали к сестре, но в этот день она улыбается, я знаю. Потому и сама улыбаюсь. Новое, тёмно-зелёное платье с золотистой россыпью, позволяет моментально слиться с пушистой красавицей, достающей до потолка. Утренний подарок, найденный на тумбочке,  мешает затеряться среди мягких иголок. Серьги, браслет, кулон - причудливые украшения в виде остролиста. Такие красивые, каждая ярко-красная ягодка отливала на свету тысячами крошечных бликов.  Несложно узнать этого щедрого джентльмена - его чуть хитрый взгляд с прищуром скользит по мне всякий раз, стоит оказаться поблизости. Папа никогда не признается, что он это делает. Но он делает. Мамочка рядом бледна и печальна, меня давно не обманывает её улыбка. Упрямо не хочет подниматься наверх. Сколько бы раз я не оказывалась поблизости, жестами или взглядом стараясь намекнуть, в ответ одни и те же отрицательные покачивания головой. Почти не смотрит на отца, они даже за руки не держатся. Всё по-прежнему.
Заиграла музыка. Некоторые пары достаточно лениво отставляют бокалы, берутся за руки и шагают танцевать. Их движения элегантны и легки, однако отчего-то кажутся отрепетированными и наигранными. Не у всех, конечно. Такая судьба ждёт замужние пары? Отрепетированные спектакли для публики, которая никогда не узнает происходящего за опущенным занавесом. Отказываюсь в это верить, совершенно отказываюсь. Но не перестаю наблюдать за этим танцем. Среди кружащихся пар неожиданно возникает новый элемент, вызывающий одновременно удивление, грусть и малую толику умиления. Торфинн почти неуместен среди этой публики, несмотря на красноту лица, так прекрасно сочетающуюся с официально рождественскими цветами. Капризный, совершенно не старающийся привыкнуть в подобным мероприятиям, он способен в любой момент устроить крик, от которого гости точно будут не в восторге. Приблизившись к братику и слегка наклонившись, я смотрю в его заплаканные глаза и стараюсь улыбаться как можно ласковее, поскольку более ранимого ребёнка на свете не сыскать.
- Хочешь, я с тобой потанцую? - немедля надув губы, он смотрит на меня снизу вверх, а ощущение складывается противоположное.
- Не хочу танцевать с тобой. Я хочу к маме, - заявляет он и даже топает ногой, видимо, возмущённый столь вопиющим предложением. Смешок вырывается невольно, пока я наблюдаю как братец спешит к маме. Пусть хоть жалуется, главное, чтобы заставил её подняться наверх. Хоть какая-то польза. Глупо было оставаться посреди кружащихся пар в одиночестве. Скользя взглядом по гостям, победная улыбка расцветает, стоит только заметить знакомую спину и те самые смоляные пряди. Шагаю навстречу, а ощущение, словно плыву по озёрной глади. Становится легче, когда ты перестаёшь ощущать себя одинокой в кругу людей, которые как раз собрались здесь, дабы наполнить эти стены звуками и шумами, настойчиво доказывающими одну простую истину - обитатели этого дома живут полной, порой даже счастливой жизнью. Счастливой ровно настолько, чтобы в этих стенах иной раз звучал смех. Искренний смех.
- Самый завидный кавалер данного мероприятия только что публично меня отверг, - заявляю я, положив руки на плечи друга и выглядывая из-за них, привстав на цыпочки. - Как самый благородный из джентльменов, избавьте меня от позора и душевных мук, заклинаю Вас.
Задорный смех теперь звучит и с мои уст, а взгляд тёмно-карих глаз сталкивается со взглядом пронзительно-голубых Оливера. Устроив голову на его плече, я улыбаюсь и жду одного лишь кивка, жеста, чего угодно. Потанцуй со мной, Олли. Сегодня же такой праздник, когда все должны быть счастливы. И я тоже хочу почувствовать себя полностью счастливой.

Секунды до вердикта - самые страшные. Ты уже знаешь, что было до, понятия не имеешь, что будет после, есть лишь этот момент и он решит всё. Можно притворяться, пытаться быть спокойным внешне, однако внутри натягивается каждая струна хрупкой души и кажется, стоит только неловким пальцам не так коснуться и они лопнут, заставляя оборваться последней связи с тем, к чему их привязали. К счастью, пальцы моего друга были исключительно музыкальными. Оливер никогда не задевал неправильные струны. Оливер никогда не делал мне больно. И стоит только ироничной улыбке тронуть его губы, как я знаю ответ и сердце в груди начинает биться гораздо спокойнее. А после я осторожно сжимаю его ладонь.
- Тебе никогда не удастся так очаровательно ябедничать и в слезах требовать своего, но можешь попытаться, - в голосе звучат хитрые нотки, изящно маскирующие горечь правды. Мой отец и брат оба не подарки. Чтобы тягаться с ними порой многого не надо. Мы проходим мимо окидывающих нас пристальным взглядом гостей и даже легиллиментом быть не надо, чтобы прочесть эти мысли. Красивая, относительно счастливая пара, отчего-то не вкусившая пока горький плод брака по расчёту. Да, мы можем составить идеальную семью, смотря на которую множество светских львиц печально вздохнут, осознавая собственное всё ещё плачевное положение. Но танец волнует меня всяко больше подобных размышлений и потому рука кладётся на юношеское плечо и вот музыка уводит нас в неведомые и недосягаемые дали изящных, лёгких па. Танец с ним не становится для меня обременительным. Хочется верить, что в эти миги мы почти парим среди неба, так невесомы или просто неощутимы становятся шаги по паркету. 
- Спасибо. Всякий раз когда срывается поездка в Париж, мама покупает мне новое платье, - мне и больше никому. Ни отец, ни брат никогда не получали извинительные подарки, ни разу. Только двое в этой семье бывают опечалены срывом планов. Нет, грустным мыслям во время танцев нет места. - Я тоже скучала, Олли.
Скучала. Как скучают по родным людям, надолго пропадающим из жизни, забирая с собой пусть и крошечный, но кусочек тебя. Оливер. Какие бы обстоятельства не свели нас на этой странной, полной переплетений, дорог жизни, ты стал кем-то большим, чем некогда безликое слово «жених». Друг, брат - вот более подходящие эпитеты. И всё же, меня терзают сомнения. Им всегда есть место, даже если ты смог втиснуть в каждую пустоту разума нечто, желая не оставить ему места. Но они прорастают, паразитируя на всём хорошем, что хранит столь важный сосуд. Оливер - одна из нескольких звездочек на моём небосводе, которые не дают наступить непроглядной темноте. Наши пути определены так давно. Достаточно ли обещаний, данных даже не нами, чтобы остаток дней идти нога в ногу, по одной, общей дороге? Кому в целом свете хватает подобных обещаний?
- Знаешь, в некотором роде этот праздник для нас. Первое Рождество, после которого не нужно отправляться в Хогвартс, вот родители и сделали всё с таким...размахом, - а может это всё лишь фантазии, которые помогают скрыть разочарование от невозможности увидеть сестру? Раньше тоже устраивались роскошные мероприятия, но родители могут это себе позволить. Куда сложнее позволить себе самые обычные, человеческие отношения. Их здесь в дефиците. - Ты ведь можешь остаться и погостить до утра. Родители не будут против, они никогда не против твоего присутствия. А если не хочешь, то не забудь мне напомнить про твой рождественский подарок.
Загадочно улыбаюсь, желая вызвать в друге хоть немного авантюризма, который он так редко проявляет и тут кончается музыка. Словно с небес на землю, хотя, я почти не чувствую этого падения. Вежливый поклон в знак благодарности и рука Оливера продолжает быть сжата в моей руке. Уводя друга через толпу, подальше от чужих глаз, мы вызываем странные полуулыбки окружающих. В их головах могут царить любые мысли о тех вещах, которыми могут заняться уединившиеся жених и невеста, но никогда им даже не приблизиться к истине. Мы выходим на балкон. С него, пускай немного отдалённо однако звучат звуки веселья и торжества, при этом никто не станет подходить сюда, дабы прислушаться к разговорам, иначе велик риск получить всеобщее неодобрение. С неба падают снежинки. Белоснежные, похожие на крошечные лепестки самых причудливых растений, они мягко касаются кожи, немедля становясь бусинками воды. Морозный воздух гуляет по нашему саду, заставляя покачиваться голые ветви деревьев. Негодник пробрался и сюда, небрежными прикосновениями заставляя мурашкам пробегать по коже. Вздрагиваю. Следовали захватить что-то тёплое.
- Звёзд совсем не видно, - говорю я, поднимая взгляд к небу. - Недавно мне дали прочесть магловскую книгу о звёздах. Знаю, это совершенно неприемлемо, но, Олли, у них потрясающие легенды. Многое о любви... - надо затихнуть на секунду, собраться с мыслями. И на выдохе озвучить томящий душу вопрос. - Как ты считаешь, вся эта идея с нашей помолвкой является хорошей?

Отредактировано Roxane Rowle (18.03.2017 20:38:51)

Не всегда удаётся понять, шутит Сэлвин потому, что хочет обойти тему, пришедшуюся не по нутру или от того, что крайне рад предложенному и просто не спешит с ответом. Неужели так плохо звучало моё предложение? В Рождество хочется быть с семьёй, какой бы она не была. У Оливера семья разрушилась и оставалось лишь надеяться, что в этом доме он чувствует себя родным, любимым и получает столько же внимания, как и мы. Так может, вместо созерцания потолка собственной спальни, на которой блики света из окон рисуют причудливые узоры, да ожидания прихода сна, он проведёт это время здесь, с нами. Гости не вечно будут заполнять эту гостиную. В конце концов поместье опустеет. Если маме станет лучше, она спустится в гостиную, чтобы вновь рассказать мою любимую историю о рождественской звезде или почитать книгу, а папа, быть может, устроится в своём любимом кресле, чуть отдалённо стоящим в гостиной и будет поглядывать на эту картину издалека, хоть немного являясь частью данной семьи. У камина будет тепло и спокойно, постепенно нас сморит запах настоящей ёлки и кружка какао, после которой глаза закроются сами собой. Разве это всё не лучше одиночества в Рождество?
- А ты опять не сможешь мне отказать? - смеясь, спрашиваю я, когда песня уже смолкла.
Не знаю, слышали ли рядом стоящие пары этот вопрос, поняли ли смысл. Это перестало занимать мои мысли ещё в ту секунду, когда дверь балкона приоткрылась, пропуская нас вперёд. Крошечные снежинки кружат в своём причудливом танце, замирая на коже мгновения, прежде чем превратиться в блестящие капли. Холодно. Это ощущается лишь тогда, когда согретый теплом тела Сэлвина сюртук оказывается на моих плечах. Другу достаётся мягкая улыбка, пока я стараюсь укутаться в него как можно сильнее, желая спрятаться от вездесущего холода. Стоять здесь долго мы не будем, иначе Олли и сам замёрзнет. Но он как будто мечтает об этом, замолкая и позволяя тишине овладеть нашей парой. Казалось, стоит немного сосредоточиться и услышишь разговоры за дверью так чётко, будто стоишь близ беседовавших, настолько пронзительной стала эта тишина. Она почти пугала этим. В тишине всегда таится больше ответов, чем даст тебе человек.
- Да, и вправду не умеем, - смиренно киваю я, хотя совсем другой ответ проносится в голове. Я не умею ссориться, Олли, я не умею ссориться с тобой. Ты способен воткнуть в человеческое сердце острую колючку из едких, злых слов, а после разрешить делать с ней что угодно. И если ты не хочешь погибнуть - привыкнешь, что она накрепко засела внутри, затыкая огромную дыру. А я не способна дать отпор, так глупо боясь потерять тебя. Моего друга. Лучшего друга. - Но это не ответ, Олли.
Тихо срывается непрошеная фраза, после которой губу приходится закусить едва не до боли. Может, так лучше? Любящая семья, в которой каждый хранит свои тайны, путём умелого недоговаривания? В конце концов, кому от этого хуже? Тому, кто знает, что от него скрывают правду.
- Ты никогда не задумывался, что нам будет лучше с кем-то другим? Что мы будем счастливы, если не станем мужем и женой? - одного слова нет будет достаточно, что хоть на мгновения развеять сомнения, порой мешающие мне дышать. Скажи это. Скажи нет и всё остальное будет неважно. Я буду знать, что раз ты не думал об этом, то уверен, что мы будем счастливы. Что всё будет хорошо. Ради возможности это услышать, даже поднимаю взгляд, хотя глаза всё ещё на мокром месте. Не могу позволить себе плакать. Не сегодня, не сейчас. Вглядываясь в эти холодно-голубые, как замёрзший пруд глаза, я вижу в них то, что видела всегда. Он мог смотреть на меня с восхищением, злостью, печалью, добротой, но никогда, никогда не так, чтобы понять - тебя любят. Не как друг любит подругу, что знает всю жизнь, нет. Я не знаю это чувство так хорошо, как хотела бы, не могу понять любовь во всей её полноте и многообразии. Но я уверена, если человек тебя любит, он будет смотреть так, что ты это поймёшь. Оливер смотрел иначе. Отец так смотрит на маму. Мелькнувшая на секунды перспектива повести точно также всю свою жизнь, пробирает до костей, заставляя вздрогнуть и сделать поспешный шаг навстречу. Привстав на цыпочки, я тянусь вперёд, позволяя нашим губам соприкоснуться и закрываю глаза. Должно произойти что-то. Хоть что-нибудь...

Это не то. Это не так. Единственные подходящие фразы для описания нашего поцелуя. Я не чувствую ничего, кроме холода и отстранённости, словно касаешься губами стекла. Со временем ты почувствуешь тело, но оно будет твоим. Стекло нагреется от тепла твоего дыхания и коварно выдаст за своё, стараясь ввести тебя в заблуждение столь гадким обманом. Не думаю, что поцелуи должны создавать такое ощущение. Отстраняясь резко, как от удара током, я спешно прячу взгляд и стоящие в глазах слёзы. Ничего, совершенно ничего. Даже дружеского тепла не осталось, чтобы сгладить это ощущение. Между нами лишь неловкость и холод, создаваемые не только свежим, зимним ветром. Я вздрагиваю от твоего поцелуя в макушку, сильнее кутаюсь в сюртук, как в единственную защиту. Но от чего? Неужели от тебя? Во имя всех святых, Олли, я не хочу защищаться от тебя.
- Я думаю, счастье - это отсутствие боли. Человеку хорошо, когда он не испытывает боль. В отношениях человеку должно быть комфортно, а всё остальное появляется само собой. Это для меня важно, - всё было бы именно так, не поступай отец с матерью плохо. Его спокойствие позволили бы ей оттаять и окружить его любовью и заботой, на которую она способна. И может быть, со временем, холодная льдина, что билась в его груди вместо сердца, стала бы больше походить на нечто живое, возможно даже, любящее. А так они лишь два чужих человека, живущих под одной крышей и связанных общими детьми.
Важно ли тебе моё мнение? Ведь всё решают те, кто берёт в жёны, а не те, что отдают свою руку и сердце. Тебе будет спокойно со мной, Оливер, так зачем узнавать моё мнение? Важны ли слова твоего дополнения? Безголосой, далёкой и зыбкой. Я знаю, кем стану рядом с тобой, Сэлвин, я знаю это лучше тебя. Просто не хочу думать об этом. Эгоистично предаюсь сладким, пустым мечтаниям, на самом деле понимая, какая участь нас ждёт. Это не будет любовью. Просто общий дом, общая жизнь двух совершенно разных людей, связанных узами, что навязали другие. И в этом не было ничего привлекательного. Ты думаешь, я подарю тебе наследника? Думаешь, позволю прикоснуться к себе, зная, что не мной заняты твои мысли. Сэлвин, в какой же момент ты решил, как мало я стою? Когда подумал, что моя гордость утонула в беззаботности и отсутствии размышлений о грядущем? Я устала отдавать. Свой смех, радость, доброту. Я устала отдавать тебе свою душу по кусочкам, взамен получая лишь слабые, крошечные блики, так не похожие на те, что ты получил. Я так устала притворяться, что всё хорошо, Олли...
Со мной будет тихо. Однажды ты поймёшь, что в поместье перестал раздаваться смех, звучать мягкие шаги. Однажды ты поймёшь, что твоя супруга угасает как свеча. Будешь ли ты рад этому? Ведь тогда она станет похожа на тот идеал, который рисуется перед глазами чистокровных семей: покорная, молчаливая, способная сладко улыбаться, как только прозвучит внутренняя команда. Красивая, чистокровная и такая пустая, что при каждом шаге должен звучать тот самый звук, доказывающий это. Однажды я стану такой, Оливер. Если выйду замуж за тебя. И сейчас я понимаю, что не готова к такой участи. Впервые осознаю это настолько ясно, как человек, впервые распахнувший глаза, чтобы увидеть мир во всём его многообразии цветов и красок. Не хочу терять это ощущение так скоро.
- Я думаю, что мы оба заслуживаем большего, - большего, чем этот брак, который принесёт смертельное спокойствие одной, а может и двум израненным душам. Мы погибнем, Олли, погибнем. Не сумевшие бороться за нечто лучшее, чем спокойствие и дом, где никогда не будет той самой, истинной любви. По-прежнему вместе, вечные друзья, как раньше хотелось мне. Но мы уже не те, ты знаешь это. С момента первой размолвки, первых злых слов. Наша дружба не станет каркасом этого брака, Олли. Она лишь вобьёт последний гвоздь в его крышку. Не верю в счастливый исход. Боюсь в него поверить. Боюсь представить, что однажды твоё сердце забьётся быстрее при взгляде на меня, когда ты осознаешь, что приобрёл намного больше, чем потерял. Извечный страх, что это лишь глупая мечта будет преследовать меня до последнего вздоха. Неужели эта мечта станет моей молитвой при замужестве?
- Нам нужно вернуться в зал, - сообщаю тихонько, на мгновения устроив голову на твоём плече. Широкая, болезненная улыбка обрамляет губы. Видишь, Олли, я уже учусь. Становлюсь той женой, которую ты получишь, потому что другой не будет. Только жена с разбитым сердцем и печальными, пустыми глазами. Такова цена. Тихий вздох и возвращённый хозяину сюртук. Мне нужно побыть без тебя. Полагаю, тебе подобное не будет в тягость. шаги, небольшой шум праздника из распахнутой двери и снова тишина. Я здесь, среди улыбающейся публики, праздника и огней. А ты... ты можешь быть где захочешь.