[STA]buried alive[/STA]
[AVA]http://s9.uploads.ru/ZtNIu.jpg[/AVA]

Вниз. Чувства всех волшебников обостряются и каждый шаг, каждый шорох и тяжелое дыхание в этом проеме отдается в голове нейронными вспышками. Им всем позарез нужна ясность, определенность, ответы на вопросы. Но вдруг все они желают невозможного? В моменты, когда вокруг происходит не пойми что, когда все, что должно поддаваться простейшей логике и объяснению трещит по швам, и остается только безучастно наблюдать за происходящим, не имея возможности исправить, Эммелина по-настоящему пожалела, что не знает ругательств, могущих наиболее точно обрисовать эту тупиковую ситуацию. Ибо сейчас можно было только браниться, причем не самым лицеприятным образом. Где произошла ошибка? Вдруг никакой ошибки и нет? Или, быть может, все не так уж и плохо? Однако чем больше девушка себя успокаивала, тем меньше верила в то, что думала. Другая ее половина твердила, что никакой ошибки нет и что надо ждать худшего, то есть продолжения.
Вопрос Сметс резанул по слуху, слишком восприимчивому сейчас. — А? — неожиданно прошипованная ее голосом, Эммелина невольно вздрагивает и, повернув голову, проводит рукой по полосам, силясь стряхнуть с себя пыль бессознательности. Вообще-то да, иногда это нужно – впадать в беспамятство: липкое, отупляющее и могущее закупорить раны глиной, которая не позволяет болевому шоку впрыскиваться ядом под кожу. И пусть все тело ноет, разум отчаянно сопротивляется воспринимать новую волну реальности, а дрожь пронзает тело насквозь – это пройдет. Боль постепенно стихнет, сотрется из памяти вместе с приходом нового дня. Кстати, сколько сейчас времени? Здесь, в полумраке оно словно стоит на месте. Откроешь глаза, закроешь – никакой разницы, одна густая темень, разбавленная светящимся шаром в руке рыжей волшебницы.
Она странная и сложная. Худые плечи, колкие ключицы, острый взгляд и палочка, точно нож, выставленный острием вперед, зажатая в ломких пальцах. Вся подобранная, напряженная, с бесенячим огоньком в глазах. Точно раненый зверь. Раненый и рассерженный, но решительно настроенный. Наверное, это даже хорошо —  придает сил.
— Дежурство, наверное, было… тяжкое,  — внезапный  ответ Барти как гвоздь между третьим и четвертым ребром, а хаотично забившееся сердце – молотком по грудной клетке. Оно невольно вычленяет нотки нарастающей внутри ненависти к этому волшебнику, и Вэнс понимает, что отвращение к его ну совершенно неуместному чувству юмора и ситуации в целом потихоньку начинает превышать все допустимые нормы.
— Я не помню, — Эммелина бросается в Крауча сердитым взглядом через плечо, точно бы обещая, что раз он такой проницательный малый, то она сама выбьет из него все ответы на вопросы, прибегнув к магии, которой она, ввиду отсутствия палочки, увы, не может воспользоваться. Впрочем, судя по его подруге, девушка была не единственной, кто ее потерял. Но это, учитывая всеобщую неразбериху вокруг, скорее к худшему.
— Тупик, — вздохнула с досадой волшебница, заглядывая в совершенно необитаемую комнату поверх плеча Рут. Из морга они спустились по лестнице, прошли по залитому солнцу коридором, а теперь топчут выбитую плитку. А ведь они еще не знают что за этой дверью, уводившей в очередную чернильную темноту.
— Может Homenum Revelio? Для начала, — встретив взгляд Крауча и его спутницы, волшебница очень философски пожала плечами: — Что если тот, кто устроил взрыв, все еще там? — и тут Вэнс поймала себя на мысли о том, что вдруг они, вот так вот осматривая каждый  уголок, мало-помалу выяснят, что это и не коридоры вовсе, не лестницы и не комнаты в общепринятом смысле, а некие объемы бесконечно варьирующейся формы; и что сейчас, спустившись вниз, обнаружатся еще какие-нибудь узкие и тесные для человека, неправильной формы, сходящиеся под произвольными углами и разрушающие симметрию пространства — десятки помещений ведущих в никуда. Но ей, очнувшись непонятным образом в морге, наверное, грех было бы удивляться, произойди такое.
— Дамы вперед? — комкая пальцами ткань пальто, мрачно пошутила Эммелина, и снова посмотрела на юношу.