- Мародеры ЧТО сделали?! – Лили все не могла определиться, ужасаться ей, удивляться или пуститься в активное осуждение, вызванное безрассудством и отвагой четырех своих небезызвестных однокурсников. Весь прошлый учебный год Эванс, получив почетный значок старосты факультета, ревностно следила за выходками бравого квартета и особенно рьяно выедала чайной ложечкой мозг негласным предводителям компании – Джеймсу Поттеру и Сириусу Блэку. Из-за всех тех шуток, которые Лили посчитала грубыми, опасными или просто злыми, в прошлом году Гриффиндор лишился около ста баллов факультета, огромной партии отменного баварского шоколада и удобной обивки общего дивана – ту пришлось заменить полностью, когда даже очищающее заклинание не вывело огромное пятно от чернил хогвартского кальмара. Но, положа руку на сердце, Лили готова была признать – кажется, в этот раз задумка Мародеров перешла на новый уровень безумия.
- Говорю же, Лили, они наколдовали на Астрономической башне водяную горку с трамплином. А Петтигрю еще и плату за спуск берет. По полгаллеона с носа. – показательно запыхавшаяся Мэри МакДоннальд усердно переводила дыхание и «зажевывала» окончания слов, отчего Эванс нахмурилась в попытках сосредоточиться на словах подруги. Разум явственно рисовал неутешительные картины приключений Мародеров и остальных студентов на тридцатифутовой башне, и каждый раз все завершалось чьей-нибудь мучительной смертью. В свою "смену" Лилс допустить такого безобразия не могла, а потому обреченно вздохнула, на секунду закатила глаза и шумно захлопнула свой учебник по Трансфигурации. Вот выпустится ее курс - тогда пусть хоть ритуальные индийские пляски устраивают и кровь черных козлов на завтрак попивают. Но только не сегодня.
- Скромноваты у Поттера и Блэка расценки на изящные убийства. - коротко хмыкнула Лили, поднимаясь с удобного кресла. В ее рыжей голове даже на секунду не промелькнула мысль, что вся эта история могла оказаться обманом - пути мародерские, как известно, были неисповедимы и человеческой логике неподвластны. По крайней мере, так казалось Эванс: она давно бросила это бесперспективное дело - задавать им вопросы "как?", "почему?" и "зачем?".

Первые сомнения закрались в мысли Лили только на подходе к высокой винтовой лестнице. Возле входа в Астрономическую башню было подозрительно тихо, совсем не такая атмосфера царила на других "местах преступления" Поттера и Блэка. Но любые попытки окликнуть Мэри были тщетны и ловко обламывались неясными отмашками. Признаться, к тому моменту, как ступеньки сменились деревянным полом вершины башни, Лили ожидала увидеть перед собой что угодно: от Поттера, разодетого в костюм Элвиса и вооруженного гитарой и ослепительной улыбкой, до воздушного цирка труппы школьных домовиков. Но Северус Снейп, одиноко стоящий под мрачным сводом, никак в эту схему не вписывался и почти вызвал сбой системы. Видеть его Лили была не готова, хоть отчаянно не признавалась в этом даже себе - семь лет дружбы просто так из жизни не вычеркнешь, и Эванс, хоть и была рассержена и расстроена выбором Северуса, по нему скучала - искренне и беззаветно, совсем как тот девятилетний привязавшийся ребенок. Но не стоило обманываться - ни к каком разговорам она не была готова, а потому выходку МакДоннальд сочла самой что ни на есть подставой и ей рада не была.
- И чья это была идея? - в закатном зареве гримаса недовольства на лице Эванс была особенно пугающей, но и Мэри, на которую был обращен рассерженный взор - девица не из робкого десятка.
- Выслушай его, Лили. Пожалуйста, - просьба Мэри была уверенной короткой, но на приказ не походила и этим подкупала живое любопытство рыжей старосты. Зачем ей помогать Северусу? Быть может, Мальсибер своими выходками все-таки помутил ее рассудок, или она задумала поиграть в доброго самаритянина? В голове роился и бесновал десяток вопросов, ответы на которые Лилс не получит, только не сейчас - МакДоннальд спешно засеменила к выходу и специально не отзывалась на возмущенные оклики Эванс. Разумный ход.
- Ну, будь по-твоему, - скрестив руки на груди, Лили обернулась и окинула Северуса взглядом. Как бы ни старалась она укрыться в защитной позе, как бы ни старалась принять наиболее безучастный вид, напряжение, завладевшее не только гриффиндоркой, но и намечающимся разговором, скрыть было невозможно.

[AVA]http://savepic.ru/12888108.gif[/AVA]
Человек ощущает себя пустым, когда поток слов иссякает. Когда долго бьешься в попытках что-то изменить, вкладываешь в это все силы, но на выходе получаешь абсолютный ноль. От такого опускаются руки. Когда дорогой человек, во имя которого готова заткнуть даже друзей, режет тебя без ножа. Ставит подножку на том, в чем убеждал всю сознательную жизнь. Врал ли? От мыслей, что друг детства мог врать столько лет, становится настолько тошно, что хочется прятать глаза.

- Не стал, но сделал?, - она усмехается горько, внутри ощущая бессильную дрожь: не достучишься, уже почти отчаянное отрицание, когда готова закрывать уши. - Разве не ты говорил мне, что это не важно? Не ты, Северус Снейп? А я верила тебе, - с нескрываемой грустью - Лили терпеть не могла упрекать его тем, что возлагала надежды. Это было последнее, к чему могла взывать. Это была жалость к себе, и даже от мысли, что приходится давить на такое, ей противно и гадко до сцепленных зубов.

- Или, быть может, теперь это стало иметь для тебя значение? - она знает, что ступает по больным местам, что играет с огнем на самом краю острейшего лезвия, называемого доверием. Что сейчас разрушит последнее, хлипкое и единственное, что строила сама же. Или обманывала себя в подобном стремлении? Может дело было в самой Эванс? Настроила себе воздушных замков, в которых жила долгие годы, а Северус всегда помнил о ее происхождении. Быть может его и не останавливало то, что никто в этой жизни не выбирает свою судьбу? Сколько же слизеринского лукавства и ехидства нужно, чтоб годами за спиной презирать человека, которому ты смотришь в глаза и называешь другом. А сколько гриффиндорской прямоты, чтоб наконец решиться высказать все в глаза?

Всегда больнее разочаровываться в том, на чем строится собственная реальность. Это надолго выбивает твердую почву из-под ног, это подчистую сносит рефлексы и реакции, словно окунули в информационный и пространственный вакуум. Словно контакт с предыдущим миром прервался, а новый воспринять не в состоянии. Будто код связи поменялся, а Лили не понимает этого шифра, силится, но не может разобрать.

- Это останется на твоей совести. Только тебе с этим жить, - она говорит это бесцветно и почти безразлично. Когда ощущаешь слишком много боли, рецепторы привыкают существовать на одной частоте. Жить в ритме учащенного пульса, ступать по осколкам разбитого мира, когда они впиваются в ступни, рассекая в кровь. К боли, как и ко многим обстоятельствам судьбы, привыкаешь, перемещая ее куда-то на задворки сознания, где она сидит осколком: стоит пошевелиться - упирается в новые живые ткани, режет, заставляя рану кровить сильнее. И хочется замереть, законсервировать свое "здесь и сейчас". Хочется чтоб он молчал, не делая больнее - еще больнее, хотя куда уже, - своими словами. Новыми словами и извинениями, которые сыплются с губ. Как они только срываются, раз он всегда думал о чистоте ее крови? Как он вообще может сейчас говорить. И что бы не говорил, какие бы слова не искал, это вызывает только отрицание и еще большую горечь.

- Но все же долго ты ждал, - и ведь когда хочется молчать, молчать не в силах. Боль подталкивает слова, которые срываются, но не очищают, только горше делают. И ему и ей. - Мог бы сказать сразу, это решило бы много... - она запинается, вспоминая еще раз каждый момент, когда осаживала зарвавшуюся компанию гриффиндорцев, когда те лезли к другу, - недоразумений, - быть может, ему никогда не нужна была ее помощь. Никогда не нужна была эта навязанная детством и соседством дружба. Она была просто удобной. Удобной вначале, а дальше начала тяготить его. Быть может, Лили просто не заметила, как перестала быть нужна Северусу, как он начал стесняться ее и, может, кто знает, смеяться над такими как она в разговорах с друзьями-слизеринцами. Может она просто была слепа и нелепа в своей вере тому, кому просто была давно стала лишней с этими пережитками детства.

Отредактировано Lily Potter (11.02.2017 19:22:10)

ты будешь кричать эти песни до хрипа, одержимый каждым словом
ведь кто-то играет на нас, как на скрипках - виртуозно и до крови

Слова льются, слетают с губ, рассыпаясь бессвязными и ничего не значащими конфетти. Не достигая сути, теряя смысл по дороге бумажными самолетами. Не теперь, не сейчас, когда так ссаднит внутри, сковывая льдом, который не растопишь ни одним костром. Когда надежда попадает в капкан из витиеватых интонаций от объяснений до нового нападения, до еще одного укола - в самое сердце.

Это дребезжащее, отрицание, как горячо он хватается за ее слова, как силится убедить, объяснить... Натыкаясь на стену, ощупывая ее пальцами. Она почти чувствует эту безразличную прямоту и холод вокзального кирпича.
- Магла, - повторяет, поднимая на него взгляд, - так вот в чем дело, - на миг ей становится даже жаль Северуса, живущего со своей болью. Но Эванс не хочет слышать, не хочет понимать, не сейчас, когда ее мир расходится по швам. Когда Северус за долгие годы дружбы вонзает кинжал за кинжалом, а мнимые обиды душат, заплетаясь шелковым шнуром на шее. - Мне всегда будут пенять на то, кем я родилась. Нет, Северус, ты всегда будешь выше таких, как я, - усмешка выходит болезненной и тут же гаснет. Им  не преминут напомнить о месте в жизни, самой Лили - больше, но она уже почти смирилась с этим, факта не изменишь, а значит - нужно научиться жить с ним; Снейпу будет проще, чем  Эванс, но и это не гарантирует ему того уважения и статуса, которым с рождения пользуются чистокровные.

- Прежним? Ты вот это называешь прежним? - срывается само, практически неконтролируемо. Темная магия - лишь первый шаг, крошечная ступенька, меняющая человека, крушащая изнутри его душу, что стоит на сваях родительских ценностей. - Сначала ты случайно оговоришься, потом - задумаешься, а дальше? Что дальше? - Лили пытается не выказывать раздражения, что стоящий перед ней человек, только что рассыпавшийся в извинениях не понимает такой простой, на раз-два, связи между этими фактами. Нельзя увлекаться чем-то, возносящим чистоту крови в абсолют, не поддерживая этот базис. Дальнейшее видится лишь самообманом.
Она могла понять желание друга стереть из своей памяти наследие отца, но понимание того, что момент упущен и Северус никогда не станет тем, прежним, ее Северусом, сковывало в тиски.
Волшебники не олицетворяют магию, хотя делят на темную и светлую. Условно темная снимает барьеры и ограничения не только с магического потока, но и психологические блоки и зажимы. Правда, вместе с последними часто искривляются ценности и с детства заложенные догматы: человека кренит, как карточный домик, вмиг схлопывая и оставляя ни с чем, с пространственным вакуумом внутри.
Величие снаружи часто означает пустоту внутри - Лили поняла это когда-то давно, когда рассматривала конструкции итальянских архитекторов, втайне взяв у матери какой-то из журналов. Ее Северус никогда не был пустым, но разве не пресловутый самообман и отказ от основ приводят к этому?

И если все это было обманом, если каждое слово было самообманом двух людей, вращающихся исключительно вокруг своей оси, то что остается, и остается ли вообще шанс на то, чтоб он понял, а она - услышала?
Они по крайней мере не слизеринцы? Или что должна сказать Эванс, застывающая перед начинающим выходить из себя другом. Нет, она никогда не поддерживала эту травлю и не считала хорошей идеей потакать Поттеровской компании.
- Неслучайных, значит, - если Снейп хотел обвинить Лили, что она сама виновата в том, что четверка мародеров доставала его, то он добился своей цели. Если он хотел вывести Эванс из себя, то и это у него неплохо получилось.
- В том и дело, что ты не понимаешь - я не сравниваю людей и не говорю, что кто-то лучше, а кто-то хуже, - ее колкий взгляд не сулил ничего хорошего, а они вновь и вновь вращались вокруг одного и того же, и Эванс, до глубины души задетая этим предательством, собиралась стоять на своем до последнего. Она не скажет, что последние двое пугают ее, не скажет, что вещи, о которых начал часто говорить Северус, заставляют опасливо ежится. Не скажет, что ощущает, как по крупице, по взгляду, теряет его, и кажется, на этот раз - навсегда. Оттуда не возвращаются.  Будет зажимать себе рот обеими ладонями, но давить в себе это. Потому что от ее Северуса осталось только горячее "говорил" на губах, в голове и в прошлом времени. А стоящий перед ней сейчас человек, кажется, был дальше от нее, чем от них обоих.

интересней всего тратить время в эпицентре и под прицелом
как долго ты сможешь смеяться на сцене с инородным телом в сердце?

Отредактировано Lily Potter (16.02.2017 04:25:16)