Дата: 1975-76 учебный год;
Место: где-то между строк;Участники: Stefania Voinescu, Severin Krøker.
Краткое описание: школьные совы Дурмстранга часто немолоды, и полёты сквозь метель и ненастье не лучши образом сказывается на их здоровье. Случается, сова относит письмо вовсе не тому, кому оно предназначалось. Но не всегда эта случайность так уж неприятна.
letters mingle souls
Сообщений 1 страница 12 из 12
Поделиться123.07.2016 16:51:41
Поделиться223.07.2016 21:00:04
В этом году летние каникулы дались Штефании крайне трудно. Так как все ее сестры перебрались в Дурмстранг, то у нее совсем не осталось причин возвращаться домой. Будь ее воля, она бы вовсе не покидала стены школы. Нет, она не была заучкой, просто ей было гораздо комфортнее вдали от отца. Умом, даже в свои шестнадцать лет, она понимала, что мужчина просто не готов был остаться один на руках с пятью дочерьми, но это не оправдывало его в ее глазах. Да, он обеспечивал девочек едой, но был абсолютно беспомощным в плане воспитания. И чем старше становилась Ивонет, тем больше подростковой злобы в ней просыпалось. Ей уже невыносимо было нести на себе груз ответственности за сестер на своих плечах, хоть они и были в некоторой степени самостоятельны. Но ощущение того, что если не она или Агнет не позаботятся о младших, то этого не сделает тогда никто. Собственно, ее опасения сбылись за день до возвращение в родные стены школы, когда старших сестер не было дома. Не исключено, что отец просто пытался наладить хоть какой-то контакт с дочерьми, но это надо же было додуматься! Штефания очень долго ругалась с Генрихом из-за его безрассудства, и по итогу попросила его не писать им больше. Ее невероятно расстраивал тот факт, что свое внимание он решил уделить только после того, как все девочки практически выросли до самостоятельных личностей, которые могут вырасти и без него. Конечно, они виделись по вечерам за ужином, но его как будто вовсе не было в их жизнях. А тут...
Именно по этим причинам младшая из сестер пропустит начало второго курса, а старшим придется договариваться с директором школы, чтобы Хельме позволили пропустить какое-то время, чтобы она смогла восстановиться после падения с безумной метлы их отца. И если с первым проблем не было, то лечение девочки займет неопределенное и продолжительное время. Так что все сестры дали слово, что будут писать письма с, так скажем, "весточками с полей". Сегодня была очередь Штеф, хоть она и не горела особым желанием, если уж на то пошло. Но после занятий она нашла время, чтобы взяться за перо. Обещала же...
Meine liebe, Helma!
Очень жаль, что в этом году тебе пришлось остаться дома. Как ты себя чувствуешь? Тебе уже лучше? Надеюсь, что тебя быстро поставят на ноги, и ты вернешься к нам. Сомневаюсь, что Генрих научился заботиться о тебе, ведь тогда он не дал бы тебе испробовать его чертову метлу. Поэтому, если тебе понадобиться что-то пиши. Лучше сразу - Агнет, потому что в этом году я решительно хочу засесть за книги.
Тебе, кстати, твои подружки передавали привет. Сказали, что им очень жаль, что с тобой приключилась беда. Ждут тебя с нетерпением, говорят, приготовили для тебя подарки. Если ты, вдруг, этого не сделала, то не забывай про вежливость и постарайся тоже что-нибудь придумать. Иначе они могут обидеться, а друзья всегда нужны, моя маленькая Хельма.
Помнишь Елену? Высокая такая и неуклюжая. Она еще чуть не раздавила тебя в прошлом году. Сегодня она подошла ко мне и сказала, что мы можем познакомиться с каким-то невероятным волшебником из ее страны. Видела его краем глаза: он похож на того актера из твоего любимого фильма. Все время забываю, как его зовут... Ты бы сказала мне, если бы его увидела! Так что скорее поправляйся, пока он здесь, успеешь одним глазком на него посмотреть.
Мне пора бежать на ужин. Не обещаю писать тебе часто, если что, твои сестры всегда будут рады весточке от тебя, ты же знаешь.*
Ich umarme dich.
Ştefi
Положив перо, она вдруг почувствовала себя лицемерной. Ее глаза вновь пробежались по строчкам пера, а мысли цеплялись за отдельные фразы. Друзья... Конечно, они нужны, но если быть откровенными, близких у Штефи - по пальцем пересчитать. Точней, по пальцу. И это та самая Елена, с которой в последнее время у нее завязались более-менее какие-то да отношения. И все-таки, если девушка пропадет, Иви не будет сильно переживать. Ей вообще надоело уже за кого-то переживать, даже если это ее родные сестры. А отец мог бы быть предусмотрительней, раз уж взялся за изготовление метел: не стоило проводить испытания на собственных дочерях. Но вообще, старшей из сестер Войнеску очень нравилось прятаться в углах магазинчика, где работал Генрих, и изучать то, что там продается. Старые и новые модели, с гладкими или неотесанными грубыми ручками, с аккуратными или растрепанными прутьями - любая метла была для нее символом свободы. Когда-нибудь она непременно оседлает одну из них и умчится навстречу неизведанному миру и приключениям. А пока она берет письмо и направляется в совятню, чтобы одна из птиц доставила сестре весточку из Дурмстранга.
*письмо написано полностью на немецком языке
Отредактировано Stefania Voinescu (26.08.2016 12:18:17)
Поделиться326.07.2016 16:27:30
В восемнадцатилетнем Зеверине на одну восьмую больше тактичности, на одну двенадцатую - честности, на три пятых - любопытства и ровно вполовину - человечности, чем будет однажды через четырнадцать-пятнадцать лет.
В этом предложении гораздо больше чисел, чем оно может себе позволить. И если выкинуть их, предложения не останется - лишь понимание: прожитые годы усиливают наши основные черты. Красавицы делаются краше, добряки - добрее, умницы - умнее. Такие как Крёкер по прошествии лет имеют все шансы превратиться в законченных мерзавцев.
Но от этого момента его отделяет долгий путь в тот миг, когда он открывает окно, угрожающе задрожавшее и едва не треснувшее под напором пернатого тела совы, что сползла по стеклу вниз, на широкий - по её счастью, - отлив.
Птица вваливается в комнату продрогшим мешком костей вместе с небольшой кучкой снега и письмом в конверте мятного цвета.
- Кто к тебе присылает этаких доходяг? - спрашивает сосед по комнате, отрываясь от эссе по Тёмным Искусствам.
Поджав губы, Фринг пожимает плечами и опускается на корточки возле совы, неуклюже копошащейся в снегу.
- По-моему, я уже видел эту птицу, - замечает он, касаясь волшебной палочкой перьев, чтобы высушить их, - Это местная сова, похоже, она заблудилась.
- С чего ты взял? Тебе разве не мог написать кто-то, живущий в замке? - у Томаша таких пернатых гостей по три-четыре в неделю, с Венери: как известно, поговорить по-человечески с девочками у юношей Дурмстранга не так много возможностей, так что приходится вести переписку.
Зеверин не видит смысла в переписке с девчонкой. Большинство их них мало того что глупы, так ещё и неграмотны, в особенности те, что не являются немками по рождению и пытаются учить язык.
Конверт с Венери: мятный цвет не оставляет иных вариантов. Не надушен, и спасибо Зигфриду. Почерк на конверте твёрдый, уверенный, с мягким нажимом и слабым наклоном, правда, назвать его красивым нельзя, хотя по мнению Крёкера красота - последнее достоинство почерка, тогда как аккуратность и понятность - главные.
Не ответив на вопрос Томаша, Зеверин вертит конверт в руках, уже понимая, что не является адресатом, но ещё не решив, что с ним делать. В другом настроении он бы отправил сову искать правильный адрес, но сейчас, уставший после написания огромного сочинения на тему использования глаз угрей в зельеварении, он - не очень-то воспитанный и порядочный юноша. Он вообще не очень-то воспитанный и порядочный, но сейчас - особенно.
Так что, поддавшись мгновенному порыву, Зеверин ломает печать, не обращая внимания на косой взгляд соседа, и разворачивает мятную бумагу.
Пробежав глазами письмо, он разочарован: ничего особенного. Девчонка с Венери пишет своей сестре.
Однако, есть здесь и нечто примечательное: письмо написано по-немецки. Без единой ошибки.
Зеверин не знает, что с этим делать, так что просто сворачивает письмо и засовывает за обложку первой попавшейся книги.
Он вернётся к нему спустя пару дней, забравшись с томиком на подоконник, чтоб почитать, пока за окном метёт и белизна снега усиливает тусклый в этих краях солнечный свет. И, забыв о своём намерении и используя книжку как подложку, напишет ответ.
У Зеверина нет мятной бумаги: отец присылает ему сияющую снежной белизной.
Почерк у него аккуратный и правильный. И он, разумеется, не допускает ошибок. Описок. И клякс.
Зеверин Крёкер вовсе не безупречен. Вероятно, всю отмеренную ему безупречность он вкладывает в то, что пишет. И ещё немного - в Трансфигурацию.
Здравствуй, Штефи.
Я начну своё письмо с извинений, хоть это немного противоречит этикету, - и тебе станет известно, что я не очень-то люблю блюсти во всём этикет, особенно там, где, как мне кажется, он нарушает естественный порядок вещей.
Итак, извини, Штефи, но Хельма не получила твоего письма, потому что его получил я. Сова, принесшая его, выглядела удручающе, так что у меня рука не поднялась отправить её в ещё один полёт. Я мог бы использовать другую птицу - думаешь ты, и ты права, однако, не совсем. Погода в наших краях стоит отвратительная, и своих птиц я сейчас в небо не выпускаю. Вороны плохо переносят ненастье.
Я также прошу прощения за то, что прочитал твоё письмо, но в тот момент мне казалось важным узнать, кто именно отправил послание и кто останется без него: не станет ли это причиной чьих-то непридуманных страданий.
И также я прошу прощения за то, что сделал вывод: не станет.
Теперь, когда с извинениями покончено, я задам вопрос, терзающий меня с того самого момента, как я открыл твоё письмо. Штефи, что такое фильм? По слову "актёр" я понял, что речь идёт о некой разновидности театра, о которой я никогда не слышал. Не то чтобы я любил театр, я просто очень любопытен и прошу тебя удовлетворить моё несолидное любопытство. Если сочтёшь возможным, расскажи мне и о самом волшебнике из невероятной страны: мне давненько не встречалось ничего невероятного.
Надеюсь, у Хельмы, Елены и Агнет всё хорошо, а у тебя - тем более. Знаешь, я давно не писал столько женских имён подряд. Странные ощущения.
С уважением к твоей исключительной аккуратности и грамотности.
Нечаянный адресат.
Отредактировано Severin Krøker (26.07.2016 16:31:11)
Поделиться414.08.2016 17:20:40
Очень странно получать письма, когда этого совсем не ждешь. И казалось бы, когда сова разбудила Штефи, уснувшую за учебниками, волшебницу больше волновало то, что она не успеет подготовиться к завтрашней контрольной, если ее можно было так назвать, по зельеварению. Она накормила сову и подстелила ей подушку, чтобы та хоть немного отдохнула с дороги, и умчалась в общую гостиную, чтобы найти там хоть что-нибудь, что сможет помочь ей не уснуть. По пути она разбудила девчонок из соседних комнат, а так же наткнулась на своих сплетничающих младших сестричек. Или, кажется, те писали письмо оставшейся дома Хельме.
- Передавайте привет сестре, - вихрем промчалась Ивонет мимо Гретты с Кларой, и скрылась из виду, так и не услышав от сестер, что Хельма приезжает на следующей неделе. Для старшей из Войнеску не было ничего важнее того, что ей предстояло завтрашним утром. Естественно, про визит птицы и принесенный ей конверт в тот вечер она благополучно забыла, спрятав его под той самой подушкой для совы.
Наверно, если бы девчонки как-то не поругались из-за какого-то парня с факультета Фламма, то и письмо никогда бы не было прочитанным. В тот день соседки Штефании устроили настоящий погром в комнате. Когда Войнеску это увидела, она сама чуть в ярость не пришла, но сумела остановиться на том, чтобы парочкой заклинаний заставить двух этих влюбленных дур замолчать. Благо ее вещи почти не пострадали. Комнату они приводили в порядок в полной тишине, и только после того, как обе соседки пообещали помириться, Штеф сняла с них заклинание. После этого девочки точно стали дружить между собой... против Иви. Можно было догадаться об этом сразу после того, как они решили устроить ей бойкот. Но ей, в общем-то, было все равно. Она крутила в руках конверт, который нашла на полу возле окна, и долго не могла вспомнить, откуда оно. Она немного посомневалась, точно ли оно адресовано ей, но так как два других возможных адресата не соизволят ответить на ее вопросы, то и спрашивать об этом волшебница не стала. Прочитанное ее удивило и немного расставило все по своим местам. Теперь Ивонет поняла, почему ее младшая сестра злилась первое время по возвращению в школу. Оказывается, она не получила своего письма. Хотя с того момента прошло уже... недели две? Три?
- Когда в моей жизни все так перемешалось? - задала она риторический вопрос сама себе и села за ответ.
Здравствуй, беспардонный похититель чужих писем.
Теперь мне, наконец, стало ясно, почему Хельма так злилась на меня. И если бы она не была бы такой добродушной и не простила бы меня, то я бы могла рассказать, чем бы эта история могла обернуться. Но, все обошлось, если тебе вдруг не спалось ночами из-за этого. И я даже успела сдержать свое слово, о котором она так и не узнала. Что ж, зато получился отличный сюрприз. Слышал бы ты, как она визжала! Оказалось, что это и в самом деле тот самый актер. Кстати, о нем.
Фильм - это такое магловское развлечение. Ну, это и правда что-то вроде театра, который можно смотреть, находясь дома. А иногда они собираются все в одном месте, чтобы посмотреть этот самый фильм на большом экране. Хельма - любитель всех этих штучек с ранних лет, поэтому иногда мне приходилось разделять с ней эти развлечения. Странные эти маглы.
А волшебник оказался крайне интересной личностью! Его зовут Владимир, и он из России! У него такой голос и акцент, как будто я с медведем разговаривала. Очень смешной акцент! Он говорил, что приехал с какой-то очень важной миссией, и на самом деле его чуть ли не сам Гриндевальд пригласил. Я вот ему совсем не поверила. Но мне кажется, что сам он свято в это верил. Такой большой наивный медведь.
Если честно, странней, чем писать неизвестному человеку, у меня еще не было ощущения. Так что каких-то три женских имени не сравняться с тем, что я испытала за сегодняшний день. А чтобы ты не думал, что я всегда такая крайне аккуратная, вот тебе клякса в углу письма.
Уже совсем не раздраженная,
Штефи.
Отредактировано Stefania Voinescu (26.08.2016 12:15:54)
Поделиться524.08.2016 16:35:15
Ответит - не ответит? Он не задавал вопросов, на которые очень хотелось бы знать ответ, его письмо было простым. Просто вежливым, просто пространным, просто анонимным. Зеверин знает: по письму она не догадается, где его искать. Он любит иметь преимущество, сейчас преимущество в том, что он - знает, где найти Штефи. Но он не искал. Пока.
Она не отвечает.
Поначалу Зеверин ждёт, поглядывает в окно, ожидая почему-то той же самой совы, хотя она, поди, могла успеть и крылья склеить по старости и на редкость суровой зиме. Никто не врезается в стекло, никто не стучится, а когда наконец прилетает письмо - то не с совой и не от Штефи: ворон по кличке Клаус приносит послание от деда. Жутко длинное, жутко скучное, скачущее с идиша на немецкий и обратно. Зеверин ненавидит письма деда и непременно прочитывает от корки до корки: он учится. Быть столь же невыносимым - это дорогого стоит, пусть и кажется, будто никакой пользы такое умение не принесёт. Быть невыносимым - одно из основных умений в мире, где люди готовы будут поставить любую подпись и отдать любую сумму, лишь бы ты оставил их в покое. В мире, где не все готовы убивать.
Восемнадцатилетний Зеверин пока не уверен, что унаследовал дедовский дар быть спонтанно, естественно, играючи, сокрушительно очаровательно невыносимым, поэтому скрупулёзно изучает письма из дома и прилежно учится.
Сова от Штефи не прилетает и на смену ожиданию приходит разочарование, разочарование сменяет равнодушие, чтобы вдребезги разлететься под ударом совиного клюва в стекло.
Эта птица моложе предыдущей и мельче. Томаш бросается к ней, уверенный, что она ошиблась окном и на самом деле адресат - разумеется, он. Кому сдался этот ужасный Крёкер, оттачивающий свои навыки невыносимости на ближайшем подопытном экземпляре - собственном соседе по комнате.
Выхватив у совы письмо, Томаш впивается глазами в надписи на конверте и угасает подобно бенгальской свече, обронённой в сугроб.
- Это тебе, - бросает он скучным обесцвеченным тоном и бредёт обратно к своей кровати, на которой оставил недочитанным предыдущее письмо.
- Занятно... - тянет Фринг из-за потрёпанной обложки библиотечной подшивки старых номеров "Трансфигурации в Карапатах", медленно опуская её, испытующе смотрит в ореховые глаза совы, ожидающей угощения.
Птица начинает терять терпение, но пока ещё сдержанно перебирает коготками по обивке пустого кресла. Со вздохом Фринг выдвигает ящик бюро, чтобы вытащить пергаментный кулёк с любимыми совами зёрнышками, который сова бесцеремонно выхватывает из его рук и раздирает клювом прямо на столе.
Брезгливо потирая пальцы, Крёкер одной рукой разворачивает письмо, чтобы спрятаться за ним так же, как прятался только что за подшивкой: уходя целиком прочь из комнаты, точно оставив вместо себя памятник самому себе, гранитный кенотаф мечтателю, провалившемуся в мир между строчек и потерявшемуся навсегда.
Письмо короткое, Фринг читает и перечитывает его снова и снова, мало вникая в смысл, куда больше внимания уделяя почерку, цвету бумаги, расстоянию между строчками и лёгким их изгибам. Ответ на сей раз он пишет сразу, машинально отмахиваясь от обрывков пергамента, которыми плюётся школьная сова.
Здравствуй, Штефи.
Мне очень понравилась твоя клякса, я сохраню её образ в памяти во всех подробностях, так что можешь других клякс мне больше не присылать. Пожалуй, моя потребность в кляксах удовлетворена на ближайшее полугодие.
Спасибо за объяснение насчёт фильма, мне кажется, я что-то понял, но я не уверен в том, насколько правильно, так что, боюсь, мне однажды придётся посетить сие мероприятие самолично, пусть я и не очень люблю маглов. Маглы плохо поступили с моей бабушкой, и это куда менее весело на самом деле, чем, я знаю, звучит. Мой дед просто ненавидит их, так что у меня было мало шансов не пропитаться этой ненавистью по самую макушку.
Было бы интересно пообщаться с русским, которого пригласил сам Гриндевальд, хотя по-моему было бы странно, если бы это оказалось правдой. Разве здесь, в наших краях, недостаточно сильных волшебников, которым Гриндевальд мог бы доверить важную миссию? Ты не находишь, что обращаться к русскому с его стороны было бы как-то... нерационально? Медведи вообще существа малопредсказуемые. Кто его знает, вдруг он - шатун?
Не так уж я неизвестен тебе, Штефи. Я говорю на том же языке, я тоже волшебник, знаю о Гриндевальде, о фильмах и о сюрпризе для твоей сестры Хельмы. Смотри-ка, между нами немало общего.
А чтобы избавить тебя от необходимости придумывать для меня прозвания и обращения, я даже назову своё имя: меня зовут Зеверин. Как я уже сказал, я терпеть не могу маглов, зато люблю жареные каштаны и зелёные чернила. Попробуй зелёные чернила, с мятной бумагой будет очень по-весеннему, ведь скоро весна.
Теперь уже жду ответа.
Зеверин.
Поделиться629.08.2016 19:25:11
Невообразимым образом в жизнь Штефи вдруг ворвалось новое чувство. Во всем этом круговороте занятий и учебников, вперемешку с освоением полетов на метле и знакомством с новыми магическими существами, что были недавно привезены в окрестности снежного Дурмстранга, нашлось местечко и для истинной детской мечтательности. И пока она отвлеченно рисовала на пергаменте, придуманные ею же, руны, в голове ее крутились мысли о том, придет ли ей ответ от случайного собеседника. Не сказать, что она была крайне увлечена поиском друзей или же, как ее сокурсницы, очень хотела пощебетать о каком-нибудь парне в перерыве между зельеварением и уроками по темному искусству. Нет, просто так сложилось. Девочки с факультета Венери, учившиеся исключительно в женском коллективе, были жадны до внимания парней, но для Иви это казалось бессмысленной тратой времени и нервов. К чему все эти отношения, если рано или поздно они закончатся провалом? Проигрышем, если угодно. Бойся бы она до дрожи в коленках каких-нибудь отношений, боггарт безусловно мог бы мучить ее образом влюбленного парня, но она просто этого не понимала, глядя на брошенных матерью сестер и спрятавшегося в своей каморке отца. Однако, ловить себя на мысли, что очень хочет получить письмо от незнакомца, не переставала.
Ответ в этот раз пришел быстро. Сова нашла ее в соседней с совятней башне. Вообще, там проводились занятия по астрономии, но иногда туда пускали и учеников. Штефания едва преуспевала в этой науке и договорилась с миссис Крамер о получении доступа сюда во внеурочное время. Но самостоятельное обучение было интересно немке только в том случае, когда дело касалось зелий или же того, что могло стать их ингредиентом. Поэтому помещение класса стало своеобразным убежищем, где можно просто побыть наедине со своими мыслями или погрузившись в гору учебников. Сова в этот раз даже не стала задерживаться, поспешив под крышу соседнего строения, где обитали ее сородичи. Оперение птицы показалось Штеф смутно знакомым, но она не стала придавать этому особого значения. Ведь и пернатые могут быть похожи точно так же, как и люди - между собой, и стремиться к социуму им тоже должно быть свойственно. Наверно. Да и какая разница, когда пальцы в нетерпении вскрывают конверт?
Иви рвет бумагу в нетерпении, словно маленький ребенок, распаковывающий желанный подарок. Достает белый лист бумаги и тусклом свете свечей пытается уделить внимание деталям, которым не придавала значения ранее. Бумага белоснежного цвета, исписана ровным аккуратным почерком. Автор скрупулезный, как ей кажется. "Или дотошный," - мысленно поддразнивает она своего неожиданно обретенного собеседника. Она пробегается глазами по написанным буквам, сначала мельком, не особо вникая в смысл, но широко улыбаясь тому факту, что ответ все-таки и в самом деле пришел. "Зеверин," - она пробует имя на вкус, тихо произнося его несколько раз себе под нос. Потом Войнеску снова перечитывает письмо, более внимательно. "Ты и вправду дотошный," - тихо усмехается она своим мыслям и написанным словам. Она еще немного вертит в руке лист бумаги, решая, что с ним делать. Ей очень хотелось ему сразу ответить, но у нее под рукой не было нормальной бумаги для письма, да и зеленые чернила тоже стоило бы поискать. Впрочем, последнее было не такой уж и проблемой, когда под рукой была волшебная палочка, а вот весь ее пергамент буквально был изрисован рунами. Она дает себе обещание, что обязательно ответит утром.
Приятно познакомиться, Зеверин.
Так уж и быть, я больше не буду травмировать твою психику кляксами, только если ты сам того снова не попросишь. А я буду надеяться, что попросишь, потому что нельзя же быть таким аккуратным всегда. Или же ты педант? Ты не подумай, я ничего не имею против. Моя мама меня тоже учила писать красиво, но где она, и что делаю я? Я ставлю на прощания кляксы незнакомым людям. Вот же парадокс.
Маглы - это тоже парадокс. Они живут в своем мирке и не обращают внимание на то, что твориться у них под носом. Они рассказывают друг другу сказки, но никогда сами не поверят в волшебство. Странные они. А что они сделали твоей бабушке?Только не сочти это за наглость.Что-то я слишком много прошу у тебя в этом письме, так что можешь считать это наглостью в полной мере. Шучу. Если это что-то ужасное, можешь не рассказывать, а то я еще буду плохо спать по ночам. Я немного впечатлительная. Наверно. Или нет? Если драконы меня не пугают, можно сказать, что я не впечатлительная? А ты их видел вообще? Какие же они красивые! Я в прошлом году их видела. А медведей, вот, если честно, - ни разу. А шатун это плохо? Просто вот про все виды лягушек я тебе расскажу, а вот про медведей знаю мало, кроме того, что тот русский был похож на мое представление о медведях.
Вообще, если тот русский и правда выдающийся волшебник, то почему Гриндевальд не мог бы обратиться к нему с просьбой? Поговаривают, что он в тюрьме, так может ему понадобилась помощь этого медведя? На самом деле много странностей во всей этой истории, ты не считаешь?
Мне уже пора бежать на занятия. Обязательно напиши, что ты обо всем это думаешь! А я сегодня где-нибудь раздобуду жаренных каштанов, очень уж их захотелось после твоего письма.
С наилучшими пожеланиями,
Спешащая Штефи.
Поделиться714.09.2016 15:47:47
Мироздание пронизано волнами, насквозь прошито частицами. Электроны, фотоны, нейтроны несутся сквозь пространство и время, меняясь местами, сталкиваясь, разбегаясь, и где-то среди них таинственные бозоны Хиггса прячут магию под полой, как прятал когда-то весну гениальный Шуберт. Вечное движение их удел - и удел вселенной, бесконечное путешествие из пункта "А" в пункт "Б", сотворение мира из ничего: деревья, камни, облака. И люди.
Люди-приёмники, люди-излучатели, люди-стены и люди-двери. И люди-замки. Есть те, с кем переписка идёт бойко, но личная встреча становится началом конца, перекрывая кислород и глуша неродившиеся строчки, не давая им озвучиться живыми словами. Есть те, с кем не наговоришься, не насидишься, за полночь зажигая свечи и заваривая десятую джезву кофе, но стоит разъехаться - и снова начало конца, только уже другого: письма пусты и глухи, в буквах ни капли жизни, в словах не найти смысла. Люди - это так сложно. Люди - это так интересно.
Фринг теперь уже ждёт письма от Штефи, и, признаться, ему не так уж важно, что она напишет. Эти её письма - у него их уже три! - как будто необыкновенные артефакты, неодушевлённое прибежище уникальной магии, он не может понять, разгадать, что в них особенного, но чувствует это особенное с удивительной остротой. На ощупь, на запах, на просвет, - он изучает их, перечитывает, не вникая в смысл написанных слов, завораживаясь раз за разом почерком, нажимом, цветом чернил и бумаги и тем, как отливают буквы серебром на свету, если повернуть письмо под нужным углом. Томаш фыркает и демонстративно возводит глаза к потолку, заставая соседа по комнате за очередным сеансом эпистолярных его изысканий. Проходит целая неделя, прежде, чем Зеверин - вдруг, ударом, вспышкой падающей звезды, в очередной раз взглянув сквозь письмо Штефании на пламя почти отгоревшей куцей свечи, понимает, что новое письмо не придёт: ведь он ещё не ответил на последнее. Эта догадка так очевидна и так абсурдно проста, что несколько мгновений Фринг лишь глазами хлопает, обернувшись к собственному опешившему отражению в оконном стекле. Затем взгляд его фокусируется за окном, где тёмное небо исполосовано отливающими серебром дождевыми нитями, пока пальцы шарят по откидной столешнице бюро в слепых поисках чистого пергамента.
Дорогая Штефания, благослови тебя Зигфрид, я только что понял, что не написал тебе ответа, а ведь давно уже следовало бы. Не подумай, что я рассеян, обычно я напротив, собран и даже местами весьма зануден, что раздражает многих людей из моего окружения. Но, похоже, всё дело в весне, или дождём мою собранность размыло, что и говорить, льёт ведь уже третий день. Надеюсь, Клаусу ненастье не станет помехой и он донесёт моё послание до тебя без лишних злоключений.
Я также надеюсь, что Клаус тебя не напугал: предупреждать поздно, ведь, если ты читаешь письмо, то уже приняла письмо из его когтистых лап. Так вышло, что с воронами найти общий язык мне гораздо проще, чем с совами: это семейное, да. Клаус любит мышей (есть), но, боюсь, у тебя такого обеда для него не найдётся, так что, шоколадному печенью он тоже будет рад.
Педантизм в числе моих черт, каюсь, присутствует, но в концентрации, нормальной для немца, так что не бойся, я не такой уж буквоед и письмами твоими не питаюсь. Хотя, признаюсь честно, они приносят мне немало удовольствия.
Что касается маглов и моей бабушки, хочу заметить, что приятного в этой истории мало, а потому я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что не так давно у маглов случилась война (примерно в это же время наши родители наблюдали за свершениями Гриндевальда, а потому войну эту по большей части упустили из виду, но моей семье не так повезло), и в этой войне очень много внимания уделялось этнической принадлежности, а бабушке моей, как и большинству представителей нашего рода, выпало быть еврейкой. Конкретно евреям в контексте воинстсвующих позиций предписывалось подлежать уничтожению без выяснения обстоятельств. Министерство Магии умыло руки, волшебников косили вместе с маглами, но у руля стояли исключительно маглы. Нехорошо вышло, как видишь.
Мой дедуля присоединился к Гриндевальду именно после этой истории. Что до странностей, окружающих его поныне, даже сидящего в Нурменгарде, то, заметь, они будоражат воображение едва ли меньше, чем его свершения в прошлом. Положительно, Гриндевальд фигура более чем занятная и я давно с интересом слежу за ребятами, решившими встать под его знамёна в качестве новых последователей. Здесь, в Дурмстранге, немало таких. Так что к чему ему, немцу к тому же, якшаться с выпускником Колдовстворца, пусть даже и чистокровным? Как-то неправильно это.
Драконов я видел только издали, в заповеднике, и признаюсь честно, не горю желанием познакомиться с ними поближе. В отличие от педантизма, безрассудная отвага моему характеру не присуща, хотя труссть в нём тоже отсутствует. Я за разумную осторожность.
Шатун это не то чтобы плохо, это очень опасно: если встретишь медведя после октября, сразу убей, не дожидаясь, пока он убьёт тебя. А лучше не выходи за территорию школы, там и кроме шатунов много разной дряни встречается. Места здесь дикие, не Шармбатон какой-нибудь, или там Хогвартс.
Замерев, Зеверин долгим взглядом смотрит на исписанный пергамент, мысленно поражается несусветной глупости, пришедшй в голову:
...а если ты всё же захочешь прогуляться в горах или по-над берегом, давай сделаем это вместе...
почти написал, но вовремя остановился, не то пришлось бы переписывать всё письмо заново, ведь Фринг никогда не позволил бы себе отправить послание с вымаранной строкой.
Какая она?
Хочется ли ему узнать, какая она, или нет, или приятней будет и дальше представлять себе Штефи - всякий раз иной и новой? Он может увидеть её лицо завтра же, стоит только захотеть: Томаш знает всех девчонок с Венери по именам, и отношения их не настолько плохи, чтоб он отказался показать среди них Штефанию.
Но если увидеть Штефи, то не так - не притаившимся вором, исподтишка, нет. Только встреча, лицом к лицу.
Встреча, которой он не ищет. Пока что.
Зелёные чернила хороши, согласись. Ты почти притянула весну: я чувствую, ещё неделя дождей, и мы увидим новое, умытое солнце в цветах оттаявшей земли. Не спеши, не то упадёшь, знаю я ваши форменные юбки на Венери.
Не затягивай с ответом, как я, хорошо?
Зеверин.
Отредактировано Severin Krøker (14.09.2016 15:48:13)
Поделиться815.09.2016 18:57:19
Дни стали невообразимо мучительно долго течь, растягиваясь будто резина, и не собираясь возвращаться в свою прежнюю форму. Стремительно улетающие часы превратились в предательские минуты, когда секундная стрелка с неохотой преодолевала очередной рубеж. Войнеску даже стала намного рассеянной, то и дело забывая что-нибудь, и мечтательной настолько, чтобы не заметить идущую на встречу сестру.
— Эй! Штеф! Стой! — Штефания бы и милю прошла, не заметила, если бы Гретта не остановила ее, схватив за плечо. Сестра сказала, что у нее возникли трудности в учебе, и хотела бы, чтобы ей кто-нибудь помог, в тайне от остальных сокурсников. — Агнет занята своим новым ухажером, а младших просить смысла нет. Пожалуйста-пожалуйста!
У Иви не было выхода, ведь это ее прерогатива - заботиться о своей семье. Она тяжело вздохнула и пообещала, что вечером поможет всем, что будет в ее силах. Гретта радостно взвизгнула и, подпрыгнув на месте, умчалась куда-то по своим делам. На некоторое время такое поведение сестры заставило старшую из них задуматься, ведь никто из них ранее не беспокоился о своей успеваемости настолько сильно, чтобы заниматься дополнительно. Для Штеф это был единственный способ спрятаться от излишнего беспокойства за тех, кому когда-то пришлось постараться заменить мать. И несколько минут позволили себе умчаться быстро вслед за безмерно радостной Греттой, пока размышления о возможных причинах любознательности отвлекали волшебницу от томительного ожидания. Но на горизонте маячило приближающееся занятие по астрономии, которое с полна вернет все мучения, присыпав сверху горсточку невероятной скуки.
***
— Отдай! Дай сюда, вредная птица!
Штефи не успела зайти в свою комнату, как услышала искренние возмущения своей младшей сестры. "Но что там делает птица?" - эта мысль вызвала некое недоумение, а после принесла с собой огромной облегчение, если догадка окажется верной. Последние несколько ступеней лестницы, перед дверью в свою комнату, она преодолевала крайне стремительно. Сердце бешено колотилось, ведь если пришло письмо, то значит, Зеверин не считает ее глупой или поверхностной, как ей начало казаться. Открывая дверь, она видит, как Гретта скачет по комнате, пытаясь поймать ворона, который крайне ловко уворачивается от всех попыток его поймать.
— Что ты делаешь? — Старшая Войнеску явно застала врасплох как сестру, так и птицу. Пока первая пыталась придумать какое-нибудь оправдание тому, что она перевернула половину комнаты, не постеснявшись устроить разгром и у соседок, ворон в то время внимательно рассматривал вошедшую в комнату девушку, не отрывая от нее своих глазок-пуговок. — Совсем уже с ума сошла? Посмотри, что ты натворила! Быстро приведи все в порядок!
И пока сестра практиковалась в применении бытовых заклинаний, Ивонет без лишних усилий забрала у "вредной птицы" письмо, которое та все время держала у себя в клюве. Она узнала и конверт, и белоснежную бумагу и, даже не развернув ее, совершенно точно знала, что увидит там уже знакомый аккуратный почерк. Дожидаться пока Гретта уйдет не было ни сил, ни желания. Кроме того, за несколько дней занятий было ясно, что они никогда не заканчиваются быстро, а тянутся еще дольше, чем обычные уроки. А эти семь дней и без того протекали так ме-е-едленно, что больше ни минуты не хотелось терпеть. Не успела она прочитать и двух строчек, как уже расплылась в глупой улыбке. "Он просто забыл!" - с облегчением подумала она.
— Что читаешь? — Сестра без зазрения совести и с присущей ей наглостью, заглянула за плечо Штефании, присоединяясь к чтению. — Это что, любовное письмо? — Она выхватила лист бумаги прямо из рук, и вновь принялась скакать по комнате, теперь уже уворачиваясь от проклятий и ругани той, кому было адресовано это послание. — У тебя поклонник что ли появился? Ничего себе! Откуда он? Как вы с ним познакомились?
— Прекрати! — Штеф рычит, бросаясь в сестру первыми попавшимися под руку предметами. Ворон, видимо, вспомнив, что его недавно тоже обижали, подлетел к воровке письма и клюнул ее в руку, от чего пергамент выпал из руки Гретты. Иви быстро сориентировалась, подобрав новоприобретенное сокровище, и прижала его к груди, разглаживая складки, которые уже успели появиться на нем. — Сегодня мы заниматься не будем.
Сестра, возможно, и обиделась от того, что с ней так и не поделились секретом, но старшей уже и дело не было до этого. Она вновь принялась за чтение, с самой первой строчки, чтобы больше ничего не упустить. Не отрывая взгляда от строчек, она так же угостила Клауса мышиными хвостиками, которые завалялись у нее после занятий зельеваренья, и поделилась последним шоколадным печеньем из своих запасов. И то, и другое тот, кажется, съел с удовольствием. Или разбросал по комнате - в таком бардаке сложно разобраться сразу, как и в смысле последних строчек письма. До Штеф долго доходил тот факт, что они, оказываются, учатся вместе, потому что по-другому это никак нельзя было объяснить. Она ни разу не заикалась о том, где учится, а вот он, по всей видимости, знал об этом с самого начала, так как девушка пользовалась исключительно пергаментом, который предоставила ей школа. И сначала ей очень хотелось отправить ему обратное письмо с вороном вместе, но строчки совсем не шли.
На этот раз я тебя прощаю, забывчивый друг
Она зачеркивает написанное и, комкая бумагу, выбрасывает ее, не спеша с ответом. Убедившись, что ворон просох и отдохнул, она отпускает его, принимаясь вновь рассматривать письмо, чтобы решить, что делать с ним дальше. Следующие пару дней она ходит по коридорам школы, с опаской оглядываясь на парней, с которыми сталкивается. Вдруг кто-то из них тот самый Зеверин? А что, если он сейчас вместе с дружками стоит где-то за углом и обсуждает ее, насмехаясь над тем, как ловко тот обманул глупую девчонку. Она проклинает себя за то, что ввязалась в эту переписку, а в свободное время пытается найти скрытый смысл между строк, написанных Зеверином. Почему не знать, с кем ты общаешься, было проще, чем теперь? Почему же она так опасается столкнуться с этим человеком в коридорах школы, не подозревая, что это именно он - ее собеседник? Через несколько дней она все же пересиливает себя.
Я решила дождаться окончания дождей, чтобы принести тебе с письмом весеннее тепло. Прости, мой забывчивый друг, что пришлось ждать так долго. Ты ведь и сам знаешь, что с погодой у нас тут никогда не угадаешь наверняка. Хорошо хоть снег не пошел снова.
Мне очень жаль, что твоей бабушке пришлось пережить такой ужас. Я сама не знаю, как жилось в те ужасные времена моей семье, потому что мама мне совсем не рассказывала об этой войне, а отец и подавно. Я только знаю, что все время от времени содрогаются при упоминании об этих событиях, но мне так ни разу не удалось понять, что же в ней такого страшного. Спросить мне было особо не у кого, а незнакомые мне люди смотрели на меня, как на сумасшедшую, когда я, будучи маленькой, приставала к ним с вопросами. Однажды мне удалось добиться от фрау Кёнинг, что "это было тяжело настолько, что даже до сих пор вспоминать страшно". Поэтому мне очень жаль, честное слово.
Ты тоже сторонник Гриндевальда? Вообще-то, я слышала, что он не хуже того самого маггла, от которого настрадалась твоя бабушка? Признаться честно, мне это не очень интересно, но если ты расскажешь, то я с удовольствием прочитаю твое мнение об этом. Вообще-то, я мало интересуюсь тем, что происходит вокруг, потому что хочу поскорее закончить школу и отправиться куда-нибудь далеко-далеко. Вот это было бы интересно, а вставать под чьи-то знамена... Ну, не знаю...
Скоро должна прийти сестра, и я боюсь, что она опять будет скакать, как ненормальная по комнате, читая то, что я тебе написала. Поэтому пока она не помяла, или еще хуже - не порвала пергамент, поспешу в совятню и отправлю тебе письмо. Интересно, как же птицы все-таки находят адресатов и совсем не путаются? Хотя если вспомнить ту старую сову, которая принесла тебе письмо, то я не удивлюсь, что письма частенько не доходят до места назначения.
Надеюсь, что следующее письмо мне принесет Клаус. Он мне понравился. Кроме того, он оказался моим защитником, не давая моей любопытной младшей сестре прочитать ни строчки, даже после того, как она попыталась. Я угостила его за это печеньем и мышиными хвостиками, но так до сих пор не поняла, съел он их или забросил куда-нибудь. Так что в следующий раз напиши мне, чем его еще можно угостить, потому что мои печенья могут оказаться на исходе.
Штеф хотела бы написать побольше, но все время ее не покидало ощущение того, что ее могут выставить на посмешище перед всей школой, а ей этого очень уж не хотелось. Она и без того старалась тщательней выбирать выражения, не разбрасываясь излишними словами или глупыми выходками, на которые не скупилась ранее. Хоть у нее и не было кучи друзей, она все-таки не горела желанием растерять остатки гордости, которая постепенно начала испаряться. Ее и без того считали странной, так к чему давать еще больше поводов для насмешек.
Отредактировано Stefania Voinescu (15.09.2016 20:32:15)
Поделиться905.10.2016 17:20:07
Клаус вернулся сытый и налегке.
Это могло что угодно означать: Штефания занята, может, приболела, может, хочет дождаться события, о котором намерена написать и что угодно другое. В конце концов, сам Фринг отвечал ей не сразу, маринуя ожиданиями по неделе и даже больше. Но он, задумчиво наблюдая за тем, как прохаживается ворон вдоль столешницы бюро туда и обратно со значительным видом, видит лишь одну причину: он допустил промах. В его письме была ошибка, то, что оттолкнуло девушку, заставило её приостановиться и поразмыслить. Есть вероятность, что больше она не ответит.
Он даже знал почти наверняка, где именно промах притаился: в откровенном признании, что он учится в Дурмштранге. В те мгновения, когда слова нанизывались на тонкие чернильные линии подобно бусинам в ожерелье, Зеверину мнилось, будто он избрал самый правильный и верный способ сообщить Штефи о том, что он намного ближе, чем она, возможно, предполагала. Что он совсем рядом. При желании она даже могла без труда его отыскать: навряд ли кто-то ещё в этих стенах использует воронов для корреспонденции. В те мгновения ему мнилось, будто он делает широкий шаг ей навстречу, почти уже протянув раскрытую ладонь для рукопожатия. Но теперь, блуждая мысленно в строгих стенах лабиринта размышлений под мерный стук вороньих когтей о дерево, Фринг понимал со всей отчётливостью, насколько мнение это было ошибочным.
Он хотел представиться другом, но, спутав маски, нацепил личину подлеца. Он не пытался обмануть или выставить её на посмешище, но выглядело всё именно так. Отсюда, из кресла, обёрнутого к окну, залитому дождём, размывшим все окрестные дороги.
В будущем Зеверину Крёкеру не раз придётся примерить наряд мерзавца, он даже, можно сказать, имеет все шансы сродниться с ним, оставив при себе как самый удобный и привычный, но пока что ему неуютно в царапчатых фижмах тесного ворота, эта роль жмёт ему, душит и сковывает движения. Каждый вечер Фринга завершается нынче тяжёлым вздохом, каждый вечер, пока льёт дождь. А потом прилетает сова.
В письме, принесённом этой молодой, но усталой птицей, Крёкер напряжённо ищет намёки на верность своей догадки, всматриваясь в каждое слово и ещё внимательней читая между строк. И, конечно, он находит - немало, их с лихвой хватает на то, чтоб досадовать на самого себя от всей души, яростно и безмолвно, комкая в нервных пальцах мятный конверт. Взгляд его замирает, цепляясь за слова о сестре.
...опять будет скакать, как ненормальная по комнате, читая то, что я тебе написала.
...опять...
Негоже вдруг переключаться с досады на самого себя на иную, так некрасиво похожую на обиду, но что поделать со своими собственными чувствами? Куда проще научиться контролировать фасад: с этим Фринг уже зачастую прекрасно справляется, он почти безупречен, но властвовать над птичьими концертами непрошенных мыслечувств ему нескоро удастся, если это вообще достижимо. Впрочем, это колебание кратко и, дочитав письмо, Фринг вновь вздыхает - почти тем же самым вздохом, каким завершал свои вечера на ушедшей в дожди неделе. Он смотрит на Клауса почти с ревностью, яростно выдыхая горчий воздух через нос и, сцапав новый лист пергамента с вороньей жадностью, начинает писать так поспешно, что почерк его даже слегка портится, обретая более резкий наклон, становясь отрывисто-требовательным, будто звучащая речь.
На сей раз я не намерен затягивать - видит Зигфрид, я и так уже слишком долго был невежливо безжалостен к твоему терпению, Штефи. И прости мне раздутое самомнение, уверяющее меня, будто ты в действительности ждёшь моих писем. Я хотел бы потребовать подтверждения этому, но слишком боюсь прочитать в ответ признание о том, сколь тяжело терпеть мою назойливость. Ведь ты отвечаешь - и этого мне, пожалуй, достаточно.
Закусив губу, Фринг перечитывает начало, и оно выглядит столь подобострастно, что рука его уже тянется к чистому пергаменту, но досадливо саднящее чувство вины заставляет продолжать начатое.
Жаль, но ужас моей бабушке пережить не довелось - из застенков она так и не вышла, н не беспокойся слишком сильно о моих переживаниях: я родился уже после этого, как ты уже знаеim? и не имел чести знать её, а тем более, любить. Я лишь питаю известное желание избежать её участи и не допустить по мере своих возможностей повторения подобной ситуации. Собственно, в это желание и упирается интерес к Гриндевальду, полагающему маглов краеугольным камнем всех наших бед, а также несправедливо оберегаемой нами частью человечества, которую можно было бы использовать для общего блага, вместо того, чтобы, предоставив им полную свободу действий, ждать, пока они доберутся до нас и истребят - из зависти ли, по глупости ли. Сколько раз уже они были к этому близки, вспомнить хотя бы средневековые костры, погубившие столько волшебниц, не говоря уж о совсем недавних событиях, коснувшихся моей семьи.
Я, однако, пока не встаю ни под чьи знамёна, предпочитая наблюдать. Это вообще одно из моих любимых занятий, помимо чтения твоих писем и трансфигурации. А чем любишь заниматься ты? Кажется, мы незаслуженно обходим эту тему уже слишком долго, а между тем меня живо интересует всё, что ты могла бы рассказать о себе, и с каждым разом интересует всё сильней.
Но как же он мог бы исправить свой промах? - Фринг хмурится, царапая столешницу ногтем, и в голову не приходит решительно ничего толкового: предлагать встретиться слишком рано, она не выказывала никакого желания, и он рискует поставить её в неудобное положение в случае, если она захочет ответить отказом; извиняться глупо: она могла не обратить внимания на его признание или принять его равнодушно, изначально догадываясь, что он "из своих"; делать хорошую мину... слишком просто?
И, обыкновенно далеко не слишком простой, Фринг избирает именно этот путь. Не выдавив из себя больше ни строки, он ставит подпись и буквально вышвыривает Клауса в окно, удивительным образом досадуя на себя сильней, чем до получения долгожданного ответа Штефи.
Отредактировано Severin Krøker (05.10.2016 17:25:42)
Поделиться1016.10.2016 13:04:16
Штефи не успела даже обдумать отправленное письмо, как ответ уже ждал ее. Она даже не решила еще, стоит ли продолжать переписку. Вообще-то, ее невероятно пугал тот факт, что ее давным давно уже раскрыли. Не привыкшая к тому, что кто-то помимо сестер знает о ней больше, чем она позволяет, она не была готова к тому, что посторонний человек окажется гораздо ближе. Ей воображалось, что неизвестный собеседник сидит в нескольких кварталах, а может и домах от отцовского дома. Ей было интересно, пересекались ли они когда-то в те времена, когда она маленькая бегала по соседям и лавкам, продающих съестное, в поисках помощи. Ей представлялось, что он тоже мог бегать в соседнем дворе. А может он ей когда-то помог. Может, на самом деле, это была мимолетная встреча. Или они вообще никогда не встречались. Они даже могли не жить в одном городе. Сова ведь была настолько стара, что могла сбиться с пути и улететь в другую сторону. Но в голове Иви никогда не промелькала мысль, что старая сова даже никуда толком и не улетала, предпочтя дальнему полету ближайшее окно.
Войнеску злилась, но все же рада была увидеть прилетевшего ворона. Она успела приготовить ему съестное, утащив из класса зельеварения несколько ингредиентов. К несчастью, тогда она получила заниженную оценку за то, что не соблюла пропорции рецепта, но теперь у нее была горсточка угощений для Клауса. Она забрала у него принесенное письмо и, высыпав на ладонь лакомства, наблюдала, как птица их съедает. Ворон щипал ее своим клювом порой сильнее, чем надо было, но Штефания в общем-то была не против. Она потом попыталась погладить его, но питомец Зеверина проворно уклонился, залетев на шкаф. "Наверное, спутал меня с сестрой," - подумала она и принялась разглядывать конверт, не решаясь взглянуть на его содержимое. Она пыталась припомнить уроки предсказания, чтобы заранее угадать, что же написано там в письме. Но в этом не было никакого смысла. Ивонет снова смотрит на Клауса, который в свою очередь тоже внимательно наблюдает за ней своими глазками-бусинками. Вздыхает, открывает конверт.
Противоречивые чувства до сих пор не отпускают ее, даже после того, как прочитанным остается последнее слово. Ей хотелось бы видеть в этих строках извинений, но она не отпускает чувство настороженности, выискивая насмешки теперь в каждой букве, в каждом знаке препинания. Волшебница думает над строками так, словно это была непосильная задача, которую им преподали на уроке, и нужно было найти решение, выйдя из смоделированной ситуации сухим из воды. Нет, это была дуэль. И противник сделал свой ход, теперь необходимо было оперативно ответить настолько красиво, чтобы не оставалось сомнений в твоей победе. "О, Мерлин, почему все так сложно?!" - она откидывается на постель, кладя письмо рядом с собой и закрывая руками лицо. Хочется провалиться сквозь землю и никогда не ввязываться в эту переписку. Хочется... Она ощущает когтистые лапки на своей коже и раздвигает пальцы, подглядывая за тем, как Клаус подглядывает за ней. И тогда ей в голову приходит то, что она должна написать.
Признаться честно, я... Я безумно люблю зельеварение и все, что с ним связано. Могу часами проводить время в классе, склонившись над котелком, чтобы что-нибудь сотворить. Меня, пожалуй, ничего так не интересовало сильнее кроме беспокойства за сестер, когда мы остались одни. А теперь меня еще съедает любопытство из-за твоих писем. Но ты ведь и без того знаешь обо мне больше, разве нет? Признайся только честно.
В этот раз мне не хотелось бы касаться других тем. Меня беспокоит кое-что, и я бы хотела узнать ответы на несколько своих вопросов. Например, не является причина твоей назойливости какая-нибудь дурацкая шутка? Мне на самом деле очень нравится получать твои письма и писать на них ответы, но... Я не самый открытый человек, даже с сестрами не всем делюсь, а тут... Теперь мне без конца кажется, что ты за мной наблюдаешь. Это ведь не так? Если ты меня обманывал, то лучше не отвечай на это письмо. Или нет, ответь, но тогда знай, что не отвечу я.
Мне нравится Клаус, нравится забирать у него твои белоснежные письма и читать твой аккуратный почерк. Но мне дурно от одной мысли, что мой дорогой друг может быть обманщиком. Мне было проще знать о тебе так мало, и воображать, кем ты можешь быть. Теперь я разглядываю каждое лицо, которое вижу в коридоре, гадая, кем из них можешь быть ты. Мне не нравится отвлекаться от учебы, потому что я мечтаю добиться в этой жизни большего, чем мой отец. Но мне было бы любопытно узнать немного больше о настоящем Зеверине.
Искренняя, как никогда, Штефи.
Она вручает письмо ворону, в надежде, что еще не однократно увидит его у себя в гостях. Ей было грустно от того, что если ее подозрения не окажутся только лишь ее паранойей, то она расстанется со своим единственным другом так же стремительно, как и повстречалась. И все же, пока обман не оказался таковым, она лелеяла в душе только самые теплые чувства к Зеверину, и отпуская птицу прямо к нему, верила, что в одной из спален школы кто-то на самом деле ждет ее письма, потому что хочет прочитать ответ, а не потому что хочет посмеяться над ним с друзьями.
Поделиться1118.11.2016 21:44:05
Ворон возвращается слишком быстро. Всё вообще начинает двигаться быстрее, будто кто-то где-то сматывает время в тугой клубок, не давая вздохнуть и оглядеться. Зеверин то и дело вспоминает любимую забаву преподавателя Тёмных Искусств - проверку на автоматизм: отвечать на вопрос следует, не задумываясь, и каждая секунда промедления снимает с оценки балл. Отвечать Штефи теперь тоже следует автоматом, доказывая не идеальные знания, но искренность, которую обдумывать не след, ведь она идёт от сердца. Они пишут наперегонки, но с кем? Друг с другом? С собственными чувствами и мыслями, которые то подгоняют и едва не толкают их в объятия друг друга, то мешают, путаясь, застилая взгляд пподобно мельтешащим птицам, всполошённым громким звуком, то отталкивают в разные стороны, пугая нелепым, неведомым, бесчестным.
Он боится Штефании, он очарован ею, он досадует, он предвкушает встречу, надеется, сомневается, ищет, жаждет забыть - всё сразу.
Зеверин ещё не знает, но так отныне будет с ним всегда, всякий раз, когда над его горизонтом всплывёт мерцающим диском её имя, и никуда от этого света будет уже не спрятаться. Только забвение позволит укрыть беспорядочность безумия туманной вуалью, но любое упоминание сдует её легко и непринуждённо, точно крохотную снежинку.
Ворон возвращается и, проглотив письмо едва ли не единым долгим взглядом, Фринг строчит ответ, на удивление такой же аккуратный, хоть и написанный в неоправданной спешке.
Пока он пишет, все чувства, единым ворохом разбросавшиеся в его душе письмом Штефании, мерцают и вспыхивают подобно рождественским огням на ели в Большом Обеденном Зале... Да, предложить встретиься возле ели было бы глупостью несусветной.
Здравствуй, Штефания.
Здравствуй.
Ты можешь верить или не верить мне - я, в общем-то, одинаково привычен к тому и другому, - но с тобой я всегда честен, ни словом тебе не солгал.
Так ли это? Он не помнит, но более чем уверен, что это так.
Я не знаю о тебе ничего сверх того, что ты сама написала. Единственное, что мне известно дополнительно и было известно, признаюсь, с самого начала - это то, что мы оба учимся в Дурмстранге. Я знаю, что умалчивать об этом было с моей стороны некрасиво и я искренне сожалею, что не сказал тебе раньше. Вероятно, мы с тобой виделись не раз. Вероятно, это было даже сегодня. Может быть, мы видимся очень часто - с некоторыми группами Венери я сталкиваюсь то и дело. Знание об этом не даёт мне покоя. Я всё гадаю, какая ты, но опасаюсь вглядываться в лица, чтобы образ не стал в моей голове слишком осязаем, ведь тогда я рискую заменить им тебя настоящую. Даже Клауса я не расспрашивал о тебе, пусть даже он мало что смог бы поведать, но мне всё же страсть как хочется.
Ещё в прошлом письме я хотел предложить тебе встретиться, но побоялся поставить тебя в неловкое положение.
Боюсь, на сей раз я должен это сделать, чтобы избавить нас обоих от наших наваждений. Рождественская ель в обеденном зале кажется мне дурацкой идеей, а потому место первой нашей встречи я оставляю на твой выбор.
Я плох в зельеварении. Не откровенно, но на свой личный взгляд непростительно плох, зато я отлично владею трансфигурацией. Дурацкими шутками тоже владею неплохо, но девушек они не касаются: мне мешает воспитание. Оно у меня специфическое, надо заметить.
Дорогой друг.
Эти два слова он перечитывает несколько раз, как будто желая выжечь их на собственной сетчатке и видеть горящими в темноте линиями, закрывая глаза.
Дорогой друг.
Так не называл его никто и, вероятно, не назовёт. И это, вероятно, будет логично и правильно, но тем ценнее вот эти два слова, которые уже написаны и уже случились.
Если ты не захочешь встречаться со мной лично, я приму твой отказ, но, возможно, не смогу писать, по крайней мере какое-то время. Я тяжело принимаю поражения, а это, согласись, именно поражением будет. Не знаю, достаточно ли ты узнаешь о настоящем Зеверине из этого письма, но, поверь, никому в этом мире не известно так много, как я тебе рассказал.
Перечитывать это страшно, и, сложив лист пополам и прижав ладонью к столешнице, точно птицу, которая готова улететь, Фринг вздыхает глубоко и жалостно, содрогаясь под натиском перемешанных чувств, которых не просил, не желал и не ждал, но получил - в награду или в наказание, ему самому не ясно. Клаус, отстучав коготками рваный ритм по гладкому дереву, бьёт клювом между большим и указательным пальцами хозяина, едва не пропарывая бумагу насквозь. Вздрогнув, Фринг открывает глаза.
- Не вздумай испортить, - говорит он на вороньем языке, которому, к сожалению, не доступны строгие интонации, - Перечитывать не буду. Там ужас.
- Тогда складывай и я полечу, - ворон убийственно равнодушен.
Ему человеческие переживания не доступны.
Терпеливо дождавшись, пока Фринг привяжет к его лапке письмо, Клаус улетает, спокойный и величавый, в совершенно весенний закат, а его хозяин прячется за раскрытой книгой, в которой в этот вечер всё равно ни слова не сможет понять.
Отредактировано Severin Krøker (18.11.2016 21:44:46)
Поделиться1206.04.2017 19:17:11
Происходящее в один момент стало похоже на игру в квиддич. С какого из писем все это началось Штефании было сложно определить, но она ощущала, что в этой переписке ей, вдруг, надо одновременно уклоняться от бладжера и поймать золотой снитч, чтобы выйти победителем из этой словесной дуэли. И ровно с того момента, как она отправила ответное письмо Зеверену беспокойство съедало ее: оказаться в дураках не хотелось. Но если достать аккуратную стопку белоснежных листов из-под матраца и пробежаться беглым взглядом по ровным чернильным строкам, то можно почувствовать, как последние аккуратным швом проходятся по ее сердцу, ускоряя его сердцебиение. А если "читать" написанное пальцами, будто слепая, кожей ощущая рельеф каждого слова, в зависимости от силы нажатия на перо во время письма, то дыхание замирает. И словно целая жизнь летит под откос, когда перед глазами встает такое согревающее: "Меня живо интересует всё, что ты могла бы рассказать о себе..." - ведь если в чернила словно яд подмешана ложь, то смирится с этим будет куда сложнее как, если бы правда открылась, едва успев спрятаться под ваулью недомолвок.
Стоило Клаусу покинуть стены спальни, как пол под ногами тихонько завибрировал, а слуха Войнеску коснулся бой часов, далеким легким эхом добравшийся из общей гостиной. Она считает удары и лишь успевает ахнуть, осознавая, что совсем позабыла про дополнительный курс зельеварения, на котором ей необходимо было присутствовать в эту минуту. Поспешно пряча послания и сгребая в охапку пергамент и учебники, она стрелой мчится в кабинет, понимая что опаздывает нещадно. Мысли и сомнения улетучиваются в тот же миг, заставляя беспокойства о Зеверине спрятаться за мысленными укорами о собственной забывчивости. Осталось уповать на то, что из-за опоздания Ивонет не упустит ничего важного, а если даже это и случится, то ее интуитивное восприятия предмета восполнит образовавшийся пробел. Но гарантий не было никаких, так как необходимый кабинет находился в противоположном конце учебного корпуса, до которого из общежития факультета Венери надо было еще добраться.
***
— Эта птица — злая, — хмурится Хельма, поглядывая на верх платяного шкафа, где притаился Клаус. По тому, как он вышагивал по деревянной поверхности, можно было сделать вывод, что он крайне недоволен. Еще бы, после того, как Штеф прогнала его, когда он постучал в окно кабинета, где он нашел ее, своим черным клювом. Настойчивости этой птице было не занимать, но ворон уступил, когда и без того раздраженная она шикнула. То, с каким обиженным видом птица улетела, рассмешило ее, что не показалось забавным преподавателю, который и без того был недоволен ее опозданием. Иви пришлось задержаться после занятия, чтобы отдраить котелки после попыток учениками укротить новые полученные знания. Поэтому Клаус, по всей видимости, ждал ее все это время в спальне нетерпеливо ожидания адресата письма.
— Его зовут Клаус, — Войнеску попыталась приманить его, но ворон только пристально смотрел на нее, не отрывая взгляда своих глазок-бусинок. — Иди же сюда, я угощу тебя лакомствами.
— Видишь, он вредный, — пробурчала младшая сестра, рассматривая складки на своей форменной юбке. В это время ворон клюнул несколько раз письмо, привязанное к его лапке, освободившись от него, и выпорхнул их комнаты, оставляя послание наверху. — И невоспитанный.
Обычно радостная Хельма забеспокоила Штефанию куда больше, чем письмо, из-за которого может измениться жизнь. Интуиция не ошиблась, и маленькая сестренка была и в самом деле расстроена. Детские сердечные переживания хоть и казались ей глупыми, но успокаивать малышку пришлось долго, и лишь поздней ночью, когда всхлипы утихли, уснула и сама Штеф под мерное сопение родственницы.
Честный и настоящий Зеверин, надеюсь, я не заставила волноваться тебя своим столь долгим ответом. Вчера был слишком долгий и тяжелый вечер настолько, что твое письмо я прочитать смогла только сегодня к обеду. Надеюсь, что ты, в отличии от Клауса, не злишься на меня.
Сегодня я пыталась поиграть в игру и отыскать тебя среди прочих учеников нашей школы. Хотелось бы надеяться на свою интуицию, но, кажется, она хороша лишь тогда, когда я сомневаюсь в пропорциях ингредиента для очередного зелья. Может быть я ошибаюсь, и мы встретились с тобой взглядом сегодня в столовой, но от бесконечных догадок у меня к вечеру разболелась голова. Не знаю, почему я не дождалась утра, чтобы написать тебе ответ, ведь ты, скорее всего спишь в такой час, но к моей соседке по комнате сегодня прилетела сова и дома, поэтому мне захотелось отправить тебе письмо незамедлительно.
Из страха разочарованиятвоего или моегоя бы могла ответить тебе "нет", но любопытство сильнее меня. Мне хотелось бы уповать на то, что я не задержусь снова, чтобы отрабатывать наказания ввиду своей непомерной рассеянности и крайней степени мечтательности. На случай, если все-таки нам суждено будет встретиться завтра, знай, что вечером в дальнем углу библиотеки у единственного окна, где осталась еще цветная мозаика вместо стекла, по загадочному уютно. Особенно, когда солнечные лучи обещают скорый закат.
С каждым новым вариантом ответа, коих вокруг на смятых листах пергамента было много, ей все меньше нравилось то, что она пишет. В каждом новом письме строк становилось все меньше, а глупостей — все больше. В какой-то момент она захотела перечеркнуть и скомкать и эти мысли, но усталость наваливалась на нее тяжелым одеялом, поэтому она аккуратно сложила бумагу, вручив ее сове. Птица выпорхнула из открытого окна в ночную тьму, взмахом своих крыльев задув свечу, что стояла у ног Войнеску. Сама же она откинула голову назад, облокотившись на изножье кровати у которого сидела, склонившись над листом бумаги. Спина и ноги от неудобной позы буквально ныли, но сил встать было так мало, что в какой-то момент в ее голову закралась мысль так и уснуть. Однако потоки свежего, но прохладного воздуха заставили ее подняться с пола и перебраться на кровать, прикрыв немного окно, оставив небольшую щель для маленькой совы соседки. Этой ночью ей снилось будто она рассказала Зеверину о тайном проходе в астрономическую башню, которым бессовестно пользовалась, когда хотела спрятать себя и свои мысли от посторонних глаз, а он бесцеремонно ворвался туда, когда она совсем не была готова делить с ним это уединенное пространство.