Всем - и маглам, и волшебникам - неплохо так известно, как работает мозг, управляя телом. Как посылает электрические импульсы во все концы нервной системы, как позволяет не задумываться о том, как идти, бежать, читать или ехать на велосипеде. Но чёрта с два вы поймёте, как тот же самый орган, испещрённый извилинами, рождает мысли, как цепляет их одну за другой точно причудливые бусы нанизывая. И почему два мозга в головах двух разных людей, одинаково блестяще справляясь с пищеварением и дыханием, могут столь разительно различаться в смысле интеллекта. Но сейчас речь не об интеллекте. Да и не о мозге.
О том лишь, как неожиданно он решает вспомнить о чём-то, будто подкидывая поленья в без того ревущее пламя костра, грозящее сожрать всех, кто не вовремя отбежал на десяток метров.
"Зверь - не то, чем кажется", - швыряет крёкерский рассудок в безобразный бардак уже имеющихся в голове мыслей, - "Не стоит доверять Ксандеру".
- Это просто отлично, дорогой, - ответил бы Зеверин сам себе, будь у него в распоряжении хотя бы одна лишняя секунда, - Просто чудесно, спасибо большое, что напомнил. Это именно то, о чём мне сейчас непременно нужно подумать.
Зверь - не то, чем кажется. А трупы не могут ослушаться приказа Зверя.
Что ж это за долбанный Зверь, гриндилоу его раздери?!
Безумная девочка, в голове которой, поди, всё ещё страшней, чем в голове немца, рисует дверь на стене собственной кровью. Ксандер снова лезет на амбразуру, выбивая в месиве огня и палёного мяса проход, идти по этому проходу одновременно нужно - и жутко, и опять некстати вылезает слишком холодная в этом царстве огня фраза о доверии - нет, о недоверии. Минута, о которой говорит Вермайер, растягивается на всю длину тоннеля, уходящего в безнадёжный мрак за стеной пламени, но её всё равно недостаточно для того, чтобы обдумывать возможности облекать доверием кого бы то ни было, кроме себя, поэтому Фринг избирает простейшее - он сам держит проход, созданный Ксандером, не задумываясь о том, нужна ли тому помощь, - держит, чтобы успеть удержать достаточно долго, даже если создатель отпустит свою магию, не важно, по какой причине.
Когда дверь, нарисованная кровью, сливается со стеной, закрывшись, становится тихо. Так тихо, что чудится, будто вместе со звуком это место покинул воздух, но это, скорее всего, просто последствия угарного газа, которого слишком много в их измученных лёгких. Все дышат так громко в такой кромешной тишине - Фринг ненавидит звук дыхания. Раньше не замечал, теперь - ненавидит. О рёбра скребётся животное желание уничтожить всех и сразу, лишь бы прекратить этот звук.
- Череп, - произносит чокнутая, подбирая с пола, укрытого толстым покрывалом гнилой воды неприятный предмет, - человеческий.
Крёкер, вероятно, не первый, кому тут захотелось всех убить. Хотя, шутка несмешная, и он не озвучивает её, разумеется. И убивал, вероятно, вовсе не человек.
- Он здесь не один, - сообщает немец, не успев избавиться от саркастической усмешки, просочившейся в интонации, и со всей силы, насколько позволяет вода, бьёт носком сникера по очередному черепу, попавшемуся под ноги.
Черепа не дышат, конечно, но всё равно становится легче.
- Откуда тебе знать, чёртов засранец, что мы здесь ищем? - хочется отбрить русского, который слишком уж много чешет языком, но ему всё равно не дают договорить.
Зверь?
Не то, чем кажется?
То есть, не вот эта рычащая грузная тварь, которая тут плещется точно проклятый подземный тюлень?
Фринг с изумлением оборачивается к Урсуле, внезапно возникающей между ним и стеной, и лишь сейчас замечает, что с этой самой стеной что-то не так. Чудится, будто новый всплеск доносится именно оттуда - с того места, на которое он смотрит во все глаза, но там ничего нет, зато блики от скудного света чужого "люмоса" гуляют между ним и пустотой по прозрачной стене.
И меньше всего ему хочется куда-то идти. Протянув руку с зажатой в ней палочкой, над плечом Урсулы, ощутив препятствие, Фринг бормочет под нос заклинание, надеясь превратить что бы то ни было, из чего сделана стена, в несущественное. В бисквит, в снег, в песок. По пустоте расходится радужная рябь, материал сопротивляется.
- Ничего подобного не видел прежде, - шепчет он с плохо сдерживаемой злостью, - Может быть, стены помогают этой твари прятаться?