"Революция, да, прикольная штука:
кому-то свобода, кому-то - мука.
Тихо, ни шума, ни звука.
Бах! И уже куча трупов.
Рассмотрим отдельно взятый остров:
Куба, шестидесятые годы.
здесь до сих пор всё непросто,
но Куба - остров свободы"
Субкультура - ЧеГевара

Какая непомерная цена следует за победой! Будь Чарльз хоть немного циничней, то непременно бы отметил, что она уж больно высока для платы за совершенно эфемерную вещь. Они победили? Враг повержен? Это конец?
Мужчина из кожи вон лез для того, чтобы остаться в голове Эрика, но разве можно противостоять шлему, который он забирает у пораженного Шоу? Этот момент он будет проживать снова и снова, долгие года своей жизни, но так и не сможет себе просить того, в чем был не виноват. Вспоминать, как был в сознании парализованного Себастьяна, как он смотрел глазами обреченного на смерть мутанта на то, что Эрик собирался сделать. Ксавьер не хотел чтобы его друг был убийцей, он хотел справедливого суда, он знал, что Шоу должен был ответить за содеянное, он хотел...Но не мог выпустить мутанта из под контроля.
Это уже ничего не исправит, Эрик! Нет!
- Ты должен знать, я абсолютно согласен с каждым твоим словом. На будущее. К сожалению, ты убил мою мать.
Но рейхсмарка летит и несомненно вонзится в лоб злодея, заставившего его друга поверить в то, что он создал из него чудовище. Это неправда, это все совершенно не так, но возможность исправить это умирает, пока Леншерр считает.
Два.
Освободить Шоу, позволить ему увернуться и дать отпор, сорвать монету до встречи с головой и позволить бою продолжиться. Нет, Чарльз не может. Ему страшно и больно, но что эти чувства в сравнении с тем, что пережил его приятель? Он не может рисковать жизнью Эрика, у него не хватает сил отобрать шанс отмщения и это сильнее всего.
Три
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ! - сознание разрывается от боли. Чужая и своя они схлестнулись, как волны двух разных течений, рождая новую, безнадежную и отчаянную, вырывающуюся из груди с нечеловеческим криком. Чарльз чувствует, как метал входит в плоть, оставляя после себя след силы Эрика, часть его самого. Он чувствует, как монета ножом входит в податливое теплое масло мозгов, не останавливаясь перед обороной черепа, как она разрывает нити жизни, умерщвляет нервные окончания и эта смерть длиться вечно. Эта тягучая боль разрывает его собственное сердце, но оно продолжит биться, в то время как Себастьян Шоу уже не сможет сделать и вдоха. В глаза мутанта словно брызнули  перцовки и они горят от слез, которые мужчина не в силах остановить, как был не в силах остановить казни. Он падает на колени, смятый потоком боли, словно банка из под томатного супа, - нееееееееет!
Монета выходит наружу и падает на зеркальный пол, словно гильза. Боль мертвого мутанта скоро затихнет, он не может её выплеснуть, как это делает Чарльз, но это не самое страшное. Шоу уже больше ничего не может, падая тряпичной куклой вслед за орудием убийства, а та буря, что разворачивается в сознании мутанта и не думает прекращаться. Что-то оборвалось, как ненадежный трос, сбросивший груз вниз, но это не дарит избавления. Мужчина чувствует гудящую пустоту, он словно попал под колокол, в который ударили, заставляя медь вибрировать, но звука нет.
Есть боль. Есть горечь и чувство вины. Есть гадкий привкус победы, которая смердит разорванной плотью и сломанной судьбой.
Шоу мертв, американцы не стреляли в русский, Ссср не запустил свои ракеты.
Мир целостен и ядерная угроза отступила.
Они победили.
Я проиграл.
Мойра помогает подняться с колен, спрашивает, всё ли хорошо, но Чарльз лишь отмахивается, с трудом представляя сможет ли он когда-нибудь и кому-нибудь объяснить, что же произошло на самом деле.
- Нужно выйти на берег, - говорит он переставляя негнущиеся ноги и отказываясь от помощи женщины. Протянутая рука уже ничего не решит, ему словно сломали хребет, оставив целыми все кости. Мутант не знает, как будет смотреть на то, что предстанет ему взгляду, как только они покинут жестяную коробку самолёта. Богатый наследник, треклятый идеалист, человек, способный залезть в голову к любому на этой земле, но не способный услышать мыслей собственного друга. Быть может со смертью Шоу что-то и кончилось, но война в его разуме только начиналась. Он все еще не хотел опускать руки, он был готов драться за Эрика до последнего, но не собирался этого никому показывать. Там, на пляже их ждал отряд Икс, их ждали дети, которых заставили в спешке повзрослеть и столкнуть лицом к лицу с борьбой за будущее и жизнь. Чарльз Ксавьер не мог выйти к ним с тревожными мыслями. Их менталист похоронит в себе.
Они победили.
Кубинский песок нагревает подошвы ботинок, а солнце слепит глаза. Мутант прикрывает лицо ладонью, выставляя её в защитный козырёк, и оглядывается по сторонам. Потрепанный Хавок, перепуганный Баньши, тяжело дышащий Зверь, на плече которого лежит рука Рейвен. Чарльз вымученно улыбается им, переводя взгляд на море, где все еще поплавками торчат военные суда сверх держав. Всё это из-за них? Из-за вечного стремления человека убивать тех, кто сильнее? Кто не такой как он? Эта мысль холодом проскальзывает вдоль позвоночника и Чарльз спешит отвести взгляд, встречаясь глазами с Эриком.
Ленширр выходит из дыры в корпусе раскуроченной подлодки и на его голове по-прежнему шлем Шоу.
Это дурной знак, думает мутант и видит нечеловеческую жестокость в глазах друга.
Ничего не закончилось.

Чарльз смотрел на Эрика и ощущал нутром всю тяжесть безысходности. Что-то важное сломалость, преломилось, будто соломинка, которая казалась мутанту альтернативой мосту между их берегами. В висках навязчиво пульсировала боль - чужая, отмершая и своя. К ней примещивалось отчаянное желание неприятия - он не хотел верить в то, что потерял Эрика, здесь и сейчас, на этом проклятом острове свободы. Но вот они, доказательства. Вот он с пренебрежением бросает на золото песка обмякшее тело мутанта, которого раньше они называли Себастьяном Шоу. Это победа? Нет, это вызов, это дуэльная перчатка, понимает это Леншерр или нет, но он бросает вызов всему, что Чарльз принимает за ценности, идеалогию, жизнь. Он развязывает войну, когда Ксавьер всеми силами добивается мира.
Мутант ловит ртом воздух, словно рыба, брошенная на жаркий берег и обреченная хоть и не пропечься до хрустящей корочки, но и жизни ей больше не будет. Мужчина смахивает липкий пот со лба, отрицательно качая головой. Куба, будь она неладна!
- Сегодня наша борьба закончилась, – театрально глаголит друг и руки его открыты, словно готовы обнять мир. Но нет, Эрика мир не интересует, он из другого теста. Триумфатор, вождь, тиран.  – Прекратите свои ряспры, братья и сёстры. Настоящий враг там.
На сегодня с них достаточно, на сегодня лимит врагов закончился. Ксавьер отрицательно качает головой, не желая подписываться под словами друга. Они взяли горстку подростков, они заставили их сражаться за сохранность мира, который отказывался их принимать - Чарльз понимал это, хоть и принимать отказывался. Они не будут воевать, их отряд справился с заданием, хватит. Мутант обводит взглядом детей, пытаясь понять их настроение, но не видит ничего хорошего. Они не понимают, о чем речь, они напуганы и устали, все, кроме Рейвен, которая смотрит на Леншера, словно на бога.
Ничего не закончилось.
Собития тянутся, словно карамель: густая, тягучая, сжирающая кислород и не дающая времени на раздумия. Вот Чарльз бездумно проверяет безумную теорию Эрика, котрая на деле оказывается не вымыслом и от этого холод пробирается в подкорку, заставляя нервные окончания оцепенеть в ужасе от безвыходности ситуации. Да, Леншерр дело говорит, если отбросить в сторону всю ту мишуру о пацифизме и нормальной жизни, за которую так отчаянно цепляется Чарльз. Но что изменит смерть этих людей? Сейчас мутант обратит их оружие против них, он даст им отпор и покажется всю свою мощь, но что дальше? Мир велик, мир огромен, и такие как они далеко не в большинстве.
Что будет значить их смерть?
Крах идеалов моодого мальчишки, который решил, что сможет сделать мир чище. Глупые мечты ребёнка, который не выходил за пределы своей песочницы, но встав на шаткий бортик смел говорить, что знает всё и может лучше. Лицимерие и жертсвенность. Чарльз готов пожертвовать собой, но ими... Разве они этого заслуживают? К чему он привел этих детей? На что подписал? Солнечный кубинский берег открывает его широко закрытые глаза, но уже поздно от чего-то отказываться.
Переиграть никто не даст и реванша не будет.
Это не шахматы.
Наивно, смешно, безрассудно, нелепо. Ксавьер не понимает, что происходит вокруг, что есть сейчас и что случиться, стоит ему лишь глазом моргнуть. Он слишит отчаенье в голосе Мойры, но не разбирает слов. Вселенная на сотые доли секунды, которые в последствии он будет дробить на крохотные вечности, сворачивается для него в фигуру Леншерра, руки которого по локоть в крови Шоу.
Они сами развязали эту войну.
Холодное, черное дуло табельного пистолета направленно в сторону Эрика. Мойра, юнная Мойра, которую правительство списало в расход, закрыв глаза на её заслуги и стремления, не сдается. Она готова защищать этот мир, несмотря на всю его несправедливость, жестокость и грязь. А он, Чарльз Ксавьер, готов сдаться, стоит лишь столкнуться с прерградой? Чертов шлем, ограждающий его от мыслей приятеля, обращающий его в непредсказуемого черта из табакерки, сломил мутанта? Бессмыслица, так быть не должно.
- Эрик, нет... - начинает он, но отброшенная в сторону пуля пресекает неродившуюся мысль. Боль кажется невыносимой, она пронзает тело, не оставляя безучастным каждое нервное окончание, словно насаживая мужчину на толстое шило и всё напряженние моментально проходит. Чарльз падает лицом в обажаренный песок острова свободы, давясь слюной и мелкой крошкой породы.
Холодно, на этом песке слишком холодно, для такого погожего денька.
Проклятого денька.
А он всё повторяет, заглатывая нарастающую волной боль.
Эрик, нет
Король бьёт Королеву, но закончена ли партия?