Хорошей прислуге всегда должно знать своё место, но за долгие годы жизни бок о бок границы пускай не стирались — нет-нет, да бледнели немного. «Ты не подруга её дочерям,» — спешит язвительно напомнить мисс О'Брайен в любой ситуации, что покажется ей подходящей, хотя Анне то совсем и не требовалось: для неё эта правда, что воздух, естественна. Пусть и правдой была не вполне, и иначе-то разве сложилось бы?
В отличие от камеристки леди Грэнтем, горничная юных леди была женщиной скромной, доброй, воспитанной, искренней — немудрено, что её отношения с девочками можно назвать доверительно-тёплыми — в этом нет ничего недозволенного. Между хозяевами и личными слугами возникала привязанность, пусть и негласная: англичане ведут себя сдержанно. Словом, у Анны не могло бы возникнуть и мысли о том, чтоб набиваться к дочерям графа в подруги, но всё же — она знала их лучше многих. Почти лучше всех.

Но, как бы то ни было, мисс Смит всегда держалась так, как положено горничной: приходила на помощь всегда, когда нужно, и, что могила, коль нужно, хранила молчание. Даже когда Анну спрашивали, что она думает, женщина помнила — дела семьи Кроули совершенно её не касаются.
Но они всё же были важны для неё, и если Анна могла что-то сделать для них — она делала. Даже когда ей пришлось нести труп, мисс Смит мыслила хладнокровно и быстро, чем, во многом, спасла честь леди Мэри и не смела её упрекать даже мысленно. Не упрекнула и после, когда Вера бросалась угрозами втянуть Даунтон в грандиозный скандал, если Джон не уедет с ней — в то ужасное время она оставалась лояльна семье, и её верность была, без сомнения, искренней.

И то время прошло, и война, слава Богу, закончилась — жизнь понемногу возвращалась к прежнему течению. С тех пор, как сэр Ричард Карлайл поставил точку в истории со смертью Кемаля Памука, Анна какое-то время надеялась, что миссис Бейтс оставит их с Джоном в покое. К сожалению, случилось иное: эта ужасная, подлая, низкая женщина, не желала никак отступить. Видно, ей так претила мысль о счастье супруга, что она обезумела — изводила и мучила. Замедляла развод, как могла, только бы побольнее ударить.
Самым страшным ударом была её смерть именно в тот день, когда мистер Бейтс ездил в Лондон и был у неё.

Безусловно, Анна уверена: Джон совсем ни при чём. Какими нестерпимыми ни казались бы деяния Веры, он не стал бы её убивать. Самоубийство — тяжкий грех, да только разве могла эта женщина Бога бояться? Сколько зла она причинила, страданий и боли. От несчастья ли, от отчаяния — не важно, потому что мисс Смит Веру было ни капли не жаль. Женщина не позволяла чёрной ненависти застить её взгляд, её душу и сердце, однако — то могло принести облегчение. Но для полиции всё не так очевидно, к несчастью. «Это скоро закончится, и мы никогда больше о Вере не вспомним,» — зажмурив глаза на мгновение, в который раз за день подумала Анна. Говорила она это и Джону, но он с каждым днём становился мрачнее. Ей хотелось рыдать от бессилия хоть как-то помочь ему.
Но дать волю чувствам она не могла: не привыкла. Да и ей ещё нужно наверх.

Леди Сибил сказала, что ей нездоровится, но была, кажется, чем-то слишком взволнована. Несколько секунд Анна смотрела в лицо младшей дочери графа, пытаясь понять, что с той происходит, однако после кивнула и вышла из комнаты: не ей судить и, тем более, спорить. Передав слова девушки её сёстрам, Анна спустилась в помещения для слуг, чтоб почистить одежду. Её терзали странные предчувствия, и они не были связаны с мистером Бейтсом — отнюдь: их причиной была леди Сибил. Горничная только внизу спохватилась, что не спросила о докторе Кларксоне. «Но едва ли в нём есть нужда. Она что-то задумала,» — Анна с ней не вчера познакомилась всё-таки. Ещё до войны девушка втайне от всех помогала горничной Гвен, и сейчас что затеять могла в этом духе.
Но от этой мысли легче мисс Смит почему-то не стало: с младшей из сестёр Кроули не первый день уже что-то не так, и кому очевиднее это, чем Анне? Внимательность — ещё одна черта хороших слуг. В домах, огромных, как Даунтон, господа могли не встречаться даже не днями — неделями, но прислуга всегда почти подле них. Потому, может быть, больше никто ничего не заметил.

Когда наверху уже начали подавать ужин, Анна с Джоном вышли во двор. — Ты о чём-то задумалась, — когда она подняла взгляд, по лицу мужчины едва уловимо скользнула улыбка. — С леди Сибил что-то не так. Она, кажется, что-то задумала, — ни для кого не секрет в этом доме, что леди Сибил отличалась от прочих членов семьи, а уж от старших сестёр — так особенно. — Леди Сибил? Думаю, ты напрасно волнуешься. Может быть, она хочет и дальше работать в больнице? — мистер Бейтс, как всегда, рассудителен, и, по правде, сейчас с ним было трудно поспорить. Прикусив губу, Анна отвела в сторону взгляд и нахмурилась. — Прости, я всё-таки лучше зайду к ней ещё раз, — едва коснувшись плеча Джона, женщина легко улыбнулась ему.
Прижавшись спиною к стене, она пропускает лакеев, спешащих в столовую с подносами. Мисс Смит не знает сама, почему так спешит. Остановившись у двери, Анна — по привычке, скорее — разгладила складки на фартуке и, перед тем, как войти, постучалась. — Леди Сибил, простите, Вы не сказали, во сколько мне завтра Вас разбудить, — когда Анна вошла к девушке в комнату, она на мгновение застыла, увидев чемодан, лежавший на кровати. — Леди Сибил? — прозвучало почти удивлённо, ещё бы: у того, что никто не сказал ей об отъезде юной дочери графа могло быть лишь одно объяснение — ни миссис Хьюз, ни мистер Карсон об отъезде не знали. Как, возможно, и господа.
Значит, предчувствие её не обманывало.

[NIC]Anna Smith[/NIC][STA]нежность[/STA][AVA]https://68.media.tumblr.com/312c55f5f0b1e4feb1e0bf221776b4d8/tumblr_mep78kwevb1rs73l2o1_250.gif[/AVA][SGN]В небе незнакомая звезда
Светит, словно памятник надежде.
Анна Герман — Надежда[/SGN]

Отредактировано Jacob Murray (02.05.2017 23:02:58)