В кабинете было шумно. Настолько шумно, что начинали болеть виски, которые Миллисент тут же потёрла указательными пальцами, прикрыв глаза. Ей бы активно участвовать в обсуждении ситуации, но выход из всей этой неразберихи был один. И он был очевиден настолько, что с первых же минут, когда толпа в коридорах министерства только начала бесноваться, было понятно, что иного пути нет. Но понятно ли это её коллегам?
- Нам требуется больше авроров. Успеют ли они оперативно явиться в Министерство, чтобы оказать помощь?
Милли вздохнула и едва сдержалась от порыва закатить глаза - нет, она сделает это, но не здесь, а позже, когда её не будут так пристально разглядывать.
- Мадам Бэгнольд, вам плохо? - почти с сарказмом интересуется Минчум и Бэгнольд вскидывает на него взгляд. Уж сидел бы и молчал бы. Она дарит ему один из своих фирменных взглядов и Гарольд поджимает губы, отворачивая голову и на миг Бэгнольд кажется, что в выражении его лица брезгливость. Ну да, куда уж ей, всего лишь главе бюро оборотней, женщине, в конце концов, лезть в большую игру.
Миллисент обводит взглядом кабинет, в надежде заручиться поддержкой хотя бы одного человека слабого пола, но, будто в подтверждение своим мыслям, убеждается, что среди мужчин она одна.
- Подключить хит-визардов, и тогда может быть удастся выдворить толпу из министерства, - в разговор влезает маленький по росту, но не по габаритам мужчина и Бэгнольд едва ли не фыркает. Дальновидность? Не, не слышали.
- А что дальше? - она не выдерживает и, наконец, убирает ладони от висков, скрещивая руки на груди и откидывая светлые волосы назад небрежным движением головы, - давки на улицах? Мятежи и бунты? Массовые убийства? Показательные заключения в Азкабан? Тюрьма и так переполнена мелкими преступниками и оборотнями. Скоро с количеством заключённых не будут справляться и дементоры, а крупная рыба по-прежнему на свободе.
В её голосе сквозит усталость, но ничего более. Ни угроз, ни повышенных тонов. Абсолютно спокойно.
- И что же вы предлагаете, Миллисент? - ах, эта гаденькая ухмылочка. Ах, эта фамильярность. Бэгнольд морщит нос и с лёгкостью выдерживает долгий тяжёлый взгляд Минчума.
- Нам нужен новый министр, - отвечает она после затянувшейся паузы и буквально на её глазах челюсть у Гарольда едва ли не падает на пол. Впрочем, как и у остальных. Ну конечно, об этом они не думали.
- Это невозможно, до выборов ещё далеко, - качает головой министр и ещё сильнее растягивает губы в улыбке, будто бы говоря "что, съела?"
- Выйдите в народ. Объявите им о досрочной смене министра. Посмотрите реакцию толпы, - предлагает она, склоняя голову чуть набок и едва заметно щурясь, будто проверяя мужчину на прочность.
В кабинете повисла пауза. А потом Гарольд решил доказать ей, что это действительно невозможно. Вышел к толпе да так и не вернулся в кабинет, раздосадованный ответом волшебников. А они требовали спокойствия. Требовали мирной жизни. Требовали защиты. И Бэгнольд готова была выйти следом за уже бывшим министром и дать это людям. Была готова пожертвовать всем ради своей страны. И люди прониклись.
Её выбрали.

В свой кабинет, который уже завтра будет принадлежать другому человеку, она возвращалась чуть ли не на полусогнутых - настолько этот день выжал из неё все силы. В коридорах уже было пустынно, толпа схлынула, едва объявили решение высших чинов, принятое за закрытыми дверями. Но следы этого набега ещё не успели убрать - кучи скомканных бумаг, валяющихся на полу. Распахнутые двери в кабинеты. Опрокинутые в них столы и стулья. Если не знать, можно подумать, что кто-то здесь отчаянно искал что-то очень важное. И нашёл.
И ни разу, ни разу за этот день ей не удалось подумать о том, что сейчас с её детьми. В порядке ли они - эта мысль приходит в голову лишь сейчас и Милли закусывает нижнюю губу. Где они?
И словно в ответ на её немой вопрос, навстречу по коридору летит сын. Она удовлетворённо кивнула головой. Жив, цел, орёл. А большего и не требовалось.
Он берёт её руки в свои, она находит в себе силы, чтобы слабо улыбнуться ему и провести в свой кабинет, где можно не строить из себя железную - Стив знает, что даже неприступная мать часто выбивается из сил, а больше никто и не увидит.
Кабинет встречает уютной темнотой, в которой отдыхают напряжённые глаза, но Бэгнольд быстрым движением зажигает лампы и опускается в кресло, неопределённым жестом приглашая Стивена тоже куда-нибудь приземлиться.
Отдыхает молча и закрыв глаза буквально несколько минут - этого оказывается достаточно, чтобы прийти в себя. Тишина успокаивает.
- С тобой всё в порядке? - срывается с её губ, когда она открывает глаза и поднимает палочку. Ей нужно собрать вещи. Манящие чары услужливо ставят посередине кабинета две коробки. В них летит содержимое её личных шкафов. Памятные статуэтки, нужные бумаги и записи, рабочие дневники, календари с планами и расписаниями, списки дел. Последней из ящика стола вылетает и аккуратно ложится на стопку вещей ракушка, найденная маленьким Стивом на побережье во время их отдыха. "Помнишь?" - немой вопрос в повеселевшем взгляде и тонкая улыбка на сосредоточенно сжатых губах.
Во вторую коробку бережно опускается колдография Айзека. Милли вздыхает.
- Он бы гордился тобой, - она встаёт, чтобы склониться над столом и написать распоряжения помощнице на завтра, оставив их поверх приказа о назначении Эстер Розье секретарём министра. По пути к столу поправляет растрепавшиеся волосы сына.
- Какой сегодня день? - наконец отвечает она вопросом на вопрос и, закончив с делами, поворачивается к нему, опираясь бёдрами о край столешницы и с весёлым прищуром смотря на Стивена.
- Что же это? Что ты купил? - в голосе сквозит нетерпение и неприкрытое любопытство.
О самых главных событиях она решила промолчать.

Она смеётся, видя, каким вдруг серьёзным становится её сын. Её маленький мальчик, который уже давно вырос, приобретя самостоятельность. Да, он теперь не ребёнок и от него не нужно прятать страшные вещи, кутая их в пелену сказок и выдумок. Он уже не испугается монстра в шкафу. Он уже не держит её за два-три пальца своей маленькой ручонкой, чтобы не потерять и не потеряться самому в толпе на улице или в атриуме министерства, куда частенько наведывался вместе с ней, когда был ребёнком.
- Уволили? Упаси Мерлин, - она снимает с вешалки пальто и и быстро застёгивает на нём пуговицы. Кидает взгляд в зеркало, поправляя светлые волосы, и берёт небольшую сумку, оставленную на стуле.
- Идём, - кивает она и, выйдя из кабинета, берёт сына под руку, замечая, что одежда на нём недостаточно тёплая, - не замёрзнешь?
Она знает, что этот вопрос ему не слишком нравится. Но это максимум заботы, на который она способна. Особенно сейчас, пытаясь искупить вину, ощущаемую от того, что даже не вспоминала о детях, думая лишь о взбунтовавшейся толпе.
- Переезжаю, - они выходят в атриум и направляются к будке для посетителей. Рядовые сотрудники редко пользуются будкой, приходя в министерство через общественный маггловский туалет. У Бэгнольд с сегодняшнего дня есть привилегия не морщить нос от неприятных запахов. Будка несёт их наверх, на пустынную улочку Лондона, - на другой этаж.
Она улыбается, пытаясь скрыть во взгляде усталость и отголоски тревоги - неизвестное пугает. А с завтрашнего дня начнётся новая жизнь, вступая в свои законные права.
Они выходят из будки и Милли дышит полной грудью, едва удерживая себя от желания упасть на ближайшую лавочку и просто сидеть, глядя на праздничные гирлянды и украшенные фонариками деревья. Сегодня единственная ночь, когда она может позволить себе глядеть по сторонам и на несколько мгновений забыть обо всём - о министерстве, о своей должности, о накопившихся проблемах.
- Вот бы выпал снег, - мечтательно произнесла она с ноткой лёгкой грусти в голосе. Бэгнольд любила белые колючие хлопья, путающиеся в волосах и длинных ресницах, тающих на ладонях и щеках. Снег всегда создавал какую-то особую атмосферу.
- Приготовим твоё любимое печенье завтра. Лоррейн придёт? - она знает, что дочь не слишком жалует семейные посиделки. Но Рождество - не обычный воскресный ужин. Рождество - это что-то волшебное, сказочное, нереальное.

Милли выдыхает пар изо рта, наблюдая как он постепенно растворяется в декабрьском воздухе, и едва сдерживается, чтобы не вздохнуть. Сколько ни увиливай, а от неизбежной темы не уйти. Да и не привыкла она скрывать то, что вписывалось в ответ на обыденный вопрос "как дела на работе?"
- Сегодня было экстренное собрание глав отделов, - осторожно начала она, зная, что сыну новости не придутся по вкусу, - решался вопрос безопасности. Я уже говорила, что терпеть не могу, когда Минчум считает себя самым умным?
Она усмехается. Тема работы часто поднималась дома, ведь им было, что обсудить, поэтому Миллисент не сомневается, что Стив знает по её рассказам много "хорошего" о прошлом министре магии, - предложил согнать всех авроров на защиту своей ценной пятой точки, чтобы разогнать толпу. Самое интересное, что с ним многие были готовы согласиться. Применить грубую силу, лишь бы только не слушать народ и не видеть реальной ситуации в стране, - Бэгнольд фыркает. Политика Минчума не нравилась ей всегда, но сегодня он окончательно упал в её глазах.
Она замолкает на несколько минут, глядя на огни редких ещё не закрытых магазинов и уютные витрины кофеен.
- Гарольд Минчум сегодня днём подал прошение об отставке, - сухим голосом, будто она отдаёт приказание подчинённому на работе, а не разговаривает с сыном, говорит она и поворачивает голову, встречаясь с ним взглядом и чувствуя, как Стив невольно замедляет шаг от такой новости.
- Им нужно было решение проблем. Они готовы были утроить переворот насильно, но этого не потребовалась, - она всё ещё видит перед собой глаза людей, чьи взгляды устремлены на неё и чей ропот затих сразу после того, как она начала говорить, и сменился ликующим рёвом, когда Бэгнольд предложила новый путь, новую политику.
- Выборы были досрочные и поспешные. И согласно большинству голосов мне завтра надлежит занять кабинет министра, - она сообщает это абсолютно будничным тоном, словно рассказывает о том, что ела на обед. - я рада, что вопрос удалось решить мирно, не привлекая авроров. И рада, что почти никто не пострадал.
Не считая нескольких раздавленных в толпе и раненых, тотчас же доставленных в Мунго.
- Будем поднимать страну на ноги и залечивать страшные рубцы, - она задумчиво смотрит вдаль, туда, где улица поворачивает, образуя угол из кирпичных домов, стоящих вплотную друг к другу.
- У нас дома нет ёлки, - вдруг вспоминает она. Настолько заработалась, что совершенно забыла не то что про ёлку, но и про рождество.