Этот мир был для них чужим. С самого рождения, с колыбели. Они не впитали этот мир с молоком матери, убежав в свой, полный чудес, мир, в котором правит бал магия. Но это был её мир, и они не могли оставить её. Не могут оставить и сейчас.
Ги оглядывает коридор. Все эти люди в инвалидных колясках, истощённые, беспомощные, старые или кажущиеся старыми из-за сломивших их болезней, не такие, как у них в Мунго. Другие. Чужие. Эти люди проходят мимо, а Сметвик с ужасом осознаёт, что и сестра для него такая же - неизвестная, непонятная, чужая. Он мотает головой, лихорадочно пытаясь отогнать внезапную мысль, но от неё так просто не избавишься.
Закрыть глаза.
Сосчитать до десяти и обратно.
Вдох-выдох.
Он открывает глаза, а люди вокруг всё те же. Покалеченные судьбой и жизнью, побитые переживаниями, съеденные заживо болезнями, они, громко шаркая едва передвигающимися ногами, идут по коридору, будто целая армия будущих мертвецов. Все с потухшими глазами, все до единого не верящие в сказки, нашёптываемые им докторами.
"Всё будет хорошо", - Сметвик улыбается, почти смеётся, не замечая неодобрительных взглядов в его сторону. Храм скорби, который являет собой госпиталь, не терпит веселья. Но это "всё будет хорошо" настолько избито, настолько фальшиво и неправдоподобно, что не вызывает ничего, кроме горькой усмешки и такого же горького смеха.
Эта фраза скрипит на зубах.
Сметвик скрипит зубами, когда рядом старик утешает ребёнка.
"Всё будет хорошо".
Идите к чёрту. Он знает, что сила самовнушения - хорошая штука, эффект плацебо - полезен и порою незаменим, но не здесь, не в склепе, где каждое лицо - лицо покойника. Они все приговорены. Никто не выйдет отсюда.
Он чувствует, он знает.

Ги смотрит в иссохшие лица, не различая их. У смерти много лиц, но маска всегда одна - впалые щёки, тонкая кожа, могильный холод. Сметвик ёжится, чувствуя, как по рукам от кистей до предплечий ползёт вереница мурашек. Он наблюдает чёрный парад в белых одеждах и отворачивается, не в силах выносить на себе тяжёлые взгляды, пустые взгляды.
Будто нечто неосязаемое тянет к нему руки из темноты. Эти пустые глазницы будут долго являться ему в кошмарах.
- Прочь, - бормочет Гиппократ, качнув головой из стороны в сторону и на несколько секунд закрыв глаза.

В коридоре никого. Только он и Ивонн, сидящая рядом на кушетке, откинувшая голову, прислонившись затылком к холодной стене, и будто бы спящая. В коридоре тихо и никто и ничто не нарушают эту гнетущую тишину.
Но Ги видит других, Ги слышит, как стонут они в предсмертной агонии, как уходят один за другим, скрываясь за дверью палаты.
А в конце шествия - Элли. В белой сорочке до щиколоток, босая и с длинными распущенными волосами. Она отчаянно зовёт его, лицо перекошено страхом и мольбой, но он не слышит звука её голоса. Не может разобрать движения губ, кто-то будто нарочно смазывает краски.
- Иви, - судорожно шепчет Крат и резко, неосознанно хватает сестру за руку, сжимая её ладонь в своей, чтобы чувствовать, что он не один, чтобы чувствовать эту тонкую грань между реальностью и кошмарами, пытающимися вырваться наружу.
- Иви, - уже громче повторяет он.

И просыпается.

Они действительно сидят в коридоре и он действительно сжимает руку сестры в своей. Но никого вокруг. В нос ударяет запах хлорки и спирта, Сметвик морщится и проводит указательным пальцем свободной руки по кончику носа.
- Здесь холодно, - тихо произносит он и порывается снять с себя рубашку, чтобы накинуть её на плечи Ивонн, но та останавливает его.
А Крату просто нужно отвлечься, заняв себя чем-нибудь, чтобы не думать, чтобы не спать.
- Сколько времени? - спрашивает он, не глядя на сестру, но зная, что та безмерно устала. Ей бы поспать пару часиков, но уснёт ли она? Ги пытается представить, какие кошмары могут быть у сестры, жмурится и поворачивает к ней голову, встречаясь с её беспокойным взглядом.
Ему кажется, что они сидят здесь вечность. Что снаружи день сменяется ночью и по кругу, что время несётся, вращая стрелки, лихорадочно стуча маятником. Их время уходит, кончается.
Что если через секунду кончится завод, встанут механизмы?
Он сильнее сжимает ладонь сестры, отводя взгляд и тоже прижимаясь затылком к ледяной стене.
- А помнишь, как раньше? - произносит он, а перед глазами проносится маленькая девочка. Смеётся и зовёт с собой куда-то, где тепло и горят глаза. Он тянет к ней руку, но не может дотронутся до воспоминания. Элли больше не побежит радостной девочкой. У Элли потухший взгляд.
- Всё... будет хорошо? - он спрашивает с надеждой, забывая, что не верит в это самое "хорошо". В один миг это становится его единственной ниточкой, за которую он отчаянно цепляется, пытаясь внушить самому себе, закутаться в прочный кокон из ложных надежд и иллюзий.
- Мне страшно, Иви.

Отредактировано Hippocrates Smethwyck (02.03.2017 05:13:36)