HARRY POTTER: MARAUDERS
NC-17, смешанный мастеринг
февраль-март 1980 года, Великобритания
06/06 Дорогие игроки и гости проекта! Вас ждет не просто #шестогочислапост, а особый праздничный выпуск новостей. Ведь «Последнее заклятье» уже как год принимает на свою палубу игроков! Обновление дизайна, лучший пост Алисы Лонгботтом, сражение с дементорами и многое другое в блоге АМС
29/05 Путешествуйте с нами! Например, путевку в начало XX века вам обеспечит лучший пост руками Джейкоба Мюррея. Главный герой на борту пяти вечеров — Бартоломью Вуд. Кроме того, не забудьте заглянуть на огонек голосования Лучшие из лучших и в блог АМС, чтобы быть в курсе последних новостей.
22/05 Прошедшая неделя подарила нам целый букет новостей. Первым делом, поздравляем Клементину Бэриш с лучшим постом, а Ровену Рейвенсуорд с небывалым успехом в "Пяти вечерах"! Затем объявляем об открытии голосования за нового участника этой игры и приглашаем всех в блог АМС, где собраны все самые значимые события прошедшей недели!
15/05 Новый выпуск новостей подарил нам любопытное комбо. В то время как награду за лучший пост получил Зеверин Крёкер, его секретарь, Ровена Рейвенсуорд, попала в сети "Пяти вечеров". О других новостях подробнее в блоге АМС.

The last spell

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » The last spell » Завершенные эпизоды » [Past] moms` night out


[Past] moms` night out

Сообщений 1 страница 17 из 17

1

http://s9.uploads.ru/BLY3R.png

Дата: 16 декабря, 1976 год
Место: книжная лавка "Флориш и Блотс", Косой переулок

Участники: Андромеда Тонкс & Молли Уизли

Краткое описание:
Андромеда Тонкс и Молли Уизли любят проводить время вместе, почему бы и нет - ведь есть так много, о чём могут поговорить две любящие матери и просто подруги! И конечно, когда представляется такая возможность - свободный день - хватит одной короткой строчки, обозначающей место и время встречи. Впереди день, полный, возможно, пустой, но очень приятной болтовни и не менее приятных сюрпризов. В конце концов не каждый день встреча популярной писательницы совпадает с выступлением любимой певицы.

+3

2

Андромеда всё никак не могла привыкнуть к свободным дням, которых заметно прибавилось с тех пор, как она перешла на новый график работы. Нет, она не скучала по прежним дням и, честно признаться, радовалась отсутствию ежедневной обязанности уходить из дома ранним утром и возвращаться только тогда, когда отпустит совесть и пациенты. Ей нравилось просыпаться в будние дни всё также рано - от этой привычки весьма сложно избавиться - и ловить себя на мысли, что торопиться некуда, и единственным делом, если его можно так назвать, этого утра был скромный завтрак для мужа перед работой - у него то не было так много выходных. Дора просыпалась всегда поздно, возможно, позднее, чем положено, но Меда, как ни старалась, не могла ничего поделать с этой соней. Не стаскивать же её с кровати силком?! И таким образом, у девушки в запаси было целое утро для того, чтобы убраться - ежедневный ритуал, который никак нельзя было пропустить - заняться хозяйством, например стиркой или той же самой готовкой, которая, к удовольствию миссис Тонкс, с каждым днём всё меньше походила на катастрофу, и, наконец, потратить ещё немного времени на чтение или ещё какую-нибудь ерунду, просто чтобы убить время. Однако сегодня был не совсем обычный день, и Нимфадора была на ногах гораздо раньше обычного, и для этого даже не понадобился силок. Девочка была в предвкушении похода в гости, что, как всегда, означало целый день веселья и беззаботных игр с друзьями. В семействе Уизли всегда умели принимать гостей и, что самое главное, одаривать их уютом и любовью лучше, чем в любом другом месте. В последнее время "Нора" стала практически вторым домом, потому что Меда проводила там достаточно большое количество времени: пока её дочка веселилась с ребятами - у фантазёров никогда не заканчивались идеи для новых игр, девушка беседовала с приветливой миссис Уизли и зачастую выслушивала и даже записывала бесценные советы, рецепты и прочие мелочи, которые не только облегчали, но и по-настоящему спасали жизнь.
Андромеда заглянула в комнату дочери; она, уже почти готовая, пыталась справиться со шнурками. Девушка прекрасно знала, что Доре не составляло никакого труда в свои три года завязать аккуратный бантик и покончить с этим занятием меньше, чем за минуту, однако девочка, по-видимому, старалась изобрести какой-то особенный узел: обычный, похоже, казался недостаточно интересным. Меда улыбнулась и, подойдя к девочке, которая за своими стараниями совершенно не заметила прихода мамы, присела рядом на кровать и аккуратно завязала шнурки на морской узел. Дора просияла в ответ и заявила о своей готовности.
-Вот и умница. Теперь давай проверим, как там папа - и вы можете ехать. - девочка спрыгнула с кровати и побежала искать отца, который, Меда не сомневалась, обязательно уснул где-нибудь в сторонке, недовольный, что его разбудили так рано в его выходной. Сегодня был особенный день ещё и потому, что Молли с Медой собирались прогуляться, возможно, пройтись по магазином - на это особенно рассчитывала Андромеда, потому что приближалось Рождество, и ей было необходимо угадать, что подарить заботливой хозяйке, которая каждый год балует её семью вязанными вещами. Дети же должны были весело проводить время в "Норе", а чтобы никто не пострадал, в особенности слишком хрупкое жилище, которое вполне могло не пережить заигравшихся озорников, за ними должны были присматривать заботливые отцы. Вполне достойное занятие для их выходного, так удачно выпавшего на один день. Меда зашагала по небольшой, но вполне удобной квартирке, пытаясь отыскать своего любимого мужа. Как она и предполагала, он спал в укромном месте, точнее, рядом с вешалкой для одежды. Всё ещё в пижаме, бедный мистер Тонкс, видимо, поддался соблазнительному сновидению, пытаясь надеть ботинки. Картина была вполне комичной, но Андромеда удержала смешок, который уже готов был выплеснуться в заливистый смех. Она не любила опаздывать и, конечно, должна была следить за тем, чтобы её семья тоже везде являлась вовремя. Она подошла к мужу и легонько потрясла за рукав пижамы, отчего его голова потеряла единственную точку опоры - правую руку, служившую подушкой - и мистер Тонкс проснулся, резко выпрямившись и при этом больно стукнувшись об висевшую над ним вешалку.
-Ты всё ещё в пижаме, а Дора уже готова. - мягко напомнила Меда, осматривая место ушиба. Он виновато встал, всё ещё потирая больное место и, поцеловав жену в щёку, побежал в их спальню переодеваться. -Поторопись, вам уже выходить через пятнадцать минут.- вслед за мистером Тонксом разнеслись её слова, подхваченные громким эхом. Меде оставалось только покачать головой и подивиться на мужа, думая о том, как он умудряется попадать на работу вовремя, учитывая, что он так легко засыпает. Почти как ребёнок: такой же солнечный и по-детски наивный. Что уж тут поделаешь?
Андромеда посмотрела в окно. К её радости, на улице шёл снег, устилая и укрывая всё вокруг белой пеленой, непременно напоминающей о сказках и Рождестве. Она подумала о том, как обрадуется Дора, которая всегда любила такую погоду. Главное, чтобы она опять не решила поменять волосы в цвет снегопаду. Они жили в маггловском районе Лондона, мечтая, конечно, когда-нибудь перебраться в уютный домик где-нибудь за городом. Это была уютная улочка, усаженная клёнами, и не то, чтобы здесь было слишком много народу, особенно в это время дня, однако, Меда не сомневалась, что некоторые соседи уже начинали дивиться разноцветным волосам, которые буквально каждый день превращались из серебристо-белых в ярко-розовые, а затем в тёмно-синие. Кто-то из них считал, что Дора невозможный ребёнок и то и дело норовит раскрасить себе волосы новыми  фломастерами, другие же вовсю судачили о том, какая у девочки плохая мать, раз сама перекрашивает ребёнку волосы каждый вечер. Кто-то, кажется, даже клялся, что видел в окно, как Меда, усадив дочку на колени, выполняет сие действие, напевая какую-то песенку. Что же поделать, от разговоров не убежать. И от любопытных соседей тоже. Пусть думают, что хотят, в конце концов Тонксы - не самая странная семья, проживающая в Лондоне.
Часы на камине пробили одиннадцать часов, и Энди уже собиралась крикнуть Теду, что если он не соберётся и не выйдет из дома, она самолично оденет его и отправит в "Нору" совиной почтой. Но мистер Тонкс вышел вполне готовый и, кажется, ничего не забывший. Он улыбался, видимо, всё ещё не совсем проснувшийся. Подождал, пока Дора попрощается с мамой - девочка уже торопилась обнять её на прощание, но тёплая куртка мешала передвигаться так же быстро, как несколько часов назад, когда она ещё весела на отведённой ей вешалке. Затем сам подошёл и, поцеловав, пожелал хорошего дня.
-Повеселитесь. И смотри не заблудись! - Меда проводила их до двери и,подождав, пока они не исчезнут из виду, закрыла её, поёжившись от проникшего внутрь холода. Ей тоже уже пора было выходить. Она проверила, не включён ли газ или вода, выключила везде свет - несмотря на то, что было вполне светло, кто-то уже успел зажечь его в каждой комнате - и взяла ключи с прикроватной тумбочки. Кажется, всё было в порядке, и она, довольно кивнув головой, надела своё зимнее пальто и уже собиралась выходить, но остановилась, открыв дверь. Андромеда сняла с вешалки тёплый шарф - прошлогодний подарок от мастерицы Молли Уизли. На улице было достаточно холодно, а Меда не хотела простужаться - как-то глупо, учитывая, что она только что проверила, чтобы её ребёнок был защищён от сурового ветра. Обмотав его несколько раз вокруг шеи, девушка посмотрелась в зеркало и, наконец, вышла из дома. Она заперла входную дверь, повернув ключ в замке ровно три раза. И пошла по кленовой аллее. Убедившись, что никого нет рядом и никто не видит, она трансгрессировала - и в следующую минуту уже шла по Косому Переулку, пробираясь через остановившихся зевак и потерявшихся волшебников, которые спорили, в каком направлении им лучше идти. Они договорились встретиться возле недавно открывшегося магазинчика за углом. И уже через несколько минут Андромеда видела место встречи и, что самое важное, свою рыжеволосую подругу, которая, не изменяя себе, была самым ярким пятном, несмотря на постоянное разнообразие красочных цветов в этом месте.
-Молли! - Андромеда помахала рукой, улыбаясь так сильно, что заболели щёки. На морозе они немного порозовели, но на её бледной коже румянец был отчётливо виден. Девушка в очередной раз подумала о том, что сегодня она точно не пожалеет, что взяла с собой шарф.

+3

3

Наполненный волнениями и заботами, как обычно, новый день для Молли Уизли начался слишком рано: когда в летние дни встаёт и появляется над горизонтом солнце, но в зимнее время  за окном - лишь практически непрерывная темнота, да холодный влажны туман - ненавидимой всеми силами души в солнечной "Норе".  Выходной день у мистера Уизли всегда был и является  большой радостью для всей семьи, особенно в последнее время (ещё бы! Ведь такими редкими сделала усердная работа вечера главы семейства возле домашнего очага) но и дополнительными хлопотами -к слову, ими Молли никогда не тяготилась, а наоборот, с рвением выполняла- для самой хозяйки "Норы", ведь одно дело следить за детьми, а совершенно другое - следить за ними, когда рядом Артур - такой любящий, заботливый и, потому, очень часто... слишком мягкий для сорванцов-сыновей отец. Не раз и даже не два Молли самолично становилась наблюдателем того, как её муж прощает и даже поддерживает самые небезопасные и грандиозные планы мальчишек и не видит в этом ровным счётом ничего такого ужасного, что, напротив, видит его жена. Ей бы сердиться, но вряд ли это возможно: видеть как он играет и занимается с детьми для миссис Уизли, возможно, является одним из самых занимательных и замечательный вещей на всём белом свете. На самом деле она отнесла бы эти сцены к чудесам света и назвала бы такие моменты своим личным сокровищем и кусочком того самого вечно ускользающего счастья.  Поэтому все, что ей, бедняжке, остаётся делать, так это качать головой и подсказывать мужу, что баловать детей в таких количествах не следует, при этом стараясь скрыть нежную улыбку. К слову, у неё это получается неважно и крайне редко.
Молли сегодня в заботах и волнениях, возможно, даже больших, чем обычно. Если это вообще, разумеется, возможно. Ей нужно непременно проследить, чтобы все необходимое было подготовлено: чтобы обед и ужин были приготовлены и спокойно дожидались своего часа, чтобы Артур не забыл, где лежат тарелки, салфетки и, разумеется, сами блюда, чтобы весь дом сверкал и сиял к приходу гостей. Столько хлопот и забот, что у миссис Уизли кругом идёт голова, и она только и может, что все утро носиться по дому, словно заведённая юла, в попытках предусмотреть все формальности и мелочи... Она ведь так редко оставляет детей на мужа.
Ах да, причина этого переполоха в голове рыжеволосой волшебницы (но никак не в этом невероятном и несуразному доме, что уже был тронут заботливой женской рукой и приведён в вид ещё более потрясающий, чем обычно) - выходной, который объявлен не только у мистера Уизли и мистера Тонкса, но и у их жён, решивших, в общем-то, фактически в первый раз за все время своих тяжелый материнских будней, отлучиться на один день из семейного гнездышка, чтобы расслабиться, отдохнуть и просто провести время в пустых прогулках наедине друг с другом и своими уставшими мыслями. И, на самом деле, со стороны этот выходной кажется совершенно безобидным, только у миссис Уизли все же паника в глазах и тревога в душе. Настолько тяжело ей оставить своих крошек на Артура, который, разумеется, ответственен и строг, если того требуют обстоятельства, но совершенно не приспособлен к тем трудностям, которые каждый день переживает мать, что она прямо таки готова отменить все планы, о чем непременно спешит сообщить мужу. Но тот категоричен и непреклонен в своём решении: Молли должна отдохнуть и непременно сегодня. Впрочем, миссис Уизли в этом вопросе спорить не собиралась и довольно быстро -так нетипично для неё!-уступила, с небольшой оговоркой (куда же без неё?): если что-то случается, если что-то необходимо и не может отыскаться в большом доме, наполненном всевозможными мелочами, Артур должен (и это главное, очень важное, условие) непременно связаться с ней. И Молли совершенно неважно: будет ли это записка с совой или ее муж собственной персоной отправится в Лондон, чтобы привести обеих матерей домой.
Что ж. С делами, наконец, покончено... во всяком случае, уже приближается тот час, который вынуждает с этими делами покончить, как бы говоря, что старайся- не старайся, большего сделать все равно не успеешь, и потому хлопотунья - миссис Уизли бросает бесполезные попытки навести порядок в комнате своих сыновей , которые, разумеется, вслед за стараниями матери успеют тут же вернуть все вещи на свои места, что, собственно, сводиться к пустому разорению шкафов и комодов, и совершенно точно через каких-то пятнадцать минут помещение будет находиться в точно таком же хаосе, в котором его застала Молли этим утром. Но сделать с этим, явно, ничего нельзя, и женщина, оставляя всякую надежду, идёт открывать дверь, только что постучавшим гостям.
Нимфадора весела и бодра, чего нельзя сказать о мистере Тонксе, явно разбуженном слишком рано в свой собственный выходной. Однако, несмотря на эту мелкую неприятность, Тед возвращает ласковую улыбку хозяевам дома, обнимает в ответ миссис Уизли и пожимает руку выходящему навстречу Артуру.
Молли как всегда суетится и перед выходом все ещё в сомнениях, стоит ли ей на такое большое время отлучаться, да и вообще оставлять малышей с их отцами - несомненно заботливыми, но едва ли к подобному приспособленными. Только Артур не даёт ей времени высказать свои тревоги и буквально заворачивает жену в её верхнюю одежду, отрезая пути к отступлению.
-Все все, я ухожу!-проигравшая Молли по очереди целует всех своих мальчишек: Билла, Чарли и Артура, посылает на прощание воздушный поцелуй крошке Доре и желает удачи Теду. Кажется, все готово к её выходу, и с величайшим волнением, рыжеволосая волшебница переступает порог своего дома и с ещё большей паникой закрывает за собой дверь. Отойдя от своего дома на добрых сто метров, Молли трансгресирует.
Через несколько минут, её миниатюрная фигурка появляется в одном из переулков, которые ведут напрямик к Косой аллее. Снегопад, слишком медленный и вялый возле её обожаемой "Норы", здесь, похоже, сменил свою леность на старательность и усердность, и вот, в воздухе летают хлопья холодных снежинок, засыпая плечи и головы проходящих мимо волшебников.
Молли в своём горчичном пальто с зелёными варежками и пушистой белой шапкой бросится в глаза любому на том месте встречи, о котором она заранее договорилась с Медой. Поэтому, женщина просто спокойно ждёт, пока придёт её подруга и даже не думает жалеть о такой снежной погоде: ей, хоть и любительнице осени с её пёстрыми красками, холодная суровость снегов всегда казалась завораживающей и необыкновенной.  В таком задумчивом настроении по прошествию не более, чем пяти минут, миссис Уизли настигает оклик по имени, и, оборачиваясь, она уже знает, что увидит тёмные волосы и аристократичную белизну кожи своей милой девочки.
-Мой шарф? Я оценила - вместо приветствия - тёплое объятие и нежное замечание по поводу надетого Медой подарка. Молли благодарна безмерно, потому что, в глубине души, понимает, что её необычайная яркость и пестрота, возможно не приходится по вкусу всем и каждому. Однако и в холодной сдержанной красоте Меды - что действительно так похожа на далекие звезды: такая я же прекрасная и такая же как будто бы даже далекая - нашлось место её маленькому подарку, бывшему клубочку шерстяных ниток, которые под строгим надзором миссис Уизли превратились в милейший и уютнейший шарф.
Молли безо всякого стеснения и прелюдий берет подругу под руку и увлекает за собой по направлению движения толпы, заводя самую обыкновенную беседу по среди самого обыкновенного места. Только разве уместно слово "обыкновенно" в компании такого родного человека? Если задуматься, явно - нет.
-Рассказывай, как поживаешь, моя дорогая. Как справляешься с Дорой и работой?- сама Молли никогда не работала (разве только мамой, но это не профессия для большей части общества), поэтому подвиг Андромеды для неё неоценим и отважен ровно настолько, насколько он таковым и является: где-то между победой над чудищами и спасением девы из башни, если мерить маггловскими сказками. Только Молли, к сожалению, так и не добралась до той книжки, что привела в такой восторг её мужа. Правда в оправдание, стоит заметить, что миссис Уизли сейчас увлечена совершенно другими историями, а именно - книгами миссис Тоти Дривел, которая, к слову, обрела огромную известность по всему магическому миру, но слава эта неоднозначна, так как многим кажется все написанное в её книгах - бессмыслицей (ироничная отсылка к фамилии писательницы). Как бы то ни было, Молли Уизли поглощает ее книги слишком быстро, чтобы те успевали выходить в свет, чем приводит в состояние истеричного смеха своего мужа, который скорее относится к тем волшебникам, которым эти творения кажутся нелепицей и чушью.
-Посмотри, сколько народу!- качание головой - такой говорящий жест, которым миссис Уизли выражает своё потрясение. В такое раннее время она не ожидала увидеть такое количество людей на улице, хотя, если подумать...-Рождественские праздники всегда вызывают такой ажиатаж...
Снежные хлопья продолжают плавно спускаться с неба, переодически меняя скорость и угол своего падения в зависимости от ветра. Светлые ресницы Молли уже стали домом для нескольких снежинок, что уж там говорить про её рыжие волосы. Краснощёкая и такая маленькая, Молли кажется милым гномиком - помощником Санты на это Рождество. Кстати, о мистере Клаусе: подруги проходят лавку с игрушками, возле входа в которую этот самый персонаж (игрушечный и, разумеется, уменьшенный) летает на метле с веселыми басистыми "хо-хо-хо" и "с рождеством!".
-Смотри, какое очарование!- маленький указательный пальчик Молли Уизли немедленно указывает в сторону занимательной игрушки, и её лицо ещё больше краснеет с появлением на нем улыбки. Молли не из тех людей, что спускают деньги на всякие безделушки, но эти самые безделушки так нравятся ей и её душе, что миссис Уизли не может сдержать восторга в глазах и в своей улыбке. Если подумать, вся её жизнь складывается из крошечных мелочей, и, в этом, на самом деле, и есть её счастье.

+3

4

Тёплые объятия Молли Уизли всегда согревали лучше любого шарфа, свитера и даже огромного камина с самым жарким пламенем на свете. И каждый раз для Андромеды этот ритуал становился неожиданным, потому что её рыжеволосая подруга умела как-то так выбрать момент, попасть в ту самую одно тысячную долю секунды, которая становилась полнейшей неожиданностью, просто потому, что девушка ещё не успевала опомнится и была готова к чему угодно, кроме этого. Но Меда никогда не жаловалась. Кто в здравом уме будет причитать о таком невинном и приятном жесте, в котором, вероятно, выражается вся суть дружбы? Вопрос, который обречён до скончания времён остаться без ответа. Во всяком случае для миссис Тонкс, которая, даже применив все свои магические и не магические навыки, вспомнив все знания, полученные в школе и в жизни, и доверившись своей интуиции, не смогла бы отыскать хотя бы один простой и скромный ответ. Объятия миссис Уизли согревают, и Меда непроизвольно подумала, а источает ли она такое же тепло, когда целует на ночь свою дочку или провожает мужа на работу? Возможно, тепло было и в ней, но, почему-то, казалось, что ничто не сможет поравняться с тем уютом и безграничным обаянием, которое исходило от этого рыжего чуда. Именно чуда, потому что Меда не могла иначе думать про подругу. Она, хоть и воспринимала её как наставника и понимала, что Молли опытнее и старше её самой, всё же не могла не думать о ней, как о хрупком создании с радужным миром, сотканным из таких же цветных ниток, которые так ценят и любят обитатели "Норы". Да и вообще все, кто хотя бы раз бывал в этом удивительном доме. Меда хотела быть на неё похожей и каждый раз благодарила судьбу или звёзды за то, что это чудо появилось в её жизни. Она продолжала улыбаться, когда Молли наконец разомкнула свои объятия. И не переставала удивляться энергии этой милой и хрупкой женщины, которая бралась неведомо откуда, но, похоже, в том месте за тысячи лет скопились безграничные её запасы, словно, специально заготовленные впрок для рыжеволосой девушки.
-Мне кажется, он подчёркивает цвет моих глаз. - Меда пожимает плечами, идеально ровными и идеально прямыми.  Должно быть, со стороны кажется, что она напряжена, и всё это - лишь концерт, во время которого нельзя даже спокойно вздохнуть. Но это не так. Уже на протяжении нескольких лет девушка из дня в день вдыхает полной грудью воздух, чувствуя, как расслабляется каждая клеточка её тела. И в особенности в те дни, которые она проводит в обществе Моли. А прямая спина - лишь пережиток прошлого, излишки воспитания, от которых уже невозможно избавиться, как бы ей не хотелось. Слишком усердно в детстве следили за тем, чтобы она никогда не забывала о своей осанке. Они идут по улице, рука об руку. И, хотя их путь только начался, Меде кажется, что они гуляют уже целую вечность и вполне готова вот так вот потратить ещё одну, уж  слишком приятно ей сегодняшнее общества и слишком нравится погода, по-зимнему холодная и по-рождественски волшебная. Она открывает рот, чтобы спросить, как поживает подруга. Она уже давно не слышала новостей из "Норы" и, кажется, сама не была там уже не одну сотню лет. Но, как обычно, её опережают. Но Энди не против, она лишь многозначительно улыбается упорству и резвости собеседницы.
-Ох, ну ты же знаешь, что я недавно перешла на новый рабочий график. Теперь работаю не каждый день. Так что стало намного легче, если ты об этом. - она улыбается, потому что ей кажется, что она угадала, о чём думает Молли. И даже если нет - то рано или поздно эти мысли всё равно появились бы в её голове. А возможно, они уже давным давно жили где-то в самом укромном уголке сознания волшебницы. На самом деле, было не так сложно совмещать работу и семью. То есть нет, конечно сложно, но, если хватает упорства и способностей, то всё выстраивается в ровный ряд, помещаясь в расписание и оставляя какие-то часы для свободного времени, в качестве экстра бонуса для игры с малюткой-дочкой. Но Меде просто было недостаточно этих часов. Просто казалось, что Дора заслуживает её круглосуточного внимания и опеки. Она же хотела быть хорошей матерью и, конечно же, хорошей женой, а для этого всегда требуется гораздо больше времени, чем часов в сутках. Тед был не против, а начальство оказалось куда более понимающим. К тому же они ничего не теряли и, скорее всего, даже что-то выигрывали, но Меда всегда плохо разбиралась в подобных вопросах и предпочитала особенно о них не беспокоиться. К счастью, у неё есть любящий муж, который делает это за неё. И стоит признать, у него это получается гораздо лучше. -А так всё по-старому. Дора, как обычно, работает над способами завязывания шнурков - обычный бантик для неё теперь слишком скучен. Тед работает и удивляет меня периодически своими выходками. Сегодня, например, заснул, собираясь к вам. Прямо под вешалкой, представляешь? - она не может сдержать улыбку, вспоминая сегодняшние сборы. Ей иногда кажется, что она живёт в мире вечного детства. Кажется, в мире магглов про это написана целая история. Что-то про потерянных мальчиков, но, конечно, она точно не знает. Откуда? Подобные сказки ей было знать не положено, а сейчас она уже выросла для подобных историй. Хотя, говорят, что только взрослые способны по-достоинству оценивать книги для детей. В любом случае, сейчас было не время думать о подобной чепухе, которая вполне могла вылиться в нечто философское. Как всегда и случалось, потому что стоит в голове появится одной мысли, как через мгновение она по каким-то неизвестным протокам и потайным путям превращается в совершенно другую, новую идею, куда более глубокую и совершенно не похожую на начальный росток, который подарил ей жизнь. -Ты то как? Как мальчишки?Наверное, уже выросли на целую голову с тех пор, как я видела их в последний раз? Дети так быстро растут в этом возрасте. - она сама лично убедилась в этом, хотя, конечно, куда ей было тягаться с Молли, которая справлялась с двумя детьми? Но тем не менее, Меда прекрасно видела, как росла Нимфадора. Конечно, находясь каждый день рядом, она не замечала, как каждый день миллиметр за миллиметром её чадо тянется вверх, к звёздам, пытаясь достать их все, но для этого в доме была стенка, предназначенная только для того, чтобы на ней красовались отметки с ростом девочки. Идея Теда пришлась по вкусу и Андромеде, и Нимфадоре, которой уж очень хотелось вырасти поскорее. Немного глупо, учитывая, что вырастая, люди, порой, готовы на всё, чтобы вернуться в этот беззаботный период фантазии и волшебства, настоящего и по-настоящему яркого. На улице действительно было много людей. Каждый норовил протиснуться через толпу как можно скорее, отчего создавалась ещё большее столпотворение. Меда было подумала, что они простояли на одном месте слишком долго, и сегодня канун Рождества, но, конечно, об этом не могло быть и речи. В конце концов, даже если бы они не заметили, как прошла половина месяца, их мужья уж точно заметили, потому что у них наверняка началась паника. Ведь им выдали инструкции только на один день, а что делать потом - тайна, покрытая мраком. А импровизация, так уж вышла, не у всех получается одинаково хорошо.
-Да, действительно красиво. - Меда тоже была очарована небольшой фигуркой. которая наворачивала в воздухе быстрые и точные круги, развлекая всех, кто остановился поглядеть на витрину. Для себя девушка отметила название магазина и часы работы, собираясь обязательно заглянуть сюда после работы. Она же хотела узнать, какой подарок порадует миссис Уизли больше всего? Вот и узнала, хотя это вышло гораздо легче, чем девушка ожидала: обошлось без долгих разговоров, многозначительных, но при этом тонких намёков и наводящих вопросов. Меда была уверена, что Молли и думать забудет про этого летающего мистера Клауса и вспомнит о нём только тогда, когда развернёт аккуратную упаковку. Радость, которая должна была появиться в её глазах, вызвала у Меды тёплую улыбку. Всегда приятно делать подарки тому, кто дарит тепло всем окружающим. Как будто дарить самому солнцу. Что может быть приятнее?
-Пойдём ка дальше, пока нас не раздавили. - Андромеда уже чувствовала, как на неё наваливается какой-то в меру упитанный волшебник, похоже, не сумевший справится со льдом под ногами и задорными ребятишками, которые пробегали туда сюда, обязательно огибая его вокруг хотя бы по одному разу. Впереди виднелся книжный магазин, который всегда вызывал миллион маленьких воспоминаний, на которые невозможно было не обращать внимание. Забавно, как предметы прочно связываются с воспоминаниями и, особенно, эмоциями и ощущениями. Можно не помнить, при каких обстоятельствах произошло то или иное событие, о котором напомнил коробок спичек, но при этом отчётливо ощущать радость или грусть, возможно, даже скорбь или гнев. Хотя, конечно, Андромеда предпочитала хранить только тёплые воспоминания, потому что ей казалось, она итак слишком холодная для того, чтобы хранить в себе мрачные дни и события. -Похоже, в "Флориш и Блотс" какое-то мероприятие. Может, тотальная распродажа? - Андромеда любила книги и не понимала тех, кто их ненавидел. Наверное, поэтому это место было очень родным, хотя бывала она со времён школы здесь едва ли чаще, чем во времена обучения в Хогвратсе. Может, поэтому это место казалось таким особенным? Потому что его магия не была испорчена ежедневной рутиной, и всё ещё скрывала какие-то тайны.

Отредактировано Andromeda Tonks (31.07.2016 19:51:46)

+3

5

Сияющую, Молли вряд ли можно было назвать самым ярким явлением этой галактики или даже вселенной, да и вообще глупо сравнивать тот свет, что исходит от неё с чем-то настолько ярким, возвышенным и, разумеется,  недосягаемым. Сияние, которое можно заметить в улыбках и взглядах Молли Уизли - очень тёплое, чисто интуитивное, то есть не проявляется ни в особом свечении, ни в какой-то как бы сверкающей оболочке, что должна бы окутывать каждое её движение. Нет, оно невидимое и уж совершенно точно его нельзя заметить ни глазом, ни другими специальными устройствами, если даже таковые и были бы созданы. Его можно только почувствовать, и многие действительно чувствуют: Молли сияет не ярче всех во вселенной, но достойно, вполне достойно, чтобы это её свечение  не осталось незамеченным.
Молли, в общем-то, инопланетянка, гостья из другого мира или другой галактики. Все в ней - чудно и необычно, такой уж она человек: и одежда яркая (наполненная цветами, которые на других людях вообще не сочетались бы вместе, но в ней вдруг, совершенно неожиданно, образуют чуть ли не идеальные комбинации, такие пестрые и броские, что вряд ли её можно не заметить в толпе), и походка удивительная, с широкими шагами и будто бы даже лёгкими поднятиями -толчками, как только земли достигают её пятки. Молли говорит странно, иногда через чур громко, с множеством ласковых вставок "дорогая", "душенька" или "милая". В её голосе обязательно мягкость и радуга, такая же незаметная для обычного взгляда, но вполне ощущаемая людьми, которым это под силу. Молли радуется вещам странным и необычным - чего уж говорить про её вкусы и предпочтения? Никаких классических устремлений, влюблённостей и желаний. Молли любит цветы самые обыкновенные, в том числе и на одежде или предметах для дома: занавесках, пледах, покрывалах. Молли даже смеётся странно: громко и совершенно не стесняясь этого своего смеха, словно и впрямь нет ничего необычного в том, чтобы вместе с ней радовалась вся улица, а то и весь город - эту женщину ведь нельзя переоценить.
Вот и сейчас она смеётся, и этот её смех звенит в воздухе такими любопытными "ха-ха-ха" и "хи-хи-хи", что, быть может, в этом и есть причина, почему прохожие не стесняются обернуться и посмотреть на источник шума и звона в ушах. Молли бы это заметила, если бы ей не было все равно. Только ей все равно на мнение окружающих, а весь этот мир для миссис Уизли давно уже - гостеприимный дом, в котором она и хозяйка, и гостья, и призрак из прошлого со своими историями и своим собственным мнением, касательно того, каким этот дом должен быть теперь и во что он должен превратиться в будущем. Она и живёт, широкая душа, соответственно: любит всех, кого находит силы полюбить, и ненавидит тех, кому хватает наглости её ненавидеть.
-Тед как всегда!- голос, прорывающийся сквозь её задорный и длительный смех, похож скорее на писк мышки, чем на обыденный и такой привычный мурлыкающий теплый тон её нормального звучания, но это только ещё больше веселит Молли Уизли, и она не может сдержать очередного порыва. "Ха-ха-ха" и "хи-хи-хи" снова звенят в воздухе колокольчиками или скорее (вероятнее) фанфарами, чтобы наконец прекратиться, оставив после себя на губах рыжеволосой волшебницы озорную улыбку, совсем не подходящую её возрасту и потому не выдающую его.
Молли поправляет шапку, прижимая и плавно опуская её ниже изумрудными варежками, которая сползает переодически и оголяет её рыжие -такие яркие!- волосы, и, отбрасывая челку с глаз, говорит самым благоразумными и серьёзным тоном, на который только  способна в подобных обстоятельствах:
-Он настоящий ребёнок, так что поздравляю тебя, Меда, у тебя, кажется, в семье Нимфадора давно перестала быть единственным юным существом!- шоколадные глаза поблескивают нежностью, и губы снова растягиваются в опасной близости к тому, чтобы вновь выпустить громкие звуки её звучного смеха. Но Молли, отвлеченная на этот раз разговорами, очень быстро растворяется в мыслях о своих ребятишках, отчего становится мягкой и нежной, словно бы даже опьяненной этой любовью к своему дому и своей семье. Во взгляде у неё - шоколад молочного вкуса, а на порозовевших щеках (не то от удовольствия, не то от мороза) - ямочки, так удивительно идущее ко всему её необыкновенному облику... немножко детскому и совсем чуть чуть неземному.
-Нуууу...- протягивает, хитро улыбаясь и поблескивая своими очаровательными большими глазами. Она поджимает губки и двигает их то в правую, то в левую сторону, размышляя о том, с чего начать, а чем закончить. Собраться с мыслями нелегко, когда вокруг столько шума и так много людей, но в канун такого праздника, она не хочет и не может сердиться или расстраиваться по этому поводу, а только тихо глотает все возмущения, словно даже и принимая мантии, шляпы и принадлежащие им фигуры, пролетающие мимо и мгновенно исчезающие из памяти, как ничем не примечательные дни.
-Мальчишки в полном порядке,-начинает Молли после небольшой паузы, полностью игнорируя вопрос про себя, потому что, в общем-то, состояние её семьи и есть её собственное и настроение, и будущее, и надежды. От того она ни слова не говорит о себе, а только продолжает расхваливать своих мальчишек и тёплой -самой тёплой!- улыбкой и лёгким сжатием ладони Меды отзывается на похвалу с её стороны. - Они уже и правда такие больше, что, кажется, я переместилась в будущее и не заметила этого! Так быстро растут, боюсь, скоро они и меня перегонят, если не сбавят темпов... А вообще, знаешь, я только буду рада. Главное моё желание - чтобы они росли здоровыми.- если и можно вытащить из Молли подругу, жену и сестру, то мать из неё убрать не получится. Где-то на подсознательном уровне она умеет находить слова, воспитывать и чувствовать своих детей: что им нужно, чего они хотят и о чем боятся / стесняются спросить. Никогда ни о чем не жалейте в догонку... Кажется, так звучат строки одного из услышанных ею когда-то стихотворения... Что ж. Она и не жалеет, о чем бодро и бойко готова крикнуть каждому, кто сомневается в её счастье...
Благо, Андромеда не сомневается.
От этого Молли любит свою подругу ещё больше, ведь она не из тех, кто повертит пальцем у виска, мол, куда столько детей, когда самих себя обеспечить не в состоянии? Миссис Тонкс так удивительно понимает Молли, что последней, порой, кажется, что та возрастная граница, которая существует на бумаге, стирается мгновенно и бесповоротно, стоит им только взглянуть друг на друга.
-Смотри ка, и вправду, должно быть, что-то не менее грандиозное, чем тотальная распродажа!- взгляд шоколадных глаз находит где-то впереди за толпой и шумными возгласами вывеску хорошо знакомого ещё с давних пор магазинчика с таким цветочным - как Молли почему-то всегда казалось - именем. Почему цветочным? Объяснить она не могла и не может до сих пор, но обрывочные воспоминания из детства продолжают настаивать в её памяти на том, что именно цветы подходят этому месту, и еще целую вечность -именно то количество раз, сколько будет об этом думать миссис Уизли- эти же самые цветы будут всплывать в памяти рыжеволосой волшебницы при мысли об, возможно самой известной во всей Англии , книжной лавке.
Вглядываясь в толпу, Молли отмечает про себя, что большая часть аудитории - женщины и удивляется этому факту. Другое наблюдение, скорее очевидное, чем скрытое - толпа стоит не в форме очереди, а более неупорядоченно, словно внутри - какое-то мероприятие или объявление, важность которого настолько велика, что привлекла такое количество людей, несмотря на мороз и снег. Обуреваемая любопытством, Молли Уизли напряжённо думает, пытается вспомнить, видела ли она что-то важное, когда была в этом месте в последний раз несколько недель назад, покупая очередной роман любимой писательницы. И вдруг её осенило:
-Мерлинова борода!-от неожиданности она останавливается: глаза распахнуты, на лице удивление, а её руки вцепились в предплечье подруги, словно она должна немедленно осознать тоже самое, что только что ворвалось в голову к миссис Уизли. - Меда! Сегодня же встреча с Тоти Дривел и презентация её новой книги!- неподдельный восторг отчётливо слышен в её голосе и так же отчётливо горит в её глазах. Молли смотрит внимательно на подругу и, видя, что та не понимает ровным счётом ничего, медленно и настойчиво начинает объяснять ей все по порядку, чуть ли не прыгая от восторга.
-Ну же, Меда! Ты наверняка слышала про Тоти Дривел. "Тысяча галлеонов за поцелуй", "Дьявольские силки моих объятий", "Акцио: любовь"? Нет? Не слышала? В общем, она потрясающая,  и несколько недель назад я видела объявление, что она будет здесь , но я забыла дату и оказывается, что это сегодня!- Молли тараторит и говорит скороговоркой. Голос её выше, чем следует, и громче, чем это необходимо. Но она так взволнована этой возможностью, что не может её упустить. Искренность, с какой она радуется и волнуется этому событию, послужит ей оправданием.
-Зайдем?- в мольбе она поднимает глаза на подругу, и ей не нужно читать мысли, чтобы догадаться, что та согласна... или согласиться в ближайшие несколько секунд.

+3

6

Меде было приятно слышать, что в "Норе" все по-прежнему и никаких разительных перем со времён её последнего визита не произошло. Как она это узнала? Поняла из одной фразы. Мальчишки в порядке... Она все ещё кружилась в голове девушки, отражаясь и умножаясь, от чего создавалось тихое эхо.  И мысли эти напоминали снегопад, который начинал своё представление в то самое мгновение, когда две подруги, счастливые от возможности встретиться и улыбнуться друг другу, шли по улице. Из этих трёх слов Андромеда научилась создавать целый рассказ, в котором, хоть и не было слов, но зато отчётливо различались чувства. Конечно же, в "Норе" не произошло никаких изменений, во всяком случае ощутимых, иначе бы заботливая миссис Уизли тут же поделилась бы с Андромедой или хотя бы изменилась бы в лице. А улыбка, тёплая и слишком хорошо знакомая, не покидала солнечного лица рыжеволосой подруги, да и брови не напоминали озабоченные тучи, как обычно происходило, когда она волновалась о домашних проблемах. Нет, Андромеда слишком хорошо знала свою любимую миссис Уизли, чтобы сомневаться в правдивости её слов и верности своих суждений. Едва ли миссис Тонкс обладала какими-либо выдающемися интуитивными способностями, но в этом случае они были и не нужны: Молли Уизли всегда была открытой книгой, не отгораживаясь и не скрываясь от окружающих. В любом случае, Андромеда была счастлива слышать, что все было хорошо. И пусть подруга ни словом не обмолвилась о себе, уже не впервые раз за все время их знакомства, было совершенно очевидно, что она непременно  счастлива, потому что, как и любая мать, своё вдохновение и радость она черпала в успехах и улыбках своих малюток. Меде оставалось лишь качать головой, улыбаясь и смеясь. Потому что она понимала, что ждать рассказа о своём настроении и новостях от Моллс - все равно что летом, сидя у моря, смотреть на небо, надеясь на появление снежинок, закрученных ветром по никому не известной схеме, танцующих в своем тайном ритме под такую же тайную мелодию. Занятие бесполезное и совершенно безнадежное, заранее обреченное на поражение. Но Андромеда Тонкс никогда не боялась такой ерунды, верно? А потому она продолжала пытаться. И в следующую их встречу она непременно задаст этот вопрос ещё раз, поставив его на первое место, возможно, даже использует его вместо приветствия, хотя так сложно отказаться от традиционных тёплых объятий, напоминающий осенние вечера у камина.
Толпа действительно сгущалась, и Меда остановилась вслед за подругой, пытаясь выискать пути прохода. Конечно, она рассчитывала заглянуть в любимый с детства магазинчик, но, судя по всему, нужно было быть настоящим самоубийцей, что бы попытаться проникнуть внутрь сегодня. Почему сегодня? И в чем была причина подобной активности? Конечно же, миссис Тонкс не знала ответов, но в данный момент ей не очень то и хотелось их выяснять. Все, что ей сейчас хотелось - поскорее убежать отсюда, пока не нахлынуло ещё большее количество волшебниц, а очевидно, что их число преобладало над представителями противоположного пола. Она вообще не любила большие сборища, особенно неорганизованные и хаотичные. Возможно, это осталось с детства, когда её с сёстрами заставляли посещать совершенно скучные, но непременно многолюдные мероприятия, во время которых было буквально нечем дышать и все время приходилось выходить на улицу, чтобы вспомнить, что такое кислороды и какова его целительная сила. Впрочем, сейчас прошлое не имело совершенно никакого значения. Ведь оно прошло, пропало в нескончаемом потоке времени, скрылось в его водах навсегда. Безвозвратно.
-Давай, пойдём...- Андромеда открыла было рот, чтобы показать подруге путь, более или менее безопасный, но она не успела договорить. И в воздухе эти слова повисли никем не замеченные. Оставленные один на один со своим вечным зимним спутником - паром. Да и тот уже вздымался, клубился и потихоньку рассеивался, ускользая куда-то к небесам. Ее остановил громкий и звонкий возглас подруги: Молли стояла на месте и выглядела так, словно её только что поразили заклятием. Меда изогнула бровь, не понимая, зачем ей понадобилось вспоминать мерлинову бороду, в конце концов, кажется, ничего особенного не произошло, или...?
- Тотти Кто, прости? - Андромеда вопросительно уставилась на подругу. Кажется, она ещё никогда в жизни не была так удивлена, впрочем, конечно же, это было относительное суждение, потому что удивление всегда кажется слишком сильным, чтобы можно было сравнивать его с другим. Итак, причина резкой остановки и не менее резкого восклика была Тотти Чепуха, то есть Тотти Дривел. Говорящая фамилия, верно? Андромеда засмеялась, звонко и заливисто, хотя, наверное, не так громко, как смеялась миссис Уизли. А потом заметила, что подруга смотрит совсем серьёзно. Значит, не шутка. Меда уже задумалась над тем, какие книги могла написать сия писательница, но Молли ответила на незаданный вопрос. Названия были весьма говорящие, впрочем, как и имя. И тем более фамилия. Меда всегда знала, что Молли была независимой девушкой, тем более в том, что касалось её свободного времени, но, если честно, она не могла представить, чтобы такая умная волшебница читала подобный сорт литературы. Верно, значит, говорят, что даже если кажется, что знаешь человека, это не значит, что он не сможет тебя удивить.
- Честно признаюсь, впервые слышу. - Меда постаралась говорить серьёзно, но, кажется, её рыжеволосой спутнице было все равно. Девушка не была уверена, что ей хотелось знать про данную писательницу, потому что и так казалось, что современная литература находится в ужасном упадке, а теперь избавится от этого ощущения казалось просто невозможным. Но она заметила умоляющий взгляд подруги, такой преданный и восторженный. Она могла поклясться, что в этот момент Молли Уизли была сущим ребёнком, младше Нимфадоры, а перед этим миссис Тонкс никак не могла устоять. Она подумала, что нужно бы дать шанс. Во всяком случае постараться, это же не так уж и сложно, правда?
- Но я совсем не против заглянуть, ведь всегда нужно знакомится с чем-то новым, верно? - она, улыбаясь, потянула за собой подругу, направляясь в самый эпицентр бури. Хотя, пожалуй, столпотворение подобного рода скорее нужно было называть апокалипсисом, ведь женщины, особенно те, чьи одинокие сердца находят единственную отраду в подобных романах, зачастую бывают очень жестоки и изворотливы: того и гляди, пройдут по твоей голове и даже не заметят возмущённого возгласа.
- Прошу прощения, извините...- то и дело Андромеда извинялась перед тем, кого случайно задела или когда задевали её. Первое правило - вежливость. Нужно всегда о ней помнить, иначе мир превратится в хаос, наполненный озлобленными людьми с мыслями о ненависти и мести. Она взяла с полки экземпляр, даже не посмотрев на название. Кажется, на книге она успела разглядеть нечто, похожее на слова "Единственное непростительное заклятие - любовь" или что-то в этом роде, но Андромеда не могла быть уверенной из-за наличия огромного количества завитков и ужасно раздражающей пары на обложке, которые неустанно улыбались покупателю.  Второго взгляда на обложку она бы не выдержала.
- Кажется, все это из-за выхода новой книги.- она протягивает экземпляр Молли. - Думаешь, она будет раздавать автографы? - Андромеда улыбается, потому что до сих пор не верит, что стоит в самом центре мероприятия, над которым она бы смело посмеялась. Но ей хочется сделать приятное подруге, которая, девушка уверена, с удовольствием пошла бы с ней на край света, лишь бы порадовать ее и подарить хоть одно счастливое мгновение. Поэтому Меда не смеётся, хотя, кажется, она не удержит смеха, когда появится сама автор. Судя по тому, во что одеты её фанаты, кажется, главный фан клуб - в углу стоят три женщины, одетые в совершенно одинаковые парики в стиле 18 века и мантии, которые отличаются огромными воротниками и невероятными узорами. И все это сверху залито огромным количеством перьев и блёсток. То ещё зрелище. Кажется, даже Молли выглядит здесь серой мышкой, что уж говорить про Андромеду, чьё бежевое пальто и вязанный шарф в цвет её глаз, кажется, совершенно не существуют в этой вселенной. Им просто нет здесь места, потому что все спокойные цвета и любой здравый смысл во всех его проявлениях превращается в ничто, собирается в тени и исчезает с восходом солнца - с появлением мисс Тотти Дривел, местной звезды и наместника Солнца. И до боли знакомый "Флориш и Блотс" вдруг превращается в совершенно посторонний магазинчик, лишенный своей свободы и атмосферы на ближайшие два или три часа, пока не закончится представление.
-Хочешь подойти поближе? Кажется, вот там будут подписывать экземпляры. - она протягивает свою бледную руку, указывая на небольшие возвышение и необычной формы стул. И в эту секунду появляется сама писательница. Свет выключается, и освещённая заботливыми палочками организаторов шоу, появляется Тотти Дривел во всем своём великолепии и диком наряде. Меда не удерживает смешок, но, кажется, его никто не слышал: маленький зал взрывается аплодисментами, и, кажется, кто-то падает в обморок. Ну надо же!

+3

7

Загораются восторгом шоколадные глаза, бледные пухлые губы растягиваются в совершенно искренней и самой настоящей улыбке ( подобную, в общем-то, редко удаётся повстречать на своём жизненном пути), и копна рыжих волос даже как-то тускнеет на фоне горящего радостью лица (такого светлого и сияющего, что даже хочется зажмуриться, чтобы не повредить глаза), слегка покрасневшего от удовольствия и морозного воздуха, особенно в области щёк. Молли внезапно теряет десяток лет и становится невозможно похожей на ребёнка - на своих мальчишек, в частности - которому внезапно и просто так повезло выиграть в лотерею самую большую сладость на свете, о которой он мечтал и о которой он просил в течение целого года. И так очаровательно сжаты в улыбке её губы, так мило и нежно смущение и восторг сочетаются в её пронзительном взгляде, что Молли можно было бы простить в эту минуту, кажется, все что угодно: и излишнюю, порой, прямоту, и любовь к странным вещам, включая музыку и литературу. Да она так рада, что, можно поклясться, вот вот запрыгает на месте, хлопая в ладоши и заливаясь смехом! Точно ребёнок... невозможная, словно ребёнок. По-другому не скажешь.
Когда Меда берет её под руку и ведёт сквозь толпу в эпицентр всей этой шумихи и суматохи - в книжную лавку "Флориш и Ботс" - Молли чуть не пищит от восторга и, несколько раз прижимаясь к подруге, обнимая ее таким странным образом, чувствует себя абсолютно счастливой, но не заслужившей подобного счастья. Выделяющаяся своей одеждой, но ещё больше - огромными горящими глазами, Моллс, разумеется, ничего не скажет Меде, но пообещает себе мысленно, что никогда не забудет этой минутой и в ближайшее время отплатит подруге чем-нибудь таким же замечательным, как то, что сегодня она подарила ей.
-Тоти Дривел, кстати говоря- миссис Уизли то поворачивается к своей подруге, то отворачивается от неё, то смотрит наверх, то назад - и все это так стремительно, так быстро и легко, что в воздухе, кажется, разлетаются снежинки, словно отскакивая от её рыжих локонов, пестрящих то тут, то там, безукоризненно следуя за каждым движением Молли, стремясь обрамлять её лицо в любую секунду и в любом положении. Активная, горящая, но не сгорающая своей этой по-детски искренней радостью, солнечная Молли как бы между прочим заводит свой любимый разговор о такой же любимой писательнице, решая, что, раз уж они идут на встречу с ней, ангелу Меде - ее милой маленькой девочке - будет совершенно необходимо знать о ней несколько мелочей - скромных, но достойных уважения, по мнению мисси Уизли, фактов из биографии Тоти Дривел.- одна и самых влиятельных волшебниц в литературных кругах этого года. Не помню, где я это вычитала, но она не то на восьмом, не то на девятом... в общем, входит в десятку самых талантливых волшебниц десятилетия и...- многозначительная пауза, во время которой Молли переводит дыхание, ибо все предыдущее она произнесла буквально на одном дыхании, без запинки и остановки со скоростью, которой позавидуют любые политики и участники различных дебатов, и даже коротко кашляет, руками плотнее прижимая шарф к горлу  - быть может, от холодного воздуха, попавшего с разговором в горло. -ее последняя книга целых пять недель подряд была самой продаваемой книгой по всей Британии! И это я ещё не говорю про различные её международные награды, которых, к слову, тоже накопилось немало..- Молли в таком восторга, словно она сама получила только что какую-то премию (а впрочем, и тогда её глаза не сияли бы так ярко) и внимательно всматривается в лицо своей подруги, как бы стараясь добиться от неё такой же реакции, в безнадежных попытках угадать по суровой бледности и такой контрастной на этом фоне тёплой улыбке, о чем думает Энди и что, в частности, она думает по поводу нового дарования в литературном мире. Однако, судя по всему, попытки донести до Андромеды Тонкс того восхищения, которое испытывает сама Молли к писательнице со странной фамилией, не имеют особого результата, что, впрочем, не сильно расстраивает миссис Уизли: она, как совершенно мудрая женщина, понимает, что вкусы у всех разные и что, подобно Артуру, Меда может назвать эти книги бессмыслицей и просто посмеяться -по-доброму, безо всяких издёвок- над глупышкой Молли, что в одном своём качестве, пожалуй, не отличается от всех домохозяек во всем мире - своей преданной любовью к женским романам.
Если снаружи толпа казалась непроходимой, то внутри образовалась настоящая давка. И во внезапно нахлынувшем страхе быть растоптанной - Молли все же была невысокого роста и совершенно хрупкой по сравнению с некоторыми волшебницами (настоящими фанатами, судя по всему, что готовы были, кажется, на все, лишь бы дотронуться до своего кумира) - она выставила локти по обе стороны от себя, готовясь отражать любые посягательства на своё личное пространство. Благо, Энди тоже не собиралась со всеми церемониться, потому, бросая всем подряд "простите" и "извините", обе девушки, крепко держа друг друга под руки, кое как пробились в центр зала, который был совершенно неузнаваем со сдвинутыми стеллажами и развешанными по всюду постерами с изображением обложки новой книги. Молли смотрела по сторонам, пытаясь увидеть саму Тоти Дривел, но все было безуспешно: очевидно, писательница ещё не явила себя публике.
На предложение подойти поближе к месту, где, скорее всего будет производиться раздача автографов, Молли кивнула резко и коротко: вся эта толпа делала её совершенно растерянной и смущенной. И, не будь рядом Меды, миссис Уизли совсем растерялась бы.
-Столько народу!- она почти срывалась на крик в попытках быть услышанной посреди всей этой суматохи. Они наконец смогли пробиться поближе к дальнему концу зала, где стоял стол и стул, заранее приготовленные для автографсессии и где народу, по необъяснимым причинам, было не так много. Моллс крепко сжимала в свободной руке книгу, которую передала ей подруга по пути к этому укромному местечку, и с жадностью рассматривала её, словно ничего дороже в своей жизни она не видела. А ведь ничего сверх необычного это издание собой не представляло: дешевая бумага, мягкий переплёт и совершенно кошмарная колдография писательницы на обороте. Только в этом была вся миссис Уизли: она настолько любила эту жизнь, что даже мелочи могли казаться ей ценностью, какой на свете равных нет. И простая улыбка вдруг становилась дороже золота на счётах несчастных богачей.
-Спасибо, что согласилась зайти!-на этот раз её голос растворился в криках толпы ( в другом конце зала появилась главная звезда вечера) , но Молли твёрдо была уверена, что её нежное  касание мягкой тоненькой ручки Андромеды не осталось незамеченным. Благодарность на лице рыжеволосой женщины сменилась восторгом и предвкушением чего-то совершенно удивительного, и, подобно мечтателю, она с замиранием сердца смотрела, вглядывалась в темноту, где секунду спустя начинали светиться палочки, приводя в восторг подливу и вызывая вопли счастлив и приветствия.
Очень скоро Молли заметила и саму Тоти. Она, неизменно следуя своему образу, предстала перед публикой ярче и эпатажнее обычного: на голове парик восемнадцатого века, выкрашенный в безумные цвета, каких, кажется, даже в природе не существует; платье блестит от переизбытка блёсток и переливается от большого количества перьев; весь её облик, в целом, скорее театральный и, если не знать, кто такая Тоти Дривел, легко можно подумать, что это представление в театре или даже скорее в цирке.
Но Молли отлично знала, кто такая мисс Бессмыслица ( как её окрестили в прессе) и потому с таким восторгом приветствовала ее пышные речи и громкие слова благодарности.
-Правда она скромная? Словно она сама из народа, таких же простых людей, как мы с тобой?-шепчет с замирающим сердцем  миссис Уизли на ухо своей подруге в совершенном восторга, когда миссис Дривел (к слову, незамужняя, но зовущаяся подобным образом из-за своего приличного, но ещё непочтенного  возраста) пускает слезу прямо в свете софитов, рассказывая о тернистом пути на вершину, туда, где она -самая яркая заезда этого столетия- имеет честь находиться теперь.
-Великолепная и сияющая миссис Тоти Дривел вернется к своей публике через несколько минут, чтобы подписать купленные книги и ответить на все ваши вопросы!- звучит голос одного из организаторов, вслед за которым гаснет свет. Когда же он опять включается -на этот раз целиком и полностью- главная особа этого мероприятия исчезает со сцены в бесследном направлении, видимо для того, чтобы дать "своей публике" отдохнуть от её сияния и великолепия.
Молли же в полном восторге поворачивается в Мёде и, хватая её под руку, тянет подругу в уже начинающую организовываться очередь. Они, конечно же, попадают практически в начало (если можно так сказать, учитывая, что вперед успели втиснуться ещё 15-20 более проворных волшебниц), и восторженная и абсолютно счастливая миссис Уизли, отталкивая локтями пытающихся отодвинуть их волшебниц и косо смотря на тех, кому это удаётся впереди, где её силы не достают, обращается к Меде:
-Что скажешь, дорогая?- её милая девочка не выглядит такой же восторженной, но Молли надеется, что не так уж и не приятно ей здесь быть. -Ты не хочешь взять себе тоже экземпляр?-она взглядом указывает на книгу в своих руках и снова бросает пронзительный взгляд на белокурую девушку, решившую встроиться вперёд них. К слову, она, фыркнув, быстро передумала.
Честно сказать, Моллс никогда не зависите от чужого мнения, но, разумеется, потерять уважение в глазах своих родных для неё не пустой звук. К счастью, со своим ангелом она может об этом не волноваться: британка уверена, что Энди никогда не подумает о ней плохо из-за этой её любви к дешевым романам. И пускай она улыбается снисходительно. Все равно за этой улыбкой Моллс видит нежность и глубокую любовь.

+3

8

Андромеда Тонкс пытается уложить в голове все эти факты, которые рыжеволосая и, честное слово, очень талантливая волшебница ещё несколько минут назад с жаром, совершенно не свойственным стоящему вокруг морозу, выкладывала, делая паузы только для того, чтобы вздохнуть: без кислорода, даже такая чудесная женщина, как Молли, ещё обходится не научилась. И, честное слово, она очень пытается усвоить их и сопоставить с тем, что предстало перед толпой восхищённых фанатов на сцене. Почему же ей не верится, что это чудо в перьях, в прямом смысле этого старинного выражения, получило множество международных наград? Почему же Меде с трудом представляется, как миссис Дривел получает все эти почести, включая такое почётное (!) место самой продаваемой книги на протяжении нескольких недель? Почему сейчас ей скорее хочется смеяться, но никак не восхищаться волей и стремлением к своей мечте женщины, рыдающей на сцене в парике цвета увядшей и никак не возвращающейся молодости? Или даже детства, кто знает, у кого-то оно, порой не проходит, верно? Она не знает, как ответить на все эти вопросы. Но почему-то абсолютно уверена, что, стоит ей их озвучить - в зале тут же найдётся яростная дамочка, которая с великим удовольствием ответит на них и, даже если не убедит волшебницу в своей правоте, всё равно продолжит попытки, пока кто-нибудь не спасёт Андромеду от печальной участи: погибнуть от перегрузки мозга не очень то хочется. Она старается. Честное слово, Меда старается изо всех сил. Ведь она не понаслышке знает, что такое предвзятое мнение. И ей ли судить о ком-то только из-за того, что этот человек отличается во взглядах или поступках? Никто не идеален, и искать этот далёкий и несуществующий эталон - пустое дело, потому что, как не повторить прошедшей секунды, так нельзя и повторить человеческую натуру, даже если очень сильно постараться. Потому миссис Тонкс старается понять восторженный взгляд милой Молли Уизли, которая, кажется, способна радоваться любому человеку, любой чепухе и любой, очевидно, Бессмыслице. Меда думает, что пора бы брать с неё пример, потому что такая любовь к мелочам по-настоящему зачаровывает и поражает. Кажется, это и есть то самое очарование и особенное волшебство невероятной миссис Уизли. И Меда не может сдержать улыбку, возможно, немного немного снисходительную, возможно, по-матерински опекающую, но очень тёплую. Гораздо теплее, чем было предназначено ей судьбой.  Андромеда слушает внимательно слезливую историю миссис Дривел, то есть "просто Тотти", ведь все её фанаты - большая семья и уже её самые близкие друзья (в этот момент в конце зала раздаётся громкий всхлип и крик, сообщающий о глубокой любви к писательнице). Она послушно впитывает в себя пронзительный рассказ о невероятно тернистом пути эпатажной волшебнице, в конце которого она нашла своё счастье и призвание. Толпа умиляется, сообщая об этом общим вздохом, а писательница удаляется, чтобы привести себя в чувства и давая возможность посетительницам успокоиться и вытереть слёзы с лица. Вокруг вдруг стало слишком сыро.
-Что ж, милая, я бы сказала, что она скорее необычная.   - эпитет скромная, к которому с такой наивностью прибегла миссис Уизли заставляет меду лишь многозначительно улыбнуться уголком пухлых губ и также загадочно дёрнуть бровями, собрав несколько складочек на лбу и тут же их разгладив. Миссис Дривел, при всём уважении к её персоне, напоминала скорее нарцисса, который не устаёт любоваться своим великолепием. Клубок из блёсток, перьев и невероятно ярких цветов. И, пожалуй, таких же броских слов, удачно подобранных наборов фраз, придуманных ни ею и уже давным-давно существующих в нашем мире. Конечно, они цепляют за сердце, находя нужную мелодию, прочно поселяются в сердце тех, кем управлять проще всего - заботливыми матерями и жёнами или просто одинокими женщинами, кому очень хочется найти того самого. Они, как правило, и являются носительницами самых больших сердец. Отличное пространство для творчества, ведь что может быть проще, чем заполучить внимание столь доверчивой публики, которая так привыкла к слову "любовь". Но Андромеда снова останавливает себя, напоминая, что нужно быть терпеливее и верить в людей. Кто мешает ей увидеть что-нибудь хорошее в человеке? Кто мешает поверить в писателя, который, на первый взгляд, кажется пустышкой с кучей комплексов и манией величия? Только ей гордыня или осторожность. А возможно, и то и другое. И это пугает её больше, чем что бы то ни было на свете. Во всяком случае сейчас. Потому что люди просто так не меняют взглядов. Потому что, чтобы это случилось, должен случится конец света. Вот и Андромеда не может избавится от привычек, которые она так старательно впитывала себя когда-то в школе, когда-то в детстве и вообще когда-то. В другой жизни. И её пугает то, что периодически они напоминают о себе, как задремавшая на время болезнь. Она боится того, что они навечно останутся с ней, загоняя её в ловушку всё сильнее и быстрее. Она верит в изменение. Едва ли ей сомневаться, когда её собственная жизнь изменилась так круто в одну секунду. Но что если всё это невозможно? И что если эти изменения невозможны? Ведь недаром говорят, что такое не случается за несколько дней. Недаром говорят, что такое занимает всю жизнь. И даже больше, если есть вообще что-то большее. И Меда сомневается, потому что не знает, изменилась ли она в тот день, когда впервые услышала голос своего будущего супруга. Такие мысли не часто посещают её голову, но когда посещают - пугают до дрожи в коленях, потому что внезапно всё вокруг превращается в ничто и мир вокруг перестаёт казаться реальным. ещё немного - и она проснётся не в своей кровати, где-то далеко в мире древнейших и благороднейших. Но стоит только миссис Тонкс напороться на улыбку своей рыжеволосой подруги, как всё меняется. Переворачивается с ног на голову, и вдруг темнота становится светом, а грусть превращается в радость. На такое солнце просто невозможно реагировать, и тёплая ободряющая улыбка гонит прочь все дурные мысли, освобождая Меду от ненужных забот. Она превращается в только что выпавший снег, чистый и наивный, ещё не тронутый тяготами и заботами нашего сложного мира.
-Начало было многообещающим, правда? - Андромеда избегает прямого ответа, кружа вокруг него, как всё тот же самый снег, который не хочет покрывать своей белизной прекрасную розу. Она не хочет ранить сердце подруги и потому пока молчит. Она сказала достаточно, не соврала, но и не открыла всего. Конечно, Меде не понятны все эти перья, блёстки и накладные ресницы и парики, за которыми "восходящая звезда, центр своей собственной галактики", по мнению афиш, практически ничего не видит и едва ли способна разглядеть хотя бы свой нос. Хотя своё великолепие она всегда заметит, как и подобает человеку её масштаба. По всюду в магазине развешаны афиши, плакаты и баннеры, с которых улыбается всем и каждому, задорно подмигивая теми самыми накладными ресницами, похожими на павлиньи перья. Миссис Дривел явно наслаждается собой и теми эпитетами, которые огромными буквами прописаны на листовках. Эпичная, потрясающая, величайшая, мастер слова и прочее и прочее. Меду они, пожалуй, забавляют. И отчего-то она уверена, что ещё год или два - и от этой подающей надежды писательницы не останется и следа. Ну разве что полное собрание пыльных книг с невыносимыми яркими обложками и глупыми названиями, которые непременно сохранятся где-нибудь в чулане или дырявом и никому не нужном котле, оставшемся после неудачного эксперимента с зельем. Но Меда никогда не была прорицателем и потому не хотела загадывать и уж тем более желать подобного этой женщине, явно страдающей от недостатка внимания и имеющей за пазухой целый набор различных комплексов и манию величия. -Знаешь, пожалуй, возьму. - Андромеда смущается под пристальным взглядом шоколадных глаз. Молли Уизли, должно быть, один из немногих людей, которые могут застать Меду врасплох. И сейчас ей кажется, что рыжеволосая подруга поняла, что ей не всё договаривают. Потому разговор переводится на небольшую книгу в ужасно пёстром одеянии, которая, кажется, сама недовольна своей участью и историей, которую мисс Дривел решила в ней изложить. Бумага всё стерпит. Правда или ложь? В любом случае, Меда крепко держит в руках экземпляр, боясь даже заглянуть внутрь или хотя бы на обложку. Ей хватило в прошлый раз, ещё раз такого великолепия она могла бы и не вынести. Андромеду снова спасают. В зале появляется сама автор, которая, пританцовывая, садится на свой стул-трон, заранее отодвинутый для неё. Всё блестит, всё сияет, толпа кричит и хлопает, поражаясь её великолепию. Очередь двигается медленно (Меда всё это время поражается, как они оказались так близко к эпицентру. Способности бойкой Молли, кажется, сильно недооценивают.) в основном из-за того, что каждый, кто норовит подать писательнице книгу на подпись, считает своим долгом сообщить о том, как её книги изменили жизнь данной особы и каким примером для подражания она стала и прочее и прочее. А потом, заливаясь слезами, каждая бормочет о самом счастливом дне в её жизни и ещё долго стоит, греясь в лучах своего кумира, пока её не выталкивают следующие претендентки на расположение автора всех этих бессмысленных романов. Наконец, настаёт очередь двух подруг.
-Ну-с, как зовут моих вкусняшек-очаровашек? Вы такие милипулички! - Тотти Дривел собственной персоной подмигивает, теряя при этом большинство своих перьев и ресниц, и тянется за книгами. Меда передаёт ей оба экземпляра и называет имена. И пока писательница аккуратно вырисовывает буквы, стараясь, судя по всему, добавить как можно больше всяких завитушек и "очаровашек" для каждой буквы, миссис Тонкс оплачивает обе книги.
-Пусть будет мой подарок, хорошо? - Меда улыбается, потому что ей нравится радовать свою подругу подобными мелочами. Видя мир невероятно прекрасным, она умеет ценить пустяки и светиться от них чуть ли не больше, чем от по-настоящему важных вещей. И Меда поражается этой способности, мечтая когда-нибудь стать точно такой же: яркой, открытой и совсем не похожей на бледное созвездие, чей свет давным-давно иссяк, растратив его тысячу лет назад на глупые и нестоящие того вещи. Затем она открывает книгу, просто так, наверное, чтобы полюбоваться на огромную подпись и надушенный след от помады писательницы. Как мило! Но внутри она находит не только это.
-Посмотри ка, кажется, это билет на концерт. - Меда внимательно вчитывается в содержимое маленького листочка, немного позолочённого, видимо, чтобы хоть чуть-чуть соответствовать свету автора книги, в которую он был вложен.

+3

9

Очередь не становится меньше, но рыжей поклоннице странного и немного (совсем чуть чуть) глупого творчества нового дарования мировой магической литературы - миссис Тоти Дривел - совершенно не сложно стоять в этой толпе, мало напоминающей упорядоченный строй или хотя бы некое его подобие, и периодически отражать нападения со стороны - наглый попытки наглых же волшебниц и (иногда, очень редко) волшебников, желающий побыстрее пробраться к предмету своего почитания. Ей не сложно отталкивать таких людей своим пронзительным взглядом, звонким и резким кашлем, демонстрирующим ее к ним отношение, и, только в крайних и особо запущенных случаях, едкими комментариями по поводу того, что тот или иной человек решил пролезть без очереди, без зазрения совести оставив всех, кто честно стоит на своем месте, глотать пыль с его сапог и мантии. Правда, даже в этих случаях, женщина не обращается напрямую к негодяю / негодяйке, а, вроде бы даже тактично, комментирует всю эту ситуацию своей подруге, правда, к слову, слишком громко, чтобы инициатор этой особой войны остался безнаказанным и глухим к недовольству всех и, в частности, Молли, которая свое мнение высказывать не боится и, более того, говорит от лица всей толпы, уставшей томиться, как и наглец, на одном месте.
-Посмотри ка на это, дорогая! Какая наглость!- говорит в такие моменты бойкая миссис Уизли, расправляя плечи, поворачивая голову к своему маленькому ангелу, но непременно возвращая острый взгляд шоколадных глаз злодею, что так безпардонно решил нарушить всеобщий строй. Ее пронзительный голос - гораздо громче, чем обычно - стремительно разносится по залу, преодолевая даже гул толпы, словно остальные в солидарность и в качестве поддержки ее замечанию замолкают в одно мгновение и следят за продолжением этой схватки, и несомненно имеет огромную власть над всеми, кто решает пожертвовать временем остальных и своим честным именем: они краснеют и уже через долю секунды возвращаются на свое место торопливым шагом, подавленный и недовольные ни собой, ни рыжей женщиной с острым взглядом и еще более острым голосом. А Молли снова обретает спокойствие и равновесие, весело подмигивает Андромеде, пожимая плечами, и ведет себя остаток времени очень тихо и порядочно, не желая более испытывать природное смущение своей подруги и ее врожденную (или же приобретенную в суровых стенах Блэк-холла) терпимость и умение промолчать. Чем, к счастью или же к сожалению, Молли никогда не обладала и никогда, видимо, не сможет уже постичь этих благодатей, которые, безусловно, по всеобщему мнению, красят любую девушку: молчание и умение это молчание сохранять.
Когда Энди протягивает изящную маленькую ручку и берет и себе один экземпляр новейшей книги Тоти Дривел, миссис Уизли сияет и светится так, как никогда, кажется, в жизни. Она мягким движением дотрагивается до плеча подруги и ласковым взглядом шоколадных молочных глаз выражает поддержку, мол, ничего страшного нет и, посмотрим, вдруг тебе понравится и такие книги. Читая свою младшую спутницу, словно книгу, Молли видит насквозь, что та не привыкла к подобной литературе, что, в общем-то и понятно. На вкус и цвет, как известно... А впрочем, рыжая британка совершенно не стесняется своих предпочтений и не может уже и припомнить, когда день для нее не заканчивался громким храпом Артура под боком и несколькими главами какого-нибудь увлекательного романа. Кажется, еще в школе влюбившись в этот жанр, она не может расстаться с ним и сейчас, и, раз за разом перечитывая любимые места, Молли вдруг обретает то душевное равновесие, которого в любой момент жизни и любой человек - даже эта солнечная, казалось бы, невозможная оптимистка - может лишиться. Разумеется, литература не вся сводится у этой нелепой женщины к романам Тоти Дривел, в конце концов на книжной полке в "Норе" находится место и более традиционным писателям, в том числе и маггловской классике, на которой настаивает Артур, но все же необычайная неправдоподобность и излишняя наивность приковали к себе сердце домохозяйки в этих произведениях, поэтому так любовно она сжимает очередной шедевр, который -мягко и скорее всего про себя, чтобы не навлечь на себя гнев жены - высмеет дома мистер Уизли.
В общем то, для многих высокопарные слова кажутся неестественными, дешевые сюжеты - слишком сладкими и неправдоподобными, а постоянная и навязчивая идея любви, которая читается между каждой строки и после каждого предложения - странным и плоским, слишком простым, чтобы публика так сильно сходила с ума по этому жанру. Однако Молли не видит ничего наивного, слишком простого и однобокого в том, чтобы писать о любви и истории двух людей, который шли к этому чувству. Читая о трудностях, тяжелых испытаниях и утратах, о собственных ошибках, которые герои - страница за страницей - преодолевают на путь к своему счастью, своей судьбе, друг к другу, это нелепое рыжее создание видит мир таким, каким ей нравится его видеть: похожим на детские истории, где всегда все получают по заслугам, где упорство и труд способны свернуть горы, где настоящие чувства всегда вознаграждаются. А повороты сюжета, которые приносят главным героям еще больше размолвок и нередко разбрасывают их по разным местам... словом то, что так ненавидят и невыносят критики, ей кажутся вполне логичными... В конце концов, не ей, человеку, бросившему свою старую жизнь, семью и родных, чуть не потерявшую возможность общения с братьями - не ей осуждать подобные испытания и тем более жаловаться на их несбыточность и маловероятность.
К слову, Молли готова поклясться, что так же Тоти Дривел была бы в восторге взять за основу одной из своих будущих книг историю самой миссис Уизли или, тем более, Андромеды, обе, в общем-то, чем-то похожие.
С продвижением очереди, все отчетливее и отчетливее доносится до двух подруг голос светила современной литературы, и про себя Молли отмечает, что он гораздо выше и слаще, чем казался со сцены. Впрочем, большего она ответить не может - а если бы могла, отметила бы сильный  акцент и очень большое количество странных словечек, прозвищ и названий, которыми она раскидывается направо и налево, приводя фанатов в состояние опьянения и полуобморока - ибо с каждым новым отошедшим впереди человеком, то есть по мере приближения к Ней, все у нее внутри начинает трястись, млеть и робеть, и Молли, обычно такая бойкая и решительная, не может сделать ничего, как только подходит их очередь встретиться со звездой, кроме как глупо улыбнуться и глазеть на изобилие перьев, блесток и всевозможных колец на пальцах, словно богатства и роскоши недостаточно. Благо, Меда не теряется и сама называет имена, а затем платит за экземпляры. Ее рыжая подруга же находится в таком шоковом состоянии, что даже забывает возразить по этому поводу, и с легким трепетом принимает свой экземпляр все с той же глупой улыбкой на лице.
-Она невероятная- выдыхает все тем же трепещущим тоном, хотя, быть может, слегка пискливее, словно подражая тембру Тоти Дривел, и рассматривает свою книгу, любовно глядя на надпись "Очаровашке - Молли, с наилучшими..." и прочее и прочее. И пока миссис Уизли купается в восторге и радости этого знаменательного утра, их с Медой выносит из магазинчика толпой таких же счастливых и потому оглупевших волшебниц. Еще несколько минут она прибывает в таком состоянии, но потом резко просыпается и с укором смотрит на своего маленького ангела.
-Энди, милая, зачем ты заплатила за меня? - правда, глядя на беззаботные необыкновенные глаза и совершенное очарование миссис Тонкс, она очень скоро смягчается и с ласковой улыбкой складывает руки на груди, -Какой подарок? Ты о чем вообще! Нечего выдумывать, сколько она стоила? Давай, я...- рука миссис Уизли ускользает в сумочку - маленькую, цветную и очень смешную этой пестротой . Однако почти сразу же Молли сдается, ведь как иначе? Строгий взгляд Андромеды - слишком блэковский, но не такой суровый, а просто скорее безотказный - заставляет рыжую женщину сдаться , и она глубоким вздохом признает свое поражение. - Ладно, ладно, уговорила. Но это лишь потому, что я тебя очень люблю, а ты этим пользуешься, несносная девчонка!- бухтит, точно старушка, но с такой улыбкой и такими морщинками в уголках глаз, что поверить в ее сердитость совершенно невозможно. И на старуху она похожа не больше, чем ее маленький ангел. Он, к слову, похоже, пропустил мимо ушей все высказывания Молли и с интересом обнаружил в книге билет на какой-то концерт. С любопытством, миссис Уизли смотрит сначала на золотую бумажку в руках подруги, а затем открывает свой экземпляр и достает от туда точно такой же билет. Озадаченная, она берет книгу под мышку и, вцепившись в находку обеими руками, внимательно читает блестящие надписи на оборотной стороне.
-Ну надо же, Меда! - кажется, сегодня Молли готова поверить в самые глупые истории и в самые странные случаи. Не может так повезти человеку, но ей, кажется, все же везет. -Это же билеты на концерт Селестины Уолбег!- она загорается и сияет, в радостном порыве обнимает Меду и, если бы та не была выше, кинулась бы поднимать ее на руках.
-Милая, славная, Андромеда, нам необычайно повезло!- она хохочет , и все это выглядит как рождественское чудо: звон колокольчиков в ее смехе и падающие с неба снежинки, что так необычно выделяются на фоне рыжих волос и горчичного пальто.
Однако внезапно она останавливается, словно кто-то положил свою руку ей на плечо и повелел прекратить, напомнив о чем-то не слишком приятном. Она, ошарашенная и потому такая смешная, поднимает глаза на подругу и очень внимательно и серьезно спрашивает ее:
-Ты же знаешь, кто такая Селестина Уолбег, да?

+3

10

На улице заметно похолодало, но, кажется, стало светлее, если такое вообще возможно. Скорее всего дело в духоте, вызванной разгорячёнными поклонницами странной писательницы с не менее странным именем. Она появилась, должно быть, сразу же, как только сегодня утром "Флориш и Блотс" открыл свои двери для посетителей. Магазинчик никогда не отличался большим количеством свободного места, что уж говорить про сегодняшний день, когда управляемые одним желанием - увидеть своего горячо любимого кумира - волшебницы толпами валили внутрь, заполняя собой абсолютно всё свободное пространство, без умолку болтая и обсуждая каждую строчку из отчего-то полюбившихся романов. И Меда искренне рада оказаться на свежем воздухе: оказалось, что выйти из родного магазинчика намного проще, чем зайти в него. Во всяком случае в этот раз не пришлось работать локтями и беспрерывно извиняться перед повернувшимися под руку особами. Девушка застёгивает пальто, которое пришлось расстегнуть внутри магазина, чтобы не задохнуться и не получить тепловой удар. Удивительно, как пародирующие Тотти Дривелл поклонницы, копирующие её стиль, не попадали в обморок, не дождавшись свой идеал. В конце концов, подобного рода оперение служит достаточно хорошим заменителем меха и согревает не хуже любого пледа, а в данном случае - нескольких сотен пледов. Она аккуратно одну за другой вдевает пуговицы в  ожидающие их дырки. Движение настолько рутинное, что девушка сама не замечает, как её бледные пальцы движутся по заданной траектории. Кусочек наступающей зим, настоящей зимы, которая вступает в свои права владения только в январе, всё же попадает ей за пазуху, прежде чем Андромеда успевает замотаться в огромный шарф, которого хватает на несколько оборотов и всё равно остаётся с лихвой. Меда обожает подарки миссис Уизли за их уют и за их огромность - всегда остаётся ещё куча места, чтобы укутать замерзшие руки, ноги да и вообще любую часть тела. Очень предусмотрительно! Освобождённые теми же бледными руками волосы от тисков шарфа разлетаются темными локонами. Они выглядят ещё более тёмными из-за выпавшего снега, хотя на самом деле отливают каштаном, еле заметно, конечно, но так важно для миссис Тонкс. Она поворачивается и смотрит на подругу, которая не перестаёт улыбаться и удивляться, очевидно, заворожённая волшебством миссис Тотти Дривелл. Пожалуй, такую женщину стоит запомнить.
- Каждый раз, когда я хочу сделать тебе приятное - даже такой пустяк, как книга, ты называешь меня несносной. Разве это справедливо? - она вскидывает бровь, немного сурово смотря на рыжеволосую волшебницу. Молли всегда очень сложно уговорить принять подарок, даже на праздник, хотя сама волшебница всегда с радостью делает людям приятные сюрпризы, раздаривая чуть ли не само своё сердце, лишь бы увидите их улыбки. И Андромеду это по-началу очень удивляло и даже смущало: ну нельзя быть такой щедрой, таких людей просто не существует! А потом она поняла, что нельзя отнять у Молли этого качества, как нельзя представить её в сером и без её вкуснейших пирогов и причудливой "Норы". Что ж тут поделать?! И потому она стала искать ключи, каждый раз придумывать какой-нибудь убедительный довод, чтобы подарить что-то подруге. Ведь просто так она ничего не принимает и, если она сдаётся просто так, практически просто так, как в этот раз - почти без боя, поспорив всего несколько минут - это самая настоящая победа, которой Андромеда вправе гордиться ещё целый год, а может, и два, если растягивать от неё удовольствие как следует. Но она, конечно же, не злиться, зачем? Обычно Меда не терпит, когда её называют подобным образом, и уж тем более девочкой, но у Молли это получается по-своему солнечно и почему-то гораздо приятнее, чем самое ласковое в мире слово. И миссис Тонкс не возражает, чувствуя себя так, словно миссис Уизли может лепить из подруги любую фигуру, а та не будет сопротивляться. Но Меда знает, что она может доверять рыжеволосой девушке, ведь она не сделает ничего дурного. - Давай, милая моя девочка, - Меда старается скопировать манеру и интонацию миссис Уизли, похоже, безуспешно, - не упрямься и забирай эту великую ценность, ради которой мне пришлось совершить преступление всех времён. Вот, смотри, уже весь Визенгамот в полном составе спешит упрятать меня в Азкабан! - Меда смеётся, улыбается и радуется, видя, как лицо Молли сияет в ответ. И оно загорается ещё ярче, когда она смотрит на тот самый листок, который оказался билетом на концерт.
Для Андромеды - просто удача, но для Моллс, похоже, настоящее счастье. Девушка внимательнее вглядывается в лакированный листочек, который сияет на солнце, отражая каждый его луч, как бы возвращая его владельцу. Как ни странно, солнце светит достаточно ярко, хотя снег не переставая спускается с небес. Откуда он берётся? Кажется, что от такой яркости не должно быть ни одного сугроба и ни одной снежинки, но они, словно назло яркому свету, спускаются всё резвее, попадая на лицо и застывая на мгновение, чтобы потом скатиться вниз и оставить след в виде тоненькой дорожки после такой же тоненькой струйки растаявшей воды. Снежинки попадают и на билет, и можно смело любоваться их прекрасной формой. Такие правильные и сияющие, словно замороженные звёзды, застывшие в своём вечном сиянии. Но на клочке бумаги Энди не может найти подходящий ответ. Она видит только имя, которое едва ли говорит ей больше, чем радостный возглас миссис Уизли. Она видит время и фразу, сообщающую о том, что обладателя данного билета с огромной радостью ждут по такому-то адресу, чтобы вышеупомянутый смог получить бурю прекрасных эмоция и насладиться новейшими произведениями любимой певицы.Слишком много информации для Меды за один день. И она начинает всерьёз чувствовать, что безнадёжно отстала от реальной жизни, видимо, слишком уединившись в своём желто-солнечном мире, где нет никого и ничего, кроме любимого мужа, обожаемой дочери и редкой работы.
- Я верю, что нам повезло: в конце, концов, не каждый день вот так встречаешь двух, по-видимому, известных людей. Но, дорогая, я не имею ни малейшего понятия, о ком ты говоришь. Прости. - виноватый взгляд должен заставить миссис Уизли поверить в искренность слов её подруги. У Меды появляется чувство дежавю. Ведь не прошло ещё и нескольких часов с тех пор, как она вот так же, недоумевая, смотрела на Моллс, ожидая разъяснений. Уже во второй раз за  день волшебница встречает незнакомое имя. Действительно, удача! Но она не унывает, потому что Молли Уизли всегда рядом, чтобы помочь. Как она уже ни раз помогал. И будь то пригоревший обед или незнакомое имя, она всегда здесь, чтобы рассказать и объяснить так, чтобы Меда поняла и усвоила. Девушка искренне верила, что и в этот раз она получит нужные объяснения. Но рассказ мог и подождать, учитывая, что у Молли явно был наготове развёрнутый ответ, а возле "Флориш и Блотс" становилось слишком опасно. Кажется, в магазине закончились экземпляры книг, и назревала серьёзная борьба за остатки. Ураган надвигался, нужно было оказаться как можно дольше от его эпицентра. Итак уже девушки рискнули достаточно.
-Пойдём, Моллс. Ты можешь рассказать мне всё по дороге. - Меда, воспользовавшись моментом, подхватила подругу под руку и повела вниз по улице. Они шли не долго, прислушиваясь к звуку хрустящего снега, который, словно, послушная глина или пластилин принимал любую форму. В данном случае послушно изображая подошвы двух волшебниц. Меду этот звук гипнотизировал. Она всегда любила его, ещё с самого детства, когда он напоминал ей о призраках и далёком будущем. Сейчас она уже не думала об этом, но всё же наслаждалась создаваемой мелодией, которая хрустела по-особенному в зависимости от человека, чьи сапоги создавали его ноты. У Молли это было нечто радостное, волшебное и счастливое. Кажется, именно так звучит летний ветер и осенний листопад. Сама же Меда слышала, как из под её сапог вырывался хруст, больше похожий на шуршание океана и свежую простынь, идеально отглаженную  и потому шуршащую при каждом движении. Так они шли, пока не наткнулись на уютный паб - очевидно, очередное новое место в Косом переулке. В последнее время волшебники частенько открывали какие-нибудь заведения, видимо, чувствую светлое и радостное будущее, в котором не было печалей и забот. Хоть бы так оно и было!
-Давай зайдём, и там ты расскажешь мне про эту Селистину Уолдерсон, и заодно подождём её концерта. Время ещё есть. - Меда совсем не была уверена в том, что правильно запомнила имя певицы, а лезть в сумку за приглашением совсем не хотелось. Она надеялась на слух и свою память. В любом случае, звучало похоже. Она поманила подругу в сторону забегаловки и рванула ручку. Дверь открылась достаточно легко. Вместе с тем зазвенел колокольчик, возвещающий о приходе новых посетителей. Внутри всё было украшено под стать приближающемуся празднику. Людей было немного, очевидно, большая часть всё ещё пропадала в книжном, желая заполучить заветный экземпляр. Отличное место, чтобы скоротать время. Да и даже с порога можно было почувствовать запах корицы и сливочного пива. меда увидела столик у большого окна, больше похожего на витрину магазина. Возможно, когда-то здесь он и был. И расположилась на мягком стуле, напоминающем о домашнем кресле. На столе горела небольшая свечка, напоминающая об огне. А за окном всё так же сыпал снег, не беспокоясь о причиняемом многим неудобствам.

+3

11

Билет с золотыми буквами и поблескивающими при свете яркого солнца краями, аккуратно вложенный в трепетно сжимаемую маленькими, но сильными ручками, привыкшими так же сильно сжимать и держать вещи куда более ценные для других, но такой же ценности для нее самой,  книжку с явным намерением ни за что и никогда не выпускать ее из своих бережно укутанных в пушистые варежки ладоней, словно этот экземпляр нового несуразного романа такой же странной и несуразной писательницы - величайшее сокровище, когда-либо доставшееся ей на ее жизненном пути, равных которому нет и, по всей видимости, не будет, все еще стоит приятным воспоминанием, ведением, а, быть может, даже миражом перед ее шоколадными глазами, сияющими, точно звезды, если не ярче, горящими, словно пламя, если не теплее. У Молли улыбка на лице почти что до ушей и такой растерянный вид, словно ее только что огорошили чем-то слишком большим и трудным для быстрого восприятия, и вот она, милая глупышка, пытается переварить всю ту пищу для размышлений, что принес на своих крыльях этот удивительный день. Никак не способная поверить в свое счастье, эта маленькая женщина идет под руку с более трезво соображающей подругой, и уже представляет удивление на лице мужа и детей, когда она расскажет, как чудесно и удивительно обернулась их с Медой обыкновенная прогулка в самый непримечательный из всех дней, что только есть в году. Она уже в красках представляет, как будет сидеть вечером в своем любимом кресле с вязанием в руках и, греясь возле небольшого камина, рассуждать о щедрости судьбы (в которую Артур, разумеется, не особо и верит) и странном везении, что обрушилось утром шестнадцатого декабря на двух выходных мам, которым повезло не только вырваться из семейного гнезда от обязанностей и бытовых дел, но и сорвать огромную удачу в виде встречи с любимой писательницей рыжей волшебницы и концерта глубоко обожаемой ею певицы.
- Меда, Меда... -- в шутку изображая разочарование и недовольство на своем порозовевшем от мороза лице, Молли едва может сдержать смеха, но, наученная опытом общения с целой сворой своих детей, она все же преодолевает себя и не выпускает смеха наружу, как бы глотая его и, потому, немного проглатывая начало новой фразы. - Как же так! А я ведь не пропускаю ни одного ее концерта в Рождество! - снова качает головой, но уже с улыбкой и такой теплотой в глазах, что, кажется, вокруг очень явно чувствуется запах ароматного какао с корицей и зефирками, подтаявшими от горячей среды, в которую их поместили заботливые материнские руки.
- Ладно, ладно... - тяжелый вздох, что паром остается на ее бледных губах и застывает в воздухе на несколько мгновений какими-то странными фигурами и рисунками, расплавляя снежинки, что несчадно падают с яркого от по-зимнему холодного солнца неба, усыпая плечи прохожих и их головы пушистыми хлопьями невероятных размеров. - Не будь к себе слишком строга, в конце концов, ты не обязана любить или даже знать о тех писателях или певицах, которых так любят такие тетки, как я... - словно читая мысли подруги, изрекает смеющаяся Молли и только крепче сжимает руку Андромеды с явным намерением ободрить и поднять настроение. От холодного воздуха у миссис Уизли начинает покалывать на концах пальцев и не на шутку болит нос, словно, как часто говорят детям, мороз действительно может и любит кусать за открытые части тела неосмотрительных людей. Надвигая шапку пониже - она, негодная, снова сползла слишком высоко, оголяя рыжую челку и начало такой же рыжей макушки - и шмыгая носом (на воздухе у Молли всегда начинается насморк), она с огромным восторгом окликается на предложение зайти в первый попавшийся паб, который, к слову, выглядит очень даже уютно и, что самое главное, тепло, и переждать там то время, что остается до концерта. Сияя в ответ, женщина хочет снова рассыпаться комплиментами, словами благодарности и заверениями в вечной любви и привязанности перед своей маленькой девочкой, но вовремя закусывает губу: вряд ли Андромеда - этот смущающийся от похвалы ангел - переживет еще одного наступления невозмутимой волшебницы и тем более будет чувствовать себя так же легко, как сейчас. А сейчас она - само спокойствие и радость - идет в безмятежном спокойствии, улыбаясь снисходительно и тепло своей восторженной Молли, быть может, даже в догадках, почему самые невзрачные и пустые вещи приводят ту в такой восторг и такую радость, которую, порой, обычному человеку не испытать за всю свою жизнь.
Правда, Молли никогда не была "обычной". В этом, в общем то, и есть весь секрет.
Кивая активно и энергично - как она умеет и совершенно очаровательно - на каждое предложение своего ангела, миссис Уизли даже пропускает мимо ушей такой острое и режущее по слуху ужасное искажение фамилии ее любимой певицы, лишь про себя поправляя "Уолбег, дорогая, Уолбег...". И все это лишь ради того, чтобы не тревожить безмятежное спокойствие прекрасного лица миссис Тонкс, которое своей бледностью и безмятежностью так отличается от ее собственного, кричащего о радостном настроении и раскрасневшегося, словно она только что пекла пироги. Но в этом то, на самом деле, и состоит главная прелесть их дружбы: такие не похожие друг на друга, но тем немение, все же пересекающиеся в некоторых вещах, они смогли уцепиться друг за другу и превратить простое случайное знакомство (Молли, к слову, уже и не вспомнит, когда и где это было) в нечто большее и действительно прочное. Это, к слову, несколько мыслей об удивительности и уникальности мира и цепочек событий в нем.
- Какое милое место! - сразу же щебечет миссис Уизли, еще до того, как колокольчик над дверью, что закрылась за ними, впуская в нагретую и удивительно уютную комнату потоки холодного зимнего воздуха, который, к слову, очень быстро растворяется в теплом помещении, перестал звенеть, сообщая о приходе новых клиентов. Меда, с видом знатока и совершенно безошибочно, находит лучшее место во всем небольшом холле, и Молли не остается ничего, кроме как последовать за подругой.
В воздухе витает запах карамели, сливок и необыкновенного еще количества всяким пряностей и вкусностей, что так нравятся рыжей британке, что та, внезапно для себя, обнаруживает, что проголодалась и не отказалась бы сейчас от какого-нибудь сладкого и очень (ОЧЕНЬ) горячего напитка, например, того же какао, о котором она думала всего несколько минут назад. Усаживаясь на свое место прямо напротив подруги, женщина думает, что, действительно, лучшего столика не найти.. и не только в этом заведении. За окном - суета и снегопад, а они сидят в абсолютном тепле и посреди вкусных запахов, что пропитывают ее насквозь. Молли безумно желает, чтобы эти запахи остались на ее волосах и шее, подобно духам.
Она снимает верхнюю одежду, варежки и шапку, отчего рыжие волосы приходится пригладить, чтобы она превратилась в хоть какое-то подобие человека. Смущенно улыбаясь, Молли активно расчесывает пальцами свои кудри и, когда с этим покончено, ставит локти на стол -какой ужас!- и подпирает ими холодное и румяное лицо.
- Итак, прежде чем мы начнем увлекательную беседу о Селестине Уолбег, -- ударение на фамилии певицы и самая очаровательная улыбка, которая только есть в ее запасе. Краснощекая и растрепанная, в красном, почти бордовом, свитере - водолазке она выглядит сущим гномом (не хватает только колпака и тапочек с бубенцами, что будут задорно звенеть - точно ее смех - при энергичной ходьбе... ведь Молли по-другому не ходит), ну или настоящим ребенком. Собственно, для окружающих она такая и есть и ничуть этого не стесняется. Странная, удивительная женщина. - Давай что-нибудь закажем! А то я бы отдала все что угодно за сливочное пиво или, о, нет, постой, да, за какао с зефиром!- у нее совершенно невозможно загораются глаза о мысли о шоколадном согревающем напитке, и ей уже не нужны лишние минуты на размышление о том, что она будет заказывать.
Очень кстати, буквально через несколько секунд к их столику подходит милейшая девушка и, приняв заказ, возвращается еще через несколько минут с напитками. Молли любовно принимает свою чашку какао и довольно улыбается Меде, словно ей, опять, достался самый огромный леденец на свете. Глоток обжигает горло, и на губах остается привкус шоколада и молока. Довольно зажмуриваясь, она делает еще несколько глотков, и некоторое время подруги сидят в полном молчании, что прерывается лишь негромкой рождественской музыкой на заднем фоне, не более, наслаждаясь своими напитками. Периодически миссис Уизли смотрит в окно, наблюдает за падающим снегом и радуется, что он там, за стеклом, радует своей красотой, но не морозит нос и щеки. Потягиваясь, она отставляет чашку в сторону, и, согретая внутри, расплывается в улыбке, когда новая песня сменяет предыдущую.
-Вот, милая... - пауза, которая позволяет Меде вслушаться в мелодию и слова, что тихо и спокойно льются из колонок и приводят в такой восторг ее рыжеволосую спутницу, - Это и есть Селестина Уолбег! Одна из песен ее прошлогоднего концерта. Я, кстати, думаю, что мы сегодня попадем именно на тот концерт, что каждое Рождество транслируют по радио, поэтому, дорогая, нам совершенно необычайно повезло! - тараторить - так в ее стиле, но она очаровательная и очень уютна в своей этой манере. Сияя восторгом и светясь радостью, Молли Уизли абсолютно счастлива сидеть этим днем в ожидании совершенно удивительного вечера, особенно когда рядом ее милая девочка, а в руках ароматная чашка шоколадного - как ее глаза - напитка.

+3

12

Было видно, что хозяин заведения работал в своё удовольствие и стремился превратить достаточно холодное помещение, судя по его расположению и каменным стенам, в нечто уютное и очень домашнее. Людей было не много, как уже успела заметить Андромеда, но  отсутствие громких возгласов и шумных компаний никак не сказалось на общем впечатлении: размеренный темп в этом баре никак нельзя было назвать унылым или сонным. Возможно, дополнительные очки добавляла ещё и спутница девушки, в присутствии которой очень сложно было чувствовать себя не комфортно. В конце концов, в сознании Меды образ Молли Уизли всегда сочетался с домашним очагом и ароматными пирогами, а, как известно, от привычек и рефлексов достаточно сложно избавиться. И, так как она рефлекторно чувствовала тепло и особое очарование "Норы" во взгляде рыжеволосой подруги, ей, в общем то, было не так важно, где именно они находятся. Главное, чтобы рядом. Когда Молли сняла с себя верхнюю одежду, Меда вспомнила, что и ей бы неплохо снять с себя пальто и шарф, если, конечно, ей не хочется запариться. В помещении было более чем тепло, очевидно, дров на растопку камина не жалели. Андромеда аккуратно сняла с себя шарф, который за сегодняшний день уже ни раз успела размотать и замотать обратно. Должно быть, её волосы были в ужасном состоянии, электризуясь в отместку за постоянное раздражение, но девушка предпочла сейчас не забивать себе голову такими пустяками. В конце концов, она не обязаны была блистать на обыкновенной прогулке, для которой, между прочим, учитывая обстоятельства и погоду, вполне был характерен сильный румянец - след соприкосновения игривого ветра с бледной кожей - и, естественно, растрёпанная причёска. Пусть будет ей уроком, в следующий раз она позаботится о том, чтобы собрать волосы в крепкий пучок. Пальто тоже скоро было снято и бережно уложено на некое подобие подоконника, который, однако, находился гораздо ниже положенного и был гораздо шире. На нём уже лежали подушки, которые создавали дополнительный уют. И вообще всё вокруг обдавало самым искреннем теплом, которое можно встретить только зимой, когда на улице идёт снег, а ты, как сторонний наблюдатель, греешься дома, осторожно отпивая из кружки с горячим напитком и старательно кутаясь в плед, потому что всего несколько минут назад был по ту сторону стекла, осыпаемый белоснежными хлопьями. Вот и сейчас Андромеда чувствовала, как каждая клеточка её тела, ещё не отошедшая от зимнего мороза и особенно упрямых снежинок, которые сумели проникнуть за воротник и шарф, как бы расплывается, позволяя заместить приятному жару камина воспоминания о холоде и белизне зимы. Она интуитивно провела руками над свечкой, словно, та - маленький костёр, в котором так приятно вечерами отогревать озябшие пальцы. Меда была рада, что Молли оценила бар, хотя, кажется, эту удивительную волшебницу крайне сложно расстроить. При случае, Меда пообещала себе выяснить этот вопрос у Артура, хотя, кажется, ответ на него она уже знала.
-Меня, почему-то, нисколько не удивляет твой выбор. - Меда улыбается, и в пламени свечи эта улыбка выглядит более чем нежной и приветливой. Удивительно, как пламя свечи вообще преображает мир. Кажется, девушка только сейчас заметила, что за окном стало темнеть. Должно быть. это из-за продолжающегося снегопада, который своими белыми хлопьями противостоял времени и отказывал вечеру в его раннем. по-настоящему зимнем наступлении. - А мне, пожалуйста, сливочного пива. И можно тарелку тыквенного печенья? - она уже обращалась к подошедшей девушке, которая быстрым и аккуратным почерком - это Меда видела опять таки благодаря свече, в свете которой тонкие листы просвечивали, окрашиваясь в золотистый цвет- выводит буквы и символы, шифрующие заказ. Она кивнула и убежала так же быстро, как появилась. - Ну раз уж у нас сегодня день везения и впереди целый концерт... - волшебница подмигивает подруге и снова проводит руками над свечой. Не слишком близко, чтобы не обжечься, но и не слишком далеко, чтобы всё же почувствовать тепло на своих ладонях. Как будто маленький кусочек солнца. А ещё один сидел прямо напротив неё, ожидая своего какао. Официантка вернулась очень быстро, настолько, что за их столом не успел завязаться ни один разговор. Всё выглядело невероятно вкусно, и Андромеда подумала, что им понадобиться добавка, настолько приятный исходил аромат. За столом воцарилось молчание, совсем не тяготящие, а наоборот, заменяющее самые сокровенные беседы. Меда крепко держала в руках кружку с горячим напитком и смотрела в окно, чувствуя, как запах карамели переносится на её волосы. Потом она посмотрела на подругу, которая выглядела счастливее любого ребёнка на Рождество.  Волшебница делает ещё один глоток, и знакомый вкус уносит её далеко в прошлое, в Хогсмид, показывая самые яркие моменты, связанные с этим местом. Она сидит в задумчивости, но почему-то кажется, что Молли читает её мысли и ей не нужно объяснять. Она рассматривает воздушную пену, которая, перемешавшись с карамелью, потеряла свою белизну и местами приобрела цвет свежей патоки. Маленькое медовое облачко у неё в стакане. А потом заиграла музыка, то есть, конечно, она играла и до этого, но только сейчас внимание волшебницы было привлечено к мелодии.  Она слушала внимательно, притаившись и всё ещё не выпуская из рук стакана. С каждой секундой она слышала мелодию громче, а голос отчётливее. Ну конечно, она знала эту исполнительницу, ведь её действительно так часто транслировали на Рождество. А радио в этот светлый праздник было неотъемлемой традицией в семье Тонксов, которую ввёл Тед, видимо, вспоминая о своём детстве.
- Конечно же. Я знаю её. То есть знаю песни, которые крутят по радио на праздники. Кажется, её считают гораздо более традиционной, чем рождественский пудинг на столе. - её голос звучит мягко и вкрадчиво, потому что она блуждает где-то в воспоминаниях о светлых и таких семейных ночах, когда дети искренне радуются снегу, а взрослые угощениям на столах. Да, пожалуй праздники, действительно, сложно представить без этого приятного голоса, который, кажется, поёт про рождественскую суету и всеобщую эйфорию. Как ни странно, Меде казалось, что она слышит этот голос на протяжении всей жизни, хотя едва ли она с ним знакома больше, чем пять-шесть лет. А может, и того меньше. В конце концов, праздники существенно отличаются в различных семьях. Она тянется за печеньем, и, стоит только коснуться его рукой, как повсюду начинает витать приятный аромат знакомой с детства сладости. Меда наслаждается им и ещё больше тем сочетанием, какое он образует вместе с напитками, которые стараются не отставать от угощения и тоже дарить настроение и покой.
- Ты права. Будет действительно очень здорово, если мы первые услышим рождественский эфир. - она точно не знает, почему это кажется такой замечательной возможностью, но почему-то так и есть. И Андромеда не может отделаться от мысли, что этот концерт будет необыкновенным. Наверное, это действительно так, потому что для Молли - это чуть ли не мечта всей жизни. Ну а для Андромеды просто приятное время препровождения, хотя, какое уж приятное - великолепное, волшебное, замечательное и по-настоящему космическое, потому что едва ли можно найти человек довольнее миссис Уизли, а вид такого человека вызывает восторг и улыбку, потому что он чувствует себя причастным к маленькому волшебству, которое происходит при исполнении чьего-то желания. И Меда рассчитывала на дополнительные очки в этом предприятии, потому что, опять же, её рыжеволосая подруга умела радоваться, как никто другой во всей вселенной, и исполнение мечты, соответственно, вызывает у неё гораздо более сильные чувства. И девушка была уверена, что она разделит эти эмоции с Моллс. Ведь для неё мечты - не пустой звук. И она вправе, как ей кажется, назвать себя человеком настолько счастливым, что, если и есть у неё желания, то они настолько же далеки и несбыточны, как самые далёкие звёзды в бескрайнем космическом просторе. И сияют точно также.
-Ну в таком случае, я могу только нас поздравить с более чем успешным днём. - Меда протянула свой стакан - не очень подходящий фужер для тоста, но какой есть. - Признавайся, ты пила феликс фелицис утром и ничего мне об этом не сказала? - она делает глоток и чувствует, как сливки попадают на кончик её носа. Она смеётся, совсем как в детстве, и смахивает бело-карамельный комочек, отчего руки становятся немного влажными и липкими, но это легко исправляется обыкновенной салфеткой, которая уже наготове и вовсю ожидает в небольшом стаканчике белоснежного цвета, когда о ней вспомнят. Меда вспоминает очень быстро и аккуратно вытирает пальцы, не оставляя и следа. Музыка снова меняется и вместе с ней меняется и направление ветра, который заставляет снежинки двигаться совершенно в другом направлении. У них ещё есть время до концерта. На самом деле достаточно много времени, чтобы наговорится в сласть и, учитывая обстоятельства, повспоминать любимую школу.
- Я так рада, что мы выбрались. - слова выливаются тихим голосом, которые едва ли способен бороться с ненавязчивой мелодией новой композиции. Но Меда уверена, что её услышат, потому что Моллс - внимательный слушатель. Она, конечно, любит и Дору, и домашние заботы, и работу. Но иногда действительно не хватает вот таких застывших моментов, когда можно просто остановить время и насладиться карамельным ароматом прекрасного вечера.

Отредактировано Andromeda Tonks (07.08.2016 13:16:13)

+2

13

Её смех не звучит, или даже льётся (плавно и размеренно, хотя в ней в жизни ничего подобного не было - "плавного" и "размеренного" тем более), а скорее звенит, гремит в и без того наполненном всякими разными звуками воздухе и почти пустом зале, отражаясь от стен и множась этим отражением, словно снежинки за большим окном - витриной; её смех отчётливо слышен в этом уютном заведении, где, не считая двух добрых подруг, можно насчитать от силы ещё два - три занятых столика. Этот факт,  впрочем, ни чуть не умоляет того очарования, что с первых секунд возникло в чистой и светлой душе миссис Уизли. Она, разумеется, восторгается всем по-детски и слишком, быть может, идеалистически, но в таком случае, сейчас этот её странный неподходящий взрослому человеку восторг переходит на новый уровень и буквально влюбляет волшебницу в светлые стены, свечи на столах и наполненный запахами пряностей и сладостей воздух. Впрочем, в нем есть кое-что ещё, о чем уже было упомянуто ранее.
Чуть громче, чем в полную силу, и чуть дольше, чем, (вроде как бы и)  вечность звучит её очаровательный такой звонкий и задорный смех: в нем улыбки детских лиц, запах бесконечного лета и лимонного пирога - её знаменитого блюда, которым ещё ни один из многочисленных гостей "Норы" , что порой сплошным непрерывным потоком выходят и выходят из покосившихся дверей ("добро пожаловать" - "всего хорошего!"), за всю историю этих странных посещений не был обделён. Она молодеет, смеясь, и хорошеет, даже несмотря на заметные морщинки в уголках глаз... Впрочем, они то и служат источником этого внезапного омоложения, потому что улыбок в избытке можно найти лишь на детских лицах да и по мере их взросления, впрочем, только до того момента, разумеется, когда эти самые выражения лица станут слишком дороги для того, чтобы делиться ими с каждым встречным. К счастью, как солнечная Молли, так и очаровательная Андромеда все ещё не разучились улыбаться и видеть в этих улыбках не такую уж и большую потерю, если достанутся они, вдруг и совершенно случайно, незнакомцу, простому прохожему, заглянувшему в их жизни буквально на одно мгновение, чтобы исчезнуть навсегда и больше не появиться ни в памяти, ни в мыслях.
- Традиционнее, чем Рождественский пудинг! Скажешь тоже! - глотает смех и в обречённых на поражение, но бесконечных (она ведь, в конце концов, борец по натуре)  попытках пробиться миссис Уизли выдавливает из себя только эти несколько слов и снова заливается очередным приступом смеха, который, на этот раз, действительно мог бы кончится слезами и невыносимой болью в мышцах пресса, однако он заканчивается так же внезапно, как и появляется, оставляя на её лице только яркую -почти сверкающую - улыбку и ямочки на раскрасневшихся щеках. Такая очаровательная Молли приводила в восторг всех и каждого, словно какой-то универсальный ключ от каждого сердца из того множества, что только можно отыскать на планете. Если, конечно, у человека оно есть. - Ах, моя милая, чудесная девочка! Ты только послушай, какой у неё голос! Какая музыка! Какие стихи! - она -мечтатель в душе и романтик, кричащий об этом во всех своих поступках и предпочтениях - выставляет локоть на стол и очень плавно опускает на руку свою чудесную рыжую головку, словно, наслаждаться своей любимой Селестиной Уорбек она может только в таком положении, и, к тому же, слегка прикрывая глаза.
Пока мелодия не заканчивается, она остаётся в таком (мало удобном со стороны, но совершенно идеальном для неё самой) положении, как бы пытаясь остановить момент и насладиться им, что, в общем-то, все, что каждый из нас когда-либо делал в жизни; мы ведь, в общем-то, заняты одним и тем же: гонимся за одним мгновением -самым ярким и красочным из всех, что были или будут - и переживаем его снова и снова. В своих снах, воспоминаниях и в настоящем. Вот и Молли - совершенно на других не похожая, но вдруг точно такая же - застывает на минуту, не стирая сияющей улыбки с лица, радуется, загорается, восторгается, живёт и раз за разом взрывается в собственной душе, зажигая пожары и костры, что теплом будут передаваться всем, кто подойдёт близко или даже останется на расстоянии. Это ее особый дар и особое умение. У любого, ведь, человека должно быть что-то особенное, верно? Вот от Андромеды всегда веет уверенностью и спокойствием. Артур заражает любопытством. А она просто теплая.
- Никакого феликс фелицис, это я тебе обещаю совершенно точно! - кажется, готовая даже поднять правую руку и поклясться чем угодно на свете, она совершенно искренне смотрит на светлые глаза своей подруги, в которых ни раз ловила мудрость (что совершенно не по годам этой юной особе), смелость (что совершенно не нужна при наличии Теда) и доброту (которую редко встретишь во взгляде дочери благороднейшего и древнейшего), однако сейчас там плясали искорки озорства и лёгкого такого сумасшествия, что так часто Молли замечает в чистых глазах своих собственных детей. Она включается в эту игру сразу же, мгновенно и с абсолютным задором закатывает глаза, пожимает плечами и, как бы размышляя, делает поправку своему недавнему замечанию, которое ещё не успело отзвенеть (её голос, как и её смех "звенит", а не "звучит" в воздухе, такая она, в общем-то, взрывная,  эта Молли Уизли ) и до сих пор заполняет собой пространство между подругами. - Но я не ручаюсь, что наши мужья не подлили мне его перед выходом. - взрыв смеха... но не снаружи, а тщательно сдерживаемый внутри, что так и горит своей силой в её шоколадных глазах. - Я, знаешь ли, так боялась оставлять детей с ними, что Артуру пришлось практически выставлять меня за дверь. - пожимает плечами - Так что, милая, я уже ничему не удивлюсь! - и на этот раз она смеётся, и её смех сливается со смехом Андромеды, что, как ей кажется, составляет лучшую симфонию на всём белом свете, и она рада, что    э т о    мгновение она может разделить со своей чудесной девочкой. И что бы там ни говорили, именно такой Андромеда Тонкс навсегда для неё и останется: ангелом, что весь в муке и с растрёпанными волосами, стоит на её крохотной солнечной кухоньке и , как ни старается, все же не может понять, почему тесто похоже на камень и куда пропало из него молоко. Такой Молли увидела свою подругу в одну из первых их встреч, когда взялась обучать её самым необходимым кулинарным основам, и такой же она запомнит её навсегда. Несмотря на то, что и пирог, и пудинг та, несомненно, делать давно научилась.
- Я тоже, милая, я тоже! - легкая улыбка и выброшенная вперёд рука : Молли нежно и почти по-матерински заботливо хлопает Меду по её лежащей на столе ладони несколько раз, как бы заверяя её в том, что сама она чувствует абсолютно то же самое. И так тепло становится на душе, так уютно, что ни снег за окном, ни запах корицы не могут этого чувства усилить или уменьшить. Просто потому что не они послужили причиной его появления. Нет, отнюдь нет. Все дело в добрых словах и таком же добром -мягком и светлом- взгляде прекрасных глаз, что смотрят на неё немного сверху вниз (Меда все же немножко -совсем чуть чуть- выше своей спутницы).
- Но признайся честно, дорогая, ты не переживаешь за детей? - в такой удивительный и насыщенный день тревоги - наверное (совершенно точно), не лучшая тема для разговора, но Молли не может помочь и все равно предлагает его со смущенной и виноватой улыбкой. Мать тем более в компании матери редко может говорит о чем-нибудь другом, и миссис Уизли даёт себе поблажку в этом случае и разрешает всего несколько минут поговорить о доме, о том месте, о котором всегда болит её сердце, где бы она ни находилась: внутри или за его пределами. Очень странная Молли. -Знаешь, я, кстати, попросила Артура прислать за нами, если что-то случится дома... - смеется тихо, медленно и мало, как всегда бывает, когда смех смущенный, больше напоминающий кашель. Она думает, что это глупо, но так ей кажется правильным.
Какао обжигает ей губы и оставляет вкус шоколада на порозовевший от прикосновения горячего губах.
- Мне нравится это место! - непостоянная во всем, она снова, точно снежинки за окном меняют направление своего падения, так и она переходит (почти перескакивает ) к другой теме. Оглядываясь по сторонам, осматривая помещение, ей кажется, что лучшего она в жизни не видела. И почти с детским восторгом заспешит сообщить об этом Андромеде. - Очень уютно! Мы должны обязательно придти сюда снова! - миссис Уизли не любитель строить долгосрочных планов, но, в общем-то, командир по характеру, ей нравится идея, что, быть может, в следующий раз они завалятся в это место со всеми своими семьями и тогда... стенам остаётся только держаться. Тяжело им будет вынести такое нашествие.
Она делает ещё один глоток, снова обжигается, снова чувствует шоколад на губах  и снова ёжится, потому что внутри разливается необыкновенное тепло, что мурашками на коже прогоняет надоевший и такой липкий холод, что непременно хочется от него отвязаться. Молли улыбается.

+3

14

Андромеде нравится наблюдать за тем, как смеётся Молли Уизли. Её смех - это сочетание счастья и радости, по-детски наивного и удивительного. И Меда уверена, что он напоминает звук солнечных лучей, приятно ласкающих кожу в первый по-настоящему тёплый весенний день после затянувшихся зимних холодов, если, конечно, эта мелодия вообще существует. Но глядя на рыжеволосую волшебницу почему-то кажется, что непременно существует, вот он, здесь, разносится по тёплому помещению, смешиваясь с тысячами других приятных звуков, хотя они звучат гораздо приглушённее и менее выразительно. Она уверена, что таким смехом обладает каждый человек, просто звучит он довольно редко, потому что выражает момент неподдельного счастья и искреннего света. Однако есть волшебники - их крайне мало, но всё же, у которых любой, даже самый короткий и скудный смешок, значит гораздо больше, чем самый яркий смех у обычных людей. Это талант или дар, который несомненно стоит ценить. Потому что подобная способность позволяет видеть свет там, где его, казалось бы, совсем нет, позволяет верить в чудо да и просто надеяться, когда другие совершенно потеряли эти ориентиры и сдались. Именно такие люди заряжают теплом остальных одной своей улыбкой, напоминая о том, что даже самый сложный и мрачный день находит свой конец, это неизбежно, и солнце всегда окажется на западе. А потом наступит завтра, такое обнадёживающее и потому приятное для слуха. Сама Меда не считала, что относится к этому типу людей, потому что не обладала подобным талантом, хотя, конечно, в самые счастливые моменты своей жизни, должно быть, она улавливала малую частичку этого дара и светила также ярко. Но она не расстраивалась, ведь нельзя обижаться на солнце и звёзды за их уникальность, как нельзя винить и этих счастливце в их невероятной способности. Поэтому она просто любовалась своей подругой, считая себя по-настоящему везучей. И дело было не в билете на концерт или в везении отхватить автограф известной писательницы, её везение заключалось в том, что она была знакома с Молли Уизли и имела ежедневное подтверждение существованию такого необычного таланта.
- Думаю, мы с тобой прекрасно знаем, что ни Тед, ни Артур не обладают таким талантом в зельеварение, правда? - Меда улыбается, потому что прекрасно знает о способностях мужа в этой области. Воспоминания о его школьных попытках приготовить даже самое простое зелье всё ещё свежи, потому что запах и вид этих творений не так просто выбросить из головы. - На самом деле я уверена, что мой муж особо не настаивал на твоём уходе. Оставаться одному с детьми - для него в новинку. - она пожимает плечами и заправляет за ухо выбившуюся прядь волос. Тед, конечно, был прекрасным отцом, но что касается ответственности - он страшно всего боялся и постоянно советовался с женой, боясь испортить еду для Доры или просто не правильно уложить её в кровать. Ведь это так важно, в какую сторону ляжет ребёнок! Меда сделала ещё один глоток и ласково посмотрела на подругу. Это было так типично для неё. Не хотеть покидать собственный дом. Молли всегда была идеальной женой и ещё более, если это возможно, идеальной матерью. Андромеда не могла представить девушку в роли целителя, журналиста, работника министерства или кого-либо ещё. Ей так подходила её жизнь, что любое изменение казалось просто невозможным. И думая о её днях, нельзя было отделить их от понятия трудовых будней. Потому что именно семья  была её работой, а "Нора" - рабочим местом. Почти невозможная работа, без отпусков и выходных, без оплаты и каких-либо поощрений, кроме, разве что, благодарных улыбок домочадцев и нежных поцелуев детишек. Для Энди дом был домом. В том смысле, что именно там она отдыхала от Св. Мунго, от пациентов, оставляя и стены больницы, и приходящих туда людей за пределами своего гнёздышка. Дом - священное место, куда нужно приходить, абсолютно позабыв о каких-то других проблемах и заботах. Она была уверена, что и для Молли дом оставался домом. Но всё равно оставалось ощущение, что это слово имело немного разное определение для волшебниц, различаясь в мелочах. Но ведь именно детали дополняют общую картину. И Меда не могла не восхищаться миссис Уизли, хотя сама девушка навряд ли бы одобрила подобные эмоции. Андромеда знала, что для рыжеволосой волшебницы не было ничего особенного в её кулинарных шедеврах, не было ничего удивительного в том, как ловко она управлялась с огромным хозяйством, которое с рождением ребёнка увеличивалось ещё на несколько тысяч забот и проблем, и не было решительно ничего сверхординарного в том, как она справлялась с каждой заботой, продолжая при этом сохранять оптимизм и улыбку на лице.
Андромеда не замечает, как допивает последний глоток своего напитка. Он всегда кончается очень быстро, потому что создаёт определённую атмосферу для беседы. А как известно - за приятным разговором время пролетает незаметно, заставляя лишь дивиться заметно ускорившемуся ходу часов. И она просит мимо проходящую девушку налить ей большую чашку кофе. Она боится опьянеть от сливочного пива, хотя прекрасно понимает, что это не так то просто. Но всё же. Ароматный кофе с молоком - приятная альтернатива. И весьма необходимая, потому что в тёплом помещении, особенно после морозной улицы, слишком быстро расслабляются мышцы и сознание, тая в мягкости кресла. Меда не боялась уснуть, но вот утонуть в этой мягкости и теплоте - другое дело. Нужно было взбодриться, потому что впереди был ещё целый вечер. А чёрный напиток, окрашиваемый молоком в приятный для глаза кремовый цвет, был самым лучшим способом достичь желаемого состояния духа. Да и аромат вполне подходил для уютной беседы и сочетался с стоящим запахом карамели вокруг.
- Конечно переживаю, но , думаю, они справятся. - Андромеда кивает головой, размешивая принесённый напиток. Она не добавляет сахар, просто перемешивает, наблюдая за тем, как чернота приобретает более светлый цвет. Круговые движения кофе завораживают, напоминая о чём-то далёком из прошлого. - Я уверена в этом. В конце концов, они не первый день отцы. У Артура вообще отцовский стаж можно смело умножать на два. Так что не волнуйся, дорогая Молли. В конце концов, они нас отыщут. - девушка не сомневалась ни в талантах Артура, который в случае чего непременно последовал бы наказу жены и отыскал бы своё рыжеволосое чудо даже по землёй, ни в способности Теда, который ни раз доказывал, что любое расстояние до Андромеды - ничто, и он с радостью готов его преодолеть, чтобы задать даже самый глупый вопрос, ответ на который очевиден. Нет, он не разводил панику, хотя порой и такое случалось, просто хотел быть уверена на сто процентов. Потому что большая часть его познаний заключалась в играх и историях для Доры, а вот всё остальное время - для этого ему нужна была консультация и советы жены, которая была гораздо опытнее в этих вопросах. Во всяком случае, так ему казалось. Меда же думала, что он просто себя недооценивает, но порой так сложно человека убедить в его неправоте...
- Да, согласна. Место действительно прекрасное. И я бы даже сказала, что у них потрясающая выпечка. Конечно, с твоими шедеврами эти печенья вряд ли можно сравнить, но почётное второе место я бы всё же отдала. - Меда рассматривает печенье и, отламывая кусочек, отправляет его в рот. Оно крошиться, но в этом вся суть печенья, которое непременно должно оставить о себе след. Эти крошки - следы, которые напоминают о деревне и детских годах. Во всяко случае, именно так говорил её муж, а она, конечно, верила, потому что "Нора" не уставала служить подтверждением этого высказывания. - Но это очень далёкое второе место. - Андромеда заверяет подругу, хотя прекрасно знает, что она будет протестовать и ни сколько бы не обиделась, если бы её первенство было отдано кому-нибудь другому. Но волшебница вряд ли согласилась бы с таким расположением призовых мест. Наверное, никто, кто хотя бы раз пробовал пироги Моллс, не смог бы присудить ей что-то, кроме золота, которого она была бесконечно  достойна, и Меда не уставала напоминать ей об этом.
- И ели ты сейчас начнёшь спорить с этим, мне придётся составить официальную бумагу - а я это сделаю, поверь - и собирать подписи со всех твоих знакомых. И каждый со мной согласится. - она кивнула головой, показывая, что её не переубедить. И спорить не стоило. Меда бесконечно верила в своего наставника и постоянного учителя, коим являлась миссис Уизли. Она уже давно перестала поражаться её терпению и снисходительному взгляду, с которым она всякий раз  указывала на ошибки волшебницы, а их было много! И Энди было очень приятно, что в этом взгляде не было ни капли раздражения, а чистая доброта и поддержка. И, если у неё что-то и получалось, то только благодаря этим добрым глазам, наполненным бесконечной верой в успех своей не отличавшейся терпением и талантов ученицы.
Меда делает ещё один глоток и не отпускает кружку, позволяя ей обжигать ладони. Она улыбается и искренне радуется компании. Потому что напротив сидит девушка с невероятным талантом сиять и наполнять всех вокруг своим теплом и уютом.

+3

15

– Тед не показался мне таким уж несчастным и недовольным своей участью, знаешь, когда я уходила из "Норы", – вспоминая сонное, но приветливое лицо мистера Тонкса, Молли все же не может на нем отыскать ни малейшего признака недовольства тем фактом, что сегодня он, на пару с Артуром, заступает на ответственное и крайне важное дежурство в ее собственном - Моллином - доме, что выступает в роли крепости, так умело ее заменяя,  и с ее собственными -Моллиными- детьми, что сегодня и только сегодня оказываются вместо надзирателей. Однако, несмотря на это наблюдение, ее ужасно забавляет то, как Меда относится к нему, и то, как думает о его чувстве высоконравственного долга - отцовского долга- фактически опуская его до самых глубоких глубин, которые только есть или могут быть в этом мире: считая, что, при всем неимоверном количестве положительных черт характера мистера Тонкса, сидение с детьми - невыполнимая и абсолютно непосильная задача. Это действительно смешно, ведь сама Молли точно так же рассуждает о собственном муже, переживая не то чтобы за его компетентность в качестве строгого руководителя целым отрядом из детишек - вечно голодных, вечно скучающих и потому вечно придумывающих себе развлечения, которые очень часто (если не всегда) доставляют хлопоты тем самым руководителям, которыми сегодня, в качестве огромного  исключения, являются Артур и Тед - а скорее за его состоятельность в этой роли, которая легко (в этом она уверена на все сто, а может и двести процентов) может пошатнуться, стоит мальчишкам попросить, назвав отца не абы как, а "лучшим папочкой на свете", или же Доре взглянуть своим особым взглядом (так мистер Уизли зовет тот взгляд, которому не в силах противиться: глубоко выпученные глаза, поднятые брови и губки, сложенные в умоляющем "пожаааалуйста"). Поэтому Молли смеется, пожимает плечами и соглашается про себя со всеми опасениями, которые только могут быть в душе ее милой подруги, относительно безопасности не самих детей, а их отцов - таких беспечных и, порой, наивных в своей великой и слепой любви к своим чадам.
Однако, несмотря на все эти мало утешающие размышления, она вдруг действительно успокаивается, причем совершенно серьезно и совершенно по-настоящему, словно ей только что привели сотню, а то и тысячу доказательств и аргументов в пользу компетентности и состоятельности двух беспомощных взрослых, что больше похожи на детей в ее собственных глазах и по ее собственному мнению, оставшихся этим днем в ее несуразном доме на самом краю света. Расправляя плечи, она спокойно улыбается и пьет свое какао, словно нет ничего естественнее того, чтобы думать о тех страстях, что, быть может, именно в эту секунду происходят в "Норе" и считать все это вполне нормальным и даже совершенно отличным. А Молли ведь вполне легко может представить, в каком состоянии они с Энди найдут ее дом этим вечером: все перевернуто, подушки раскиданы, куры на улице или даже (О, Мерлин!) на кухне; все занавески сорваны, посуда грязная и не убрана со стола; сам стол испачкан и ("Кто это сделал?") измазан в чем-то, совершенно не похожем ни на одно из блюд, что она заботливо оставила перед уходом; а посреди всего этого безобразия - связанные в процессе одной из сумасшедших детских игр или обессилившие от бесконечных безрезультатных попыток угнаться за весельем и юностью- сидят мистер Тонкс и мистер Уизли, совершенно напуганные неиссякаемой энергией собственных детей.
На самом деле, вариантов катастроф, что они могут обнаружить по возвращении домой, в ее кругленькой рыжей головке было еще множество, но, как было ранее сказано, она - совершенно спокойная и безмятежная - продолжает пить свой шоколадный напиток, словно ничего в этом такого страшного нет. Почему же так быстро она обрела равновесие? И почему так быстро выкинула все страхи из сердца, но не из головы? Очень просто. То тепло и нежность, что волнами расползаются по ее телу и разуму, стоит ей только -хоть на долю секунды- подумать о безграничной любви двух отцов-новичков к своим детям, как спокойствие приходит само собой, ведь подобные теплота и нежность не могут не успокоить даже самого параноидального человека (а Молли готова была побороться за это звание). Одна мысль о том, как беззаветно и трепетно Артур и Тед обожают своих крошек, давала ей уверенность в том, что, раз так, ничего плохого не случиться и не может произойти, просто потому что любовь в этом случае дарит опыт - те драгоценные знания, которые у матерей присутствуют с рождения (и называются материнским инстинктом и материнской душой), а у отцов, очевидно, приходят со временем, проведенным наедине с детьми.
– Ты права, милая моя девочка, ты конечно же права! – кивает энергично, словно в попытках заверить свою сердечную подругу, что она целиком и полностью на ее стороне и всегда будет принимать ее точку зрения, какой бы абсурдной она не была. Правда, разумеется, это совсем не то, что Молли имела в виду в данную секунду, но этот маленький аспект никак не отменяет правдивости и верности бросающегося в глаза смысла. Она ведь действительно во всем всегда и навеки будет доверять Андромеде и, несмотря на то, какую бы чушь подруга не придумала и не произнесла бы, всегда останется ее верной сторонницей. – В конце концов, вдвоем они что-нибудь точно-точно придумают. А если нет - мы никуда не делись и всегда ждем от них весточки или письма. – выдыхает с улыбкой, расправляет плечи, и в ее взгляде исчезает - безвозвратно и молниеносно - беспокойство и малейшие признаки волнения, перемещаясь куда-то в душу - ту самую материнскую душу, которую тревоги не отпускают никогда, а лишь таятся там, чтобы заново всплыть в ту или иную минуту, нарушив безмятежность и покой и без того уставшего сердца.
Андромеда просит кофе, а Молли - еще одно какао. До того оно вкусное, что шоколадный привкус совершенно ей не надоедает, а наоборот, словно вызывая какую-то зависимость, так и просится снова объять своим ароматов все вокруг нее, включая ее собственные губы, которые она с большим удовольствие облизывает - без намерения и совершенно автоматически, даже не задумываясь о том, что она делает - пока ждет свой заказ. Милая девушка, что обслуживает сегодня их столик, возвращается очень быстро, Молли даже кажется, что слишком, и так же быстро возвращает теплую улыбку, которой ее в знак благодарности одарила солнечная миссис Уизли, как только ее заботливые и привычные руки поставили чашки перед двумя подругами. Удостоверившись, что больше от нее ничего не требуется - по крайней мере пока - девушка кивает в знак понимания и уходит так же быстро, как и появляется, попутно уверенными движениями забирая использованные приборы и посуду с других столиков. Молли провожает ее взглядом и возвращает его своей подруге.
– Очень обходительная, правда? – однако ей не нужен ответ, чтобы понять, что Энди с ней совершенно согласна, и она погружает свой шоколадный взгляд в белоснежную чашку с шоколадным напитком, словно получая эстетической удовольствие от наблюдения за тем, как пар - аккуратной струйкой белого полупрозрачного дыма - поднимается над напитком, словно доказательство его крайне горячей температуры.
Андромеда снова принимается за свое и нахваливает кулинарные творения Молли, а она - словно девчонка - краснеет и снова не знает, куда деть глаза. Она такая смешная, когда ее хвалят, такая смущенная, что хочется тут же остановиться и обнять ее, чтобы она больше не прятала глаз и перестала так сильно краснеть - ведь и лопнуть так можно! Однако ее кожа непременно меняет свой цвет, причем не только на щеках, но и на ушах, что придает ей еще большее очарование и красоту.
– Если ты продолжишь в том же духе... – Молли не знает, что сделает в этом случае, но Меда не дает ей даже малейшего шанса придумать, прерывая ее резким предупреждением, что, если она начнет отпираться, то ей немедленно поступят доказательства в качестве подписей свидетелей, почитающих ее пироги и, в общем, кухню. Она краснеет еще больше, бормочет что-то нечленораздельное, но таким тонким, высоким голосом, что его не сразу и узнаешь. Когда Молли справляется с собой в достаточной степени, чтобы поднять на подругу смущенные глаза, ее сердце наполнено нежностью и любовью, и на щеках блестит румянец, так удивительно идущий к молочному шоколаду в ее газах.
В конце концов, она бросается на шею своей подруги и, целуя ее в щеку, бормочет восторженно и радостно:
– Ах, Энди, Энди! Ну разве могу я перечить тебе, ангел ты мой? – слишком живая и, быть может, через чур свободная в выходе своих чувств, она просто не может по-другому. Глупышке, ей даже в голову не приходит, что кому-то может не понравится объятия или такие громкие заявления, но, в ее защиту, стоит сказать, что в Меде она уверена: темноволосая и совершенно неотразимая Андромеда, несмотря на то, что со стороны и при первом знакомстве она может показаться сдержанной и через чур спокойной, не может ответить ничего, кроме улыбки на этот странный и слишком буйный порыв своей рыжеволосой подруги. В этом Молли твердо уверена.
Они болтают еще два или три часа, не замечая времени и совершенно теряясь в нем, среди бесконечных слов, смеха и воспоминаний, который они воскрешают в своих рассказах и байках, подбирая истории по случаю и к слову. Молли уже давно так не отдыхала и сейчас чувствует себя совершенно великолепно: счастливой, безмятежной, радостной. В ее глазах эта радость горит огнями и румянцем играет на щеках, когда она пытаясь пережевать печенье, заливается очередным порывом несдерживаемого смеха. Снег за окном несколько раз переставал и снова начинал свое падение, но вскоре она перестала различать даже его очертания: стемнело. Окно теперь превратилось в зеркало, где отражались их силуэты, столик, за которым они сидели, да свечка, что стояла на столе.
Опомнившись, она смотрит по сторонам и с величайшим удивлением обнаруживает, что люди, что сидели здесь, когда они вошли, уже давно уступили свои места другим, а, может, и третьим. И Молли с самой теплой улыбкой смотрит на свою милую девочку и смеется над самой собой и над их увлеченностью разговором.
– Как думаешь, – ее голос мягкий и спокойный, с нотками смеха и радости в нем. – Не пора ли нам?
И она - это рыжее нелепое существо с круглым лицом и ямочками на щеках, когда она улыбается - понимает, что настало время покинуть этот уютный мирок и выйти навстречу стужи, чтобы завершить самым замечательным воспоминанием этот удивительный день - концертом обожаемой ею Селестины Уолбег.

+3

16

Андромеда смеётся, прогибаясь от неожиданного порыва подруги. Молли Уизли, лёгкая как пушинка и маленькая как только что проклюнувшийся росток какого-то растения (определённо, с цветками жёлтого цвета), всё же, разогнавшись и внезапно бросившись обниматься, становится достаточно тяжёлой ношей, чтобы усидеть прямо. Но это быстро проходит, и Андромеда выпрямляется, обнимая свою чудесную и такую открытую подругу в ответ. От неё пахнет "Норой", домом с неповторимым ароматом, компоненты которого так и останутся, должно быть, для Меды глубокой тайной, впрочем, как и для всех остальных посетителей этого странного дома и, наверное, для его обитателей. Впрочем, она почти уверена, что это запах только что затопленного камина, свежей выпечки и безграничного счастья, которое, также как и амортенция, пахнет для каждого по-своему. И Андромеда готова поклясться, что её заветная тройка ароматов каждый раз чувствуется в обители семейства Уизли, словно, сам дом готовился к её прибытию. Конечно же, были и другие ароматы, разгадать которые так просто не получалось, но волшебница надеялась, что когда-нибудь...возможно... А пока...
- Можно, мы запишем это где-нибудь. Судьбоносный момент, когда Молли Уизли дала мне безграничную свободу выражения, сказав, что не в силах перечить моим словам.  - Андромеда смеётся, ласково смотря на подругу, шоколадные глаза которой светятся и сияют, излучая тепло, не хуже, чем свечка, почти догоревшая, но всё ещё такая же яркая. Растопленный воск растекается по подставке, образуя какие-то узоры. Они похожи на те же завитки, что оставляет мороз на стёклах ранним утром после снегопада. Вот только они другого цвета. Цвета скошенной травы по осени и только что приготовленного морковного пирога. И Андромеда сияет в ответ, от чего её обычно куда более холодные глаза наполняются, пусть не шоколадом, но чем-то близким по теплоте и радушию. Ей всегда говорили, что их можно найти в её взгляде. Меда удивляется, что Молли действительно такое сказала. Ведь, кроме шуток, она никогда в жизни не перестанет оспаривать подобные комплименты. Доказательства - её красные уши и румянец на щеках. Но волшебнице всё равно приятно, что Моллс обещает ей подобную глупость, утопичную небылицу. Ей действительно приятно. - Тогда в следующий раз, когда ты начнёшь мне возражать - а это обязательно случится, дорогая, ты же себя знаешь - я тебе припомню это местечко и твои слова. - в глазах появляются искорки. Конечно, она не серьёзно. Как вообще можно быть серьёзной, когда рядом такой чудесный солнечный человечек, больше напоминающий маленького ребёнка своим восторгом и неописуемой наивностью? Вот и Меда не может, хотя обычно она такая обстоятельная, такая сдержанная. Рядом с рыжеволосой подругой всё это испаряется, и Меда забывает про свои проблемы, про глобальные тревоги и про вечные угрозы, без которых не может существовать наш мир. И остаётся только место, застывшее время и смех миссис Уизли, который по всем параметрам больше походит на заливистый смех Нимфадоры или другого ребёнка, радующегося существованию феи. Быть может, Моллс и была радужной феей, обожающей детей и, в общем то, всех людей на свете, главное, чтобы они умели улыбаться ей в ответ.
Андромеда смотрит на часы. Ещё несколько мгновений назад, которые Меда сейчас могла измерить только своими вздохами, потому что циферблату было невозможно доверять, ведь так мало времени прошло, а он показывал обратное, казалось, что секундная стрелка застыла на одном месте, не желая двигаться дальше. Просто мерцая на одной точке, протестуя против обычного хода времени. И она искренне поражается, потому что прошло слишком много времени, гораздо больше, чем она успела подметить. Она растеряно переводит взгляд на подругу, потому что они едва не пропустили концерт. Конечно, в запасе есть ещё какое-то время, но Меда поражена не от этого. Она удивлена таким большим скачком во времени, который можно объяснить, наверное, только временным порталом или маховиком времени.
-Знаешь, Моллс, мы чуть было не опоздали. Нам безусловно пора! - Меда встаёт из-за столика, видя, что их доброжелательная и обходительная официантка замечает их уход. Она оставляет на столе чуть больше, чем нужно, потому что девушка действительно проявила старание, а в таких случаях приятно оставлять на чай. - Давай, милая, нам нужно немного поторопиться. Можешь представить, что прошло уже два часа? - она надевает пальто, которое успело впитать в себя и аромат кофейных зёрен, разбавленных молочной сладостью, и запах корицы, наверное, от Моллиного какао, и карамель, и тыкву, и всё на свете. И девушка не может не вдохнуть полной грудью, набрасывая его на свои плечи. Она застёгивает пуговицы, берёт сумку и шарф, который тут же оказывается замотанным вокруг шеи. Она уже успела соскучиться по его мягкости и замечательному цвету. И где только Молли нашла такую шерсть? Она вытаскивает волосы, опять оказавшиеся прижатыми витками шерстяного подарка, и, улыбаясь расторопной девушке, которая уже кивает им у барной стойки, берёт под руку подругу. Опять открывается дверь, звенит колокольчик, в этот раз оповещающий об уходе довольных посетителей, у которых непременно есть намерение вернуться, и Меда снова слышит хруст под своими ногами.
- Осторожнее, здесь скользко. - Андромеда замечает под снегом лёд и чувствует, как скользит её нога, но она умеет держать равновесие, гораздо лучше, чем может показаться на первый взгляд. Они идут по улице, уходя всё дальше и дальше от домашнего очага. Снег продолжает своё представление, словно, стараясь обратить на себя внимание прохожих. Девушка ежиться от резкой перемены температуры: уж слишком свежо воспоминание о тёплой свечке, горевшей таким уютным пламенем на столике возле окна. Ей кажется, что она ещё долго не сможет забыть этого места. И обязательно расскажет о нём Теду. Он любит такие места. Наверное, даже больше, чем Меда. И, если такое возможно, больше чем Молли.
- А теперь вперёд, дорогая моя Молли. Нас ждёт Селестина Уорбек! - Меда старается приободрить подругу, хотя ей вряд ли это нужно. И, главное, приободрить себя. На улице стало по-настоящему морозно, и перспектива длинного вечера не кажется ей такой уж заманчивой. Хотя рядом с рыжим солнышком, которое она сейчас держала под руку, вряд ли что-то может показаться не заманчивым. И Меда гонит от себя дурные мысли. В конце концов, едва ли концертный зал окажется холодным и неприветливым. Это просто снег и наступающая темнота внушает подобные мысли. Она улыбается подруге и шагает вперёд, стараясь держаться подальше от середины улицы, которая бурит от огромного количества людей. Кажется, вечером жизнь здесь только начинается. Вокруг все радуются встречи, смеются и громко повествуют о своей жизни. Через шаг Андромеда слышит о тяжёлом дне, о раздражающей соседке и новом открытии в какой-то области. Вечер только начинается. И, кажется, жизнь только начинается. И это почему-то обнадёживает и успокаивает почти также, как чашка чая с ромашкой и сладким мёдом. Все дурные мысли сразу испаряются, и Андромеда во всех подробностях представляет себе, какое удовольствие должна получить от окончания вечера и встречи с любимой подругой. А потом она обязательно обо всём расскажет Теду, который, конечно, как и она, посмеётся над фамилией миссис Тотти Дривелл, переспросит имя Селестины Уорбек и просто порадуется, что семейство Уизли такое, какое оно есть. А потому они вместе подумают о том, что им невероятно повезло. И не просто из-за чудесного дня, а из-за таких солнечных знакомых, которые даже без магии, творят волшебство, грандиознее того, которое можно создать при помощи волшебной палочки. В конце концов, счастье и любовь -  магия гораздо более могущественная, чем любая когда-либо существовавшая в нашем мире.

+3

17

С лёгкой улыбкой - по-матерински нежной и снисходительной - Молли позволяет своей маленькой чудесной девочке подшучивать над собой и своим почти что поражением, давать  такие громкие и явно неисполнимые обещания, припомнить этот день, это место, а самое главное - слова, что секунду назад ознаменовали победу красавицы - Энди, что выглядит ещё прелестнее, когда смеётся и улыбается. Так прекрасно оттесняют её бледное лицо тёмные слегка растрепанные пушистые каштановые кудри, так ослепительно выделяется на овальном худом лице алые губы и раскрасневшиеся щеки, что Молли хочет только сильнее прижать к себе свою сердечную подругу и никогда в жизни не давать ей слышать плохого слова в свой адрес, защищая от всего мира и спасая от жестоких глаз. Однако она - такая удивительная и часто неловкая - борется со своим странным порывом, что возник как-то слишком неожиданно и негаданно в самом центре её и без того заботливого сердца, и только улыбается лучезарно, словно действительно олицетворяет величественное солнце на этой холодной земле. Невозможная оптимистке и та ещё сказочница, Моллис так и остаётся после своего ангела, пока он, расправив крылья и облачившись в верхнюю одежду, не подтвердил своей готовностью к уходу, что им, в общем-то, уже давно пора.
Какая-то по-листки глупая и неразумная тоска легла камнем на сердце миссис Уизли, и она, страшно недовольная собой, все же встала и, следуя примеру подруги стала закутывать сама себя - точно так же, как утром это проделал Артур - в тёплую верхнюю одежду. Горчичное пальто легло тяжестью на плечи, хотя, разумеется, весило оно всего нечего. Но зимняя одежда, как известно, имеет особенность тяготить своего владельца и заставлять его мечтать о горячем ветре и согревающем солнце, а не о том его холодном подобии, что таким блеском отражается от белых пушистых сугробов на улице. Белая шапка снова прижимает под собой волосы, и, прежде чем надеть варежки (зеленые, совершенно неподходящие ни к одному из предметов её образа ни по цвету, ни по стилю, но образующие, внезапно, при взаимодействии странный ансамбль, который, разумеется, под силу надеть только самой пестрой женщине на свете - Молли Уизли), она приглаживает челку и проверяет, чтобы все сидело отлично, а то ведь в варежках так неудобно докасаться до волос: это вызывает их наэлектризованность.
Все. Теперь она готова и запросто может поддаться - хотя бы на несколько мгновений - той тоске и обиде на саму себя, что появились совсем недавно, но уже тяжелым и холодным камнем лежат на её заботливой душе. Так это место ей нравится, до того здесь уютно и тепло, спокойно и вкусно, что она бы с радостью осталась на своём месте, прямо тут, на мягком кресле возле потемневшей витрины, что теперь больше не служит окном, а скорее превратилось в зеркало, что запечатляет на мгновения и доли секунды все то, что происходит в тёплом освещённом зале ароматного кафе, и напрочь забыла бы о концерте. Просто взяла и забыла бы, словно нет билета и не блестят настойчиво золотые буквы билета, сообщающие так же настойчиво, если только не ещё более строго, о том, что этим вечером, шестнадцатого декабря, состоится концерт великой и бесподобной Селестины Уолбег. И то ли  эти буквы, то ли поклонница её творчества в глубине души, но, в любом случае, что-то подтолкнуло миссис Уизли в сторону двери. Поэтому, всего спустя несколько секунд, от её тоски на остаётся и следа: Молли бодрится, храбрится и с готовностью берет свою милую девочку под руку, не то, чтобы её не потерять, не то, чтобы не потеряться самой. И так вот они и выходят из ароматного тёплого паба, где просидели добрых два часа и даже не заметили, как пролетел вечер.
На улице морозно. На улице идёт снег. И людей стало ещё больше: все толкаются, спешат куда-то  и, в общем и целом, кажутся Молли муравьями, с которыми она привыкла бороться в саду, спешащими в свой муравейник, так надеясь успеть до темноты, чтобы не остаться на улице ночью.
Солнце, к слову, давно село. И вряд ли кто-то из прохожих был под угрозой ночлега на улице. Только они все же опускали головы ниже и семенили в нудную сторону, никем не замеченные, ничем не запомнившиеся.
А Молли внимательно наблюдает за всем этим и смеётся, довольная своим сравнением. С ним она, к слову, немедленно спешит поделиться со своей милой Энди:
– Смотри, Меда, милая! Они так похожи на муравьев - тружеников!  – улыбается, смеётся и шмыгает носом: у неё от мороза насморк начинается. И щеки краснеют, и нос тоже. – Надеюсь, мы не так выглядим!  – её смех разносится по улице и, прежде чем скрыться в толпе, раствориться, исчезнуть, заглохнуть, он успевал обратить на себя внимание нескольких прохожих.
Замолкая под любопытными взглядами, Молли покрепче берет подругу под руку, и они вместе идут и очень скоро сливаются в толпе. Две фигуры: одна повыше, другая пониже. Бежевое и горчичное пальто, что теряются под покрывалом белого снега и посреди целых улиц таких же стройных и непохожих фигур.

Ближайшие несколько часов улыбка не сходит с лица Молли. Она нежно обнимает свою подругу и, чувствуя, что не может сдержать эмоций, то и дело бормочет что-то о безмерной благодарности и лучшем дне в её жизни. С таким упоением смотреть на крошечную фигурку (места, разумеется по бесплатным билетам были не в первом ряду, но рыжей волшебнице и этого хватило) на далекой сцене, что простирает руки к небу или к зрителям как это делает Молли, совершенно не возможно. И, кажется, никто так и не смотрит. А у миссис Уизли слезы текут на любимых песнях, и она за сердце хватается, когда певица благодарит всех за посещение её концерта и клянётся в вечной любви. Краем глаза Молли видит, что Энди впечатлена чуть меньше, но все же, кажется, и ей понравились душевные песни Селестины Уолбег. Артур их завываниями называет, а его жена обижается часто по этому поводу.

– Ах, моя милая девочка! – воодушевленный голос британки звучит высоко и потому хрипло, обе подруги уже трансгрессировали в Девоншире и теперь идут , не спеша, к горящей в холодной зимней темноте "Норе". Окна её дома сияют, словно путеводные нити, и, спускаясь с холма, Молли уже точно может сказать, в каких комнатах горит свет. – Какой чудесный, невероятный день! Я так рада, так рада, что мы выбрались! – почти прыгает и вообще чувствует такое воодушевление, точно даже опьянение, словно они гуляли всю ночь напролёт и отмечали свой выход в свет парой стаканчиков огневиски. Правда, Молли не пьёт, и уже давно, но не то воздух так на неё влияет, не то эйфория и радость, что хлещут через край, как бы то ни было, она почти подпрыгивает и перед самым входом в дом позволяет себе ещё одну малую нежность: крепко обнимает свою подругу и, снова взяв её под руку, Молли открывает дверь и вводит Энди в дом.
– Мы вернулись! – тишина тревожно отдаётся в её душе, но через секунду громкие крики наполняют "Нору" и становятся все ближе. Свора детей и их отцов обрушивается на пришедших миссис, и им ничего не остаётся, кроме как засмеяться и перецеловать всех по порядку.

Чай этим вечером подают поздно - в девять вечера - а для мальчиков и Доры это настоящий праздник: можно лечь спать по позже. Подруги делятся своими впечатлениями и, под дружные охи и ахи, воодушевленно, перебивая друг друга, дополняя одна другую, рассказывают о всех невероятных местах, в которых сегодня побывали.
Тепло и уютно в "Норе" этим вечером, даже больше, чем обычно.
Как только Артур слышит про Селестину, язвительная усмешка появляется на его лице, и он морщит лоб. Однако Молли замечает, как он корчит рожи детишкам, вызывая тем самым взрыв хохота, и легонько толкает мужа в бок.
– Она талант! Бесценное дарование! – обиженный тон легко стирается из её голоса, когда Артур нежно обвивает своей рукой ее талию и, усмехаясь, заверяет: "Ну конечно, моя дорогая, конечно!".

Отредактировано Molly Weasley (11.08.2016 16:16:11)

+3


Вы здесь » The last spell » Завершенные эпизоды » [Past] moms` night out


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно